Неточные совпадения
Не то чтобы он отличался великолепными зданиями, нет в нем садов семирамидиных, ни
одного даже трехэтажного дома не встретите вы в длинном ряде улиц, да и улицы-то
всё немощеные; но есть что-то мирное, патриархальное во
всей его физиономии, что-то успокоивающее душу в тишине, которая царствует на стогнах его.
Выедешь это на следствие и начнешь
весь окольный народ сбивать: мало
одной волости, так и другую прихватишь —
всех тащи.
Убиица-то он
один, да знакомых да сватовей у него чуть не целый уезд; ты вот и поди перебирать
всех этих знакомых, да и преступника-то подмасли, чтоб он побольше народу оговаривал: был, мол, в таком-то часу у такого-то крестьянина? не пошел ли от него к такому-то? а часы выбирай те, которые нужно… ну, и привлекай, и привлекай.
Однако пошли тут просьбы да кляузы разные, как водится, и
всё больше на
одного заседателя. Особа была добрая, однако рассвирепела. „Подать, говорит, мне этого заседателя“.
Сторговались они, а на другой день и приезжают их сиятельство ранехонько. Ну и мы, то есть
весь земский суд, натурально тут,
все в мундирах;
одного заседателя нет, которого нужно.
Убьют они это зайца, шкуру с него сдерут, да так, не потроша, и кидают в котел варить, а котел-то не чищен, как сделан;
одно слово, смрад нестерпимый, а они ничего, едят
всё это месиво с аппетитом.
А нынче что! нынче, пожалуй, говорят, и с откупщика не бери. А я вам доложу, что это
одно только вольнодумство. Это
все единственно, что деньги на дороге найти, да не воспользоваться… Господи!»
И подлинно, грех сказать, чтоб он ее не любил, а больше так
все об ней
одной и в мыслях держал.
Отпустил его домой, да не
одного, а с сотским. Принес заводчик деньги, да
все думает, не будет ли милости, не согласится ли на двести рублев. Сосчитал Фейер деньги и положил их в карман.
Я всегда удивлялся, сколько красноречия нередко заключает в себе
один палец истинного администратора. Городничие и исправники изведали на практике
всю глубину этой тайны; что же касается до меня, то до тех пор, покуда я не сделался литератором, я ни о чем не думал с таким наслаждением, как о возможности сделаться, посредством какого-нибудь чародейства, указательным пальцем губернатора или хоть его правителя канцелярии.
Кшецынский при этом зеленел и вздрагивал, и во рту у него делалось скверно; но
все это происходило лишь на
одно мгновение, и он снова потуплял глаза в тарелку.
Сальные свечи в изобилии горят во
всех комнатах; однако ж в
одной из них, предназначенной, по-видимому, для резиденции почетного гостя, на раскрытом ломберном столе горят даже две стеариновые свечи, которые Дмитрий Борисыч, из экономии, тушит, и потом, послышав на улице движение, вновь зажигает.
И не то чтобы он подал вам какие-нибудь два пальца или же сунул руку наизнанку, как делают некоторые, — нет, он подает вам
всю руку, как следует, ладонь на ладонь, но вы ни на минуту не усумнитесь, что перед вами человек, который имел бы полное право подать вам
один свой мизинец.
Вообще, Порфирий Петрович составляет ресурс в городе, и к кому бы вы ни обратились с вопросом о нем, отвсюду наверное услышите
один и тот же отзыв: «Какой приятный человек Порфирий Петрович!», «Какой милый человек Порфирий Петрович!» Что отзывы эти нелицемерны — это свидетельствуется не только тоном голоса, но и
всею позою говорящего. Вы слышите, что у говорящего в это время как будто порвалось что-то в груди от преданности к Порфирию Петровичу.
Папа Порфирия Петровича был сельский пономарь; maman — пономарица. Несомненно, что герою нашему предстояла самая скромная будущность, если б не
одно обстоятельство. Известно, что в древние времена по селам и
весям нашего обширного отечества разъезжали благодетельные гении, которые замечали природные способности и необыкновенное остроумие мальчиков и затем, по влечению своих добрых сердец, усердно занимались устройством судеб их.
Однако сын не сын управительский, а надели рабу божьему на ноги колодки, посадили в темную, да на другой день к допросу: «Куда деньги девал, что прежде воровал?» Как ни бились, —
одних волос отец две головы вытаскал, — однако не признался: стоит как деревянный, слова не молвит. Только когда помянули Парашку — побледнел и затрясся
весь, да и говорит отцу...
— Ты ее, батька, не замай, а не то и тебя пришибу, и деревню
всю вашу выжгу, коли ей какое ни на есть беспокойствие от вас будет. Я
один деньги украл,
один и в ответе за это быть должон, а она тут ни при чем.
Сиживал-таки Порфирка наш голодом не
один день; хаживал больше
все на босу ногу, зимой и летом, в
одном изодранном тулупчишке.
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие такие неудобные подробности изображаются. Глупая была баба! Мало ей того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет да на другой день
все это опишет: «Помнишь ли, мол, миленький, как ты сел вот так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за руку, а я, дескать, хотела ее отнять, ну, а ты»… и пошла, и пошла! да страницы четыре мелко-намелко испишет, и
все не то чтоб дело какое-нибудь, а так, пустяки
одни.
Однажды пришла ему фантазия за
один раз
всю губернию ограбить — и что ж? Изъездил, не поленился,
все закоулки, у исправников
все карманы наизнанку выворотил, и, однако ж, не слышно было ропота, никто не жаловался. Напротив того, радовались, что первые времена суровости и лакедемонизма [16] прошли и что сердце ему отпустило. Уж коли этакой человек возьмет, значит, он и защищать сумеет. Выходит, что такому лицу деньги дать —
все равно что в ломбард их положить; еще выгоднее, потому что проценты больше.
Говорят, будто сквозь ее приветливость просвечивает холодность и принужденность, что в самой доброте ее нет той симпатичности, той страстности, которая
одна и составляет
всю ценность доброты.
Удостоенная интимных сношений с княжной, она нашла, что ее сиятельство в себе
одной соединяет коллекцию
всех женских совершенств.
Не вдруг, а день за день, воровски подкрадывается к человеку провинцияльная вонь и грязь, и в
одно прекрасное утро он с изумлением ощущает себя сидящим по уши во
всех крошечных гнусностях и дешевых злодействах, которыми преизобилует жизнь маленького городка.
И на дружеском совете положено было о ручках думать как можно менее, а, напротив того,
все силы-меры направить к
одной цели — месту станового.
Еще в детстве она слыхала, что
одна из ее grandes-tantes, princesse Nina, [тетушек, княжна Нина (франц.).] убежала с каким-то разносчиком; ей рассказывали об этой истории, comme d’une chose sans nom, [как о неслыханной вещи (франц.).] и даже, из боязни запачкать воображение княжны, не развивали
всех подробностей, а выражались общими словами, что родственница ее сделала vilenie. [низость (франц.).]
Княжна с ужасом должна сознаться, что тут существуют какие-то смутные расчеты, что она сама до такой степени embourbée, что даже это странное сборище людей, на которое всякая порядочная женщина должна смотреть совершенно бесстрастными глазами, перестает быть безразличным сбродом, и напротив того, в нем выясняются для нее совершенно определительные фигуры, между которыми она начинает уже различать красивых от уродов, глупых от умных, как будто не
все они
одни и те же — о, mon Dieu, mon Dieu! [о, боже мой, боже мой! (франц.)]
Разговаривая с ней за ужином, я вижу, как этот взор беспрестанно косит во
все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два куска жаркого вместо
одного, или что лакеи на
один из столов, где должно стоять кагорское, ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в рубль серебром.
Во-первых, я постоянно страшусь, что вот-вот кому-нибудь недостанет холодного и что даже самые взоры и распорядительность хозяйки не помогут этому горю, потому что
одною распорядительностью никого накормить нельзя; во-вторых, я вижу очень ясно, что Марья Ивановна (так называется хозяйка дома) каждый мой лишний глоток считает личным для себя оскорблением; в-третьих, мне кажется, что, в благодарность за вышеозначенный лишний глоток, Марья Ивановна чего-то ждет от меня, хоть бы, например, того, что я, преисполнившись яств, вдруг сделаю предложение ее Sevigne, которая безобразием превосходит всякое описание, а потому менее
всех подает надежду когда-нибудь достигнуть тех счастливых островов, где царствует Гименей.
Замечу мимоходом, что Марья Ивановна очень хорошо знает это обстоятельство, но потому-то она и выбрала Анфису Петровну в поверенные своей сплетни, что, во-первых, пренебрежение мсьё Щедрина усугубит рвение Анфисы Петровны, а во-вторых, самое имя мсьё Щедрина
всю кровь Анфисы Петровны мгновенно превратит в сыворотку, что также на руку Марье Ивановне, которая, как дама от природы неблагонамеренная, за
один раз желает сделать возможно большую сумму зла и уязвить своим жалом несколько персон вдруг.
Василий Николаич не преминул воспользоваться и этим обстоятельством. Несколько понедельников сряду, к общему утешению
всей крутогорской публики, он рассказывал Алексею Дмитричу какую-то историю, в которой
одно из действующих лиц говорит:"Ну, положим, что я дурак", и на этих словах прерывал свой рассказ.
Мало-помалу образовались в зале кружки, и даже Алексей Дмитрич, желая принять участие в общем разговоре, начал слоняться из
одного угла в другой, наводя на
все сердца нестерпимое уныние. Женский пол скромно пробирался через зал в гостиную и робко усаживался по стенке, в ожидании хозяек.
Есть у них на
все этакой взгляд наивный, какого ни
один человек в целом мире иметь не может.
mais vous concevez, mon cher, делай же он это так, чтоб читателю приятно было; ну, представь взяточника, и изобрази там… да в конце-то, в конце-то приготовь ему возмездие, чтобы знал читатель, как это не хорошо быть взяточником… а то так на распутии и бросит — ведь этак и понять, пожалуй, нельзя, потому что, если возмездия нет, стало быть, и факта самого нет, и
все это
одна клевета…
В провинции лица умеют точно так же хорошо лгать, как и в столицах, и если бы кто посмотрел в нашу сторону, то никак не догадался бы, что в эту минуту разыгрывалась здесь
одна из печальнейших драм, в которой действующими лицами являлись оскорбленная гордость и жгучее чувство любви, незаконно попранное, два главные двигателя
всех действий человеческих.
— Да ноне чтой-то и везде жить некорыстно стало. Как старики-то порасскажут, так что в старину-то
одного хлеба родилось! А ноне и земля-то словно родить перестала… Да и народ без християнства стал… Шли мы этта на богомолье, так по дороге-то не то чтоб тебе копеечку или хлебца, Христа ради, подать, а еще тебя норовят оборвать…
всё больше по лесочкам и ночлежничали.
Но вот раздался благовест соборного колокола; толпа вдруг заколыхалась и
вся, как
один человек, встала…
— Эх, Антон Пименыч!
все это анекдот
один, — сказал писарь, — известно, странники оттелева приходят, так надо же побаловать языком, будто как за делом ходили…
— Нашего брата, странника, на святой Руси много, — продолжал Пименов, — в иную обитель придешь, так даже сердце не нарадуется, сколь тесно бывает от множества странников и верующих. Теперь вот далеко ли я от дому отшел, а и тут попутчицу себе встретил, а там: что ближе к святому месту подходить станем, то больше народу прибывать будет; со
всех, сударь, дорог
всё новые странники прибавляются, и придешь уж не
один, а во множестве… так, что ли, Пахомовна?
И привел он ее к лесу темному; в тыим лесе
одни только древа-осины проклятые: листами дрожжат, на
весь мир злобствуют.
Хозяин, он же и Архип, мужик, раздувшийся от чрезмерного употребления чая, с румяным лицом, украшенным окладистою бородкой и парою маленьких и веселых глаз, в
одной александрийской рубашке, подпоясанной ниже пупка, подходит к тарантасу Ивана Онуфрича, окидывает взглядом кузов, потом нагибается и ощупывает оси и колеса, потряхивает легонько
весь тарантас и говорит...
Боченков прежде
всего принимается за шпанскую водку и заедает ее огромным куском языковой колбасы; потом по очереди приступает и к другим яствам, не минуя ни
одного.
И таким, сударь, родом, в
одну, можно сказать, ночь лишилась я и Федора Гаврилыча и
всего моего имущества!
— Уговорила меня, сударь, к себе тутошняя
одна помещица к ней переселиться:"Живите, говорит, при мне, душенька Марья Петровна, во
всем вашем спокойствии; кушать, говорит, будете с моего стола; комната вам будет особенная; платьев в год два ситцевых и
одно гарнитуровое, а занятия ваши будут самые благородные".
Был у меня знакомый… ну, самый, то есть, милый человек… и образованный и с благородными чувствами… так он даже целый год ходил, чтоб только место станового получить, и
все, знаете,
один ответ (подражая голосу и манере князя Чебылкина...
Хоробиткина. Потому что женщина
все эти чувства бессравнительнее понимать может… ну, опять и то, что женщина, можно сказать, живет для
одной любви, и кажется, нет еще той приятности, которою не пожертвовала бы женщина, которая очень сильно влюблена. (Смотрит томно на Налетова.)
Пафнутьев вздрагивает и подается
всем корпусом вперед; Хоробиткина встает и поправляет на груди выбившийся из-под платья шнурок; купцы и пейзане переминаются и вздыхают;
один Налетов, развалившись, сидит на стуле.
— «А что за невестой дают?» — «Пять платьев да два монто,
одно летнее, другое зимнее; из белья тоже
все как следует; самовар-с; нас с женой на свой кошт год содержать будут, ну и мне тоже пару фрашную, да пару сертушную».
Вот выбрал я другой день, опять иду к нему. «Иван Никитич, — говорю ему, — имейте сердоболие, ведь я уж десять лет в помощниках изнываю; сами изволите знать,
один столом заправляю; поощрите!» А он: «Это, говорит, ничего не значит десять лет; и еще десять лет просидишь, и
все ничего не значит».
Да уж хоть бы этот поскорее женился —
все бы
один конец, а теперь сиди вот дома, слушай
все эти безобразия, да еще себя наблюдай.
Да и чиновник там такой есть, что на кажной тебе станции словно в зубы тычет: «Ты, мол, за честь почитай, что сподобил тебя создатель на почте ехать!» Станешь это лошадей торопить, ну,
один только и есть ответ ото
всех: «Подождешь, мол, борода, не великого чина птица».