Неточные совпадения
Мне было стыдно. Я отвернулся и сказал ему: «Поди вон, Савельич; я чаю не хочу». Но Савельича мудрено было унять, когда, бывало, примется за проповедь. «Вот видишь ли, Петр Андреич, каково подгуливать. И головке-то тяжело, и кушать-то не хочется. Человек пьющий ни на
что не годен… Выпей-ка огуречного рассолу с медом, а всего
бы лучше опохмелиться полстаканчиком настойки. Не прикажешь ли?»
Незаметным образом я привязался к доброму семейству, даже к Ивану Игнатьичу, кривому гарнизонному поручику, о котором Швабрин выдумал, будто
бы он был в непозволительной связи с Василисой Егоровной,
что не имело и тени правдоподобия; но Швабрин о том не беспокоился.
— Да так… он такой насмешник! Я не люблю Алексея Иваныча. Он очень мне противен; а странно: ни за
что б я не хотела, чтоб и я ему так же не нравилась. Это меня беспокоило
бы страх.
Иван Кузмич, хоть и очень уважал свою супругу, но ни за
что на свете не открыл
бы ей тайны, вверенной ему по службе.
— И, пустое! — сказала комендантша. — Где такая крепость, куда
бы пули не залетали?
Чем Белогорская ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся!
— Нет, Василиса Егоровна, — продолжал комендант, замечая,
что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его жизни. — Маше здесь оставаться не гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал
бы с нею туда же отправиться; даром
что ты старуха, а посмотри,
что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом.
Я невольно стиснул рукоять моей шпаги, вспомня,
что накануне получил ее из ее рук, как
бы на защиту моей любезной.
Ты человек смышленый: ты сам увидел
бы,
что я лукавствую».
Я оставил генерала и поспешил на свою квартиру. Савельич встретил меня с обыкновенным своим увещанием. «Охота тебе, сударь, переведываться с пьяными разбойниками! Боярское ли это дело? Не ровен час: ни за
что пропадешь. И добро
бы уж ходил ты на турку или на шведа, а то грех и сказать на кого».
— Полно, Наумыч, — сказал он ему. — Тебе
бы все душить да резать.
Что ты за богатырь? Поглядеть, так в
чем душа держится. Сам в могилу смотришь, а других губишь. Разве мало крови на твоей совести?
— Сам ты рассуди, — отвечал я ему, — можно ли было при твоих людях объявить,
что дочь Миронова жива. Да они
бы ее загрызли. Ничто ее
бы не спасло!
— И то правда, — сказал, смеясь, Пугачев. — Мои пьяницы не пощадили
бы бедную девушку. Хорошо сделала кумушка-попадья,
что обманула их.
— Ну, — продолжал Зурин, — так и быть. Будет тебе квартира. А жаль… Мы
бы попировали по-старинному… Гей! малый! Да
что ж сюда не ведут кумушку-то Пугачева? или она упрямится? Сказать ей, чтоб она не боялась: барин-де прекрасный; ничем не обидит, да хорошенько ее в шею.
Но между тем странное чувство отравляло мою радость: мысль о злодее, обрызганном кровию стольких невинных жертв, и о казни, его ожидающей, тревожила меня поневоле: «Емеля, Емеля! — думал я с досадою, — зачем не наткнулся ты на штык или не подвернулся под картечь? Лучше ничего не мог
бы ты придумать».
Что прикажете делать? Мысль о нем неразлучна была во мне с мыслию о пощаде, данной мне им в одну из ужасных минут его жизни, и об избавлении моей невесты из рук гнусного Швабрина.
И на ответ мой возразил сурово: «Жаль,
что такой почтенный человек имеет такого недостойного сына!» Я спокойно отвечал,
что каковы
бы ни были обвинения, тяготеющие на мне, я надеюсь их рассеять чистосердечным объяснением истины.
Я выслушал его молча и был доволен одним: имя Марьи Ивановны не было произнесено гнусным злодеем, оттого ли,
что самолюбие его страдало при мысли о той, которая отвергла его с презрением; оттого ли,
что в сердце его таилась искра того же чувства, которое и меня заставляло молчать, — как
бы то ни было, имя дочери белогорского коменданта не было произнесено в присутствии комиссии.
Я не был свидетелем всему, о
чем остается мне уведомить читателя; но я так часто слыхал о том рассказы,
что малейшие подробности врезались в мою память и
что мне кажется, будто
бы я тут же невидимо присутствовал.
После обыкновенного приступа, [Приступ — здесь: вступление.] он объявлял ему,
что подозрения насчет участия моего в замыслах бунтовщиков, к несчастию, оказались слишком основательными,
что примерная казнь должна была
бы меня постигнуть, но
что государыня, из уважения к заслугам и преклонным летам отца, решилась помиловать преступного сына и, избавляя его от позорной казни, повелела только сослать в отдаленный край Сибири на вечное поселение.
Марья Ивановна мучилась более всех. Будучи уверена,
что я мог оправдаться, когда
бы только захотел, она догадывалась об истине и почитала себя виновницею моего несчастия. Она скрывала от всех свои слезы и страдания и между тем непрестанно думала о средствах, как
бы меня спасти.
Она рассказала, в котором часу государыня обыкновенно просыпалась, кушала кофей, прогуливалась; какие вельможи находились в то время при ней;
что изволила она вчерашний день говорить у себя за столом, кого принимала вечером, — словом, разговор Анны Власьевны стоил нескольких страниц исторических записок и был
бы драгоценен для потомства.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только,
что близко; а вы вообразите себе,
что далеко. Как
бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто
бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так
бы, право, закатили славно! А лошадей
бы важных здесь дали.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие были! Ямщикам скажи,
что я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни
бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Как
бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой,
что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и не знают,
что такое значит «прикажете принять».