Неточные совпадения
И Экзархатов являлся, немного сутуловатый, в потертом вицмундире,
с лицом истощенным,
с синяком на левом
глазу… вообще фигура очень печальная.
В то мое время почти в каждом городке, в каждом околотке рассказывались маленькие истории вроде того, что какая-нибудь Анночка Савинова влюбилась без ума — о ужас! — в Ананьина, женатого человека, так что мать принуждена была возить ее в Москву, на воды, чтоб вылечить от этой безрассудной страсти; а Катенька Макарова так неравнодушна к карабинерному поручику, что даже на бале не в состоянии была этого скрыть и целый вечер не спускала
с него
глаз.
«Сколько бы у нас общей радости было, кабы покойница была жива», — говорил он сам
с собою и
с навернувшимися слезами на
глазах уходил в кабинет и долго уж оттуда не возвращался…
На другой день проснулась она
с распухшими от слез
глазами и дала себе слово не ездить больше никуда.
— Именно век. Я вот и по недавнему моему служению, а всем говорю, что, приехав сюда, не имел ни
с извозчиком чем разделаться, ни платья на себе приличного, и все вашими благодеяниями сделалось… — отрапортовал Румянцев, подняв
глаза кверху.
Экзархатов поднял на него немного
глаза и снова потупился. Он очень хорошо знал Калиновича по университету, потому что они были одного курса и два года сидели на одной лавке; но тот, видно, нашел более удобным отказаться от знакомства
с старым товарищем.
— Знаю, сударь, знаю; великие наши астрономы ясно читают звездную книгу и аки бы пророчествуют. О господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй! — сказал опять старик, приподняв
глаза кверху, и продолжал как бы сам
с собою. — Знамения небесные всегда предшествуют великим событиям; только сколь ни быстр разум человека, но не может проникнуть этой тайны, хотя уже и многие другие мы имеем указания.
Мамзель Полина сидела невдалеке и рисовала карандашом детскую головку. Калинович представился на французском языке. Генеральша довольно пристально осмотрела его своими мутными
глазами и, по-видимому, осталась довольна его наружностью, потому что
с любезною улыбкою спросила...
Полина совсем почти прищурила
глаза и начала рисовать. Калинович догадался, что объявлением своей службы он уронил себя в мнении своих новых знакомых, и, поняв,
с кем имеет дело, решился поправить это.
Калинович слушал Петра Михайлыча полувнимательно, но зато очень пристально взглядывал на Настеньку, которая сидела
с выражением скуки и досады в лице. Петр Михайлыч по крайней мере в миллионный раз рассказывал при ней о Мерзлякове и о своем желании побывать в Москве. Стараясь, впрочем, скрыть это, она то начинала смотреть в окно, то опускала черные
глаза на развернутые перед ней «Отечественные записки» и, надобно сказать, в эти минуты была прехорошенькая.
— Именно так! — подтвердила Настенька
с сияющим в
глазах удовольствием.
Все это Настенька говорила
с большим одушевлением;
глаза у ней разгорелись, щеки зарумянились, так что Калинович, взглянув на нее, невольно подумал сам
с собой: «Бесенок какой!» В конце этого разговора к ним подошел капитан и начал ходить вместе
с ними.
Все эти рассказы еще более возвышали в
глазах Палагеи Евграфовны нового смотрителя, который, в свою очередь, после его не совсем удачных визитов по чиновникам, решился, кажется, лучше присмотреться к самому городу и познакомиться
с его окрестностями.
Калинович продолжал извиняться и просить
с совершенно несвойственным ему тоном унижения, так что старик уставил на него пристальный взгляд и несколько минут как бы пытал его
глазами.
Петра Михайлыча они застали тоже в большом испуге. Он стоял, расставивши руки, перед Настенькой, которая в том самом платье, в котором была вечером, лежала
с закрытыми
глазами на диване.
Уездные барыни, из которых некоторые весьма секретно и благоразумно вели куры
с своими лакеями, а другие
с дьячками и семинаристами, — барыни эти, будто бы нравственно оскорбленные, защекотали как сороки, и между всеми ними, конечно, выдавалась исправница, которая
с каким-то остервенением начала ездить по всему городу и рассказывать, что Медиокритский имел право это сделать, потому что пользовался большим вниманием этой госпожи Годневой, и что потом она сама своими
глазами видела, как эта безнравственная девчонка сидела, обнявшись
с молодым смотрителем, у окна.
Служил сам настоятель, седой, как лунь, и по крайней мере лет восьмидесяти, но еще сильный, проворный и
с блестящими, проницательными
глазами.
Калинович отвечал тоже по-французски, что он слышал о болезни генеральши и потому не смел беспокоить. Князь и Полина переглянулись: им обоим понравилась ловко составленная молодым смотрителем французская фраза. Старуха продолжала хлопать
глазами, переводя их без всякого выражения
с дочери на князя,
с князя на Калиновича.
Князь поцеловал у ней за это руку. Она взглянула на тюрик
с конфектами: он ей подал весь и ушел. В уме его родилось новое предположение. Слышав, по городской молве, об отношениях Калиновича к Настеньке, он хотел взглянуть собственными
глазами и убедиться, в какой мере это было справедливо. Присмотревшись в последний визит к Калиновичу, он верил и не верил этому слуху. Все это князь в тонких намеках объяснил Полине и прибавил, что очень было бы недурно пригласить Годневых на вечер.
— Что ж, мы поедем или нет? — спросил Петр Михайлыч, глядя
с нетерпением ей в
глаза.
Калинович, чего прежде никогда не бывало, прошел прямо к ней; и что они говорили между собою — неизвестно, но только Настенька вышла в гостиную разливать чай
с довольно спокойным выражением в лице, хоть и
с заплаканными
глазами.
Калинович, никогда до двух часов ничего не евший, но не хотевший этого показать, стал выбирать
глазами, что бы взять, и m-r ле Гран обязательно предложил ему котлет, отозвавшись о них, и особенно о шпинате,
с большой похвалой.
Сердито и
с пеной во рту выскочил серый, в яблоках, рысак,
с повиснувшим на недоуздке конюхом, и, остановясь на середине площадки, выпрямил шею, начал поводить кругом умными черными
глазами, потом опять понурил голову, фыркнул и принялся рыть копытом землю.
Князь, выйдя на террасу, поклонился всему народу и сказал что-то
глазами княжне. Она скрылась и чрез несколько минут вышла на красный двор, ведя маленького брата за руку. За ней шли два лакея
с огромными подносами, на которых лежала целая гора пряников и куски лент и позументов. Сильфидой показалась княжна Калиновичу, когда она стала мелькать в толпе и, раздавая бабам и девкам пряники и ленты, говорила...
Княгиня, княжна и Полина уставили на певца свои лорнеты. М-r ле Гран вставил в
глаз стеклышко: всем хотелось видеть, каков он собой. Оказалось, что это был белокурый парень
с большими голубыми
глазами, но и только.
— Понравилось, видно, вам? — отнесся инвалидный начальник к почтмейстеру, который
с глубоким вниманием и зажав
глаза слушал певца.
В продолжение всего этого разговора
с них не спускала
глаз не танцевавшая и сидевшая невдалеке Полина. Еще на террасе она заметила взгляды Калиновича на княжну; но теперь, еще более убедившись в своем подозрении, перешла незаметно в гостиную, села около князя и, когда тот к ней обернулся, шепнула ему что-то на ухо.
После молитвы старик принялся неторопливо стаскивать
с себя фуфайки, которых оказалось несколько и которые он аккуратно складывал и клал на ближайший стул; потом принялся перевязывать фонтанели,
с которыми возился около четверти часа, и, наконец, уже вытребовав себе вместо одеяла простыню, покрылся ею, как саваном, до самого подбородка, и, вытянувшись во весь свой длинный рост, закрыл
глаза.
Калинович вздохнул свободнее, но заснуть все-таки не мог. Все время лежавший
с закрытыми
глазами почтмейстер сначала принялся болезненно стонать, потом бредить, произнося: «Пришел… пришел… пришел!..» и, наконец, вдруг вскрикнув: «Пришел!» — проснулся, вероятно, и, проговоря: «О господи помилуй!», затих на время. Исправник и судья тоже стали похрапывать негромко, но зато постоянно и как бы соревнуя друг другу.
В настоящем случае трудно даже сказать, какого рода ответ дал бы герой мой на вызов капитана, если бы сама судьба не помогла ему совершенно помимо его воли. Настенька, возвратившись
с кладбища, провела почти насильно Калиновича в свою комнату. Он было тотчас взял первую попавшуюся ему на
глаза книгу и начал читать ее
с большим вниманием. Несколько времени продолжалось молчание.
Он чувствовал, что если Настенька хоть раз перед ним расплачется и разгрустится, то вся решительность его пропадет; но она не плакала:
с инстинктом любви, понимая, как тяжело было милому человеку расстаться
с ней, она не хотела его мучить еще более и старалась быть спокойною; но только заняться уж ничем не могла и по целым часам сидела, сложив руки и уставя
глаза на один предмет.
— Экой беспечный народ, — говорил старик и, не утерпев, пошел и поднял Калиновича. Настенька тоже вскоре встала и вышла. Она была бледна и
с какими-то томными и слабыми
глазами. Здороваясь
с Калиновичем, она немного вспыхнула.
У Палагеи Евграфовны были красные, наплаканные пятна под
глазами; даже Терка
с каким-то чувством поймал и поцеловал руку Калиновича, а разрумянившаяся от водки приказничиха поцеловалась
с ним три раза. Все вышли потом проводить на крыльцо.
В остроге сквозь железные решетки выглядывали бритые,
с бледными, изнуренными лицами головы арестантов, а там показалось и кладбище, где как бы нарочно и тотчас же кинулась в
глаза серая плита над могилой матери Настеньки…
— Пожалуйте, барин наверху-с, — отвечала та, почему-то шепотом и тихонько повела его по знакомой ему лестнице. В комнате направо он увидел самого хозяина, сидевшего за столом, в халате,
с обрюзглым лицом и
с заплаканными
глазами.
— Благодарю вас, благодарю, — отвечал хозяин, крепко, крепко пожимая его руку и
с полными слез
глазами.
И на другой день часу в десятом он был уже в вокзале железной дороги и в ожидании звонка сидел на диване; но и посреди великолепной залы, в которой ходила, хлопотала, смеялась и говорила оживленная толпа, в воображении его неотвязчиво рисовался маленький домик,
с оклеенною гостиной, и в ней скучающий старик, в очках, в демикотоновом сюртуке, а у окна угрюмый, но добродушный капитан,
с своей трубочкой, и, наконец, она
с выражением отчаяния и тоски в опухнувших от слез
глазах.
Оказалось, что она была
с каким-то идеальным выражением в лице; голубые
глаза ее были томны и влажны, ресницы длинны.
Мелкая торговля, бьющаяся изо всех сил вылезти в магазины, так и стала ему кидаться в
глаза со всех сторон; через каждые почти десять шагов ему попадался жид, и из большей части домов несло жареным луком и щукой; но еще более безобразное зрелище ожидало его на Садовой: там из кабака вывалило по крайней мере человек двадцать мастеровых; никогда и нигде Калинович не видал народу более истощенного и безобразного: даже самое опьянение их было какое-то мрачное, свирепое; тут же, у кабака, один из них, свалившись на тротуар, колотился
с ожесточением головой о тумбу, а другой, желая, вероятно, остановить его от таких самопроизвольных побоев, оттаскивал его за волосы от тумбы, приговаривая...
Когда Калинович, облекшись предварительно тоже в новое и очень хорошее белье, надел фрачную пару
с высокоприличным при ней жилетом, то, посмотревшись в зеркало, почувствовал себя, без преувеличения, как бы обновленным человеком; самый опытный
глаз, при этой наружности, не заметил бы в нем ничего провинциального: довольно уже редкие волосы, бледного цвета,
с желтоватым отливом лицо; худощавый, стройный стан; приличные манеры — словом, как будто
с детских еще лет водили его в живописных кафтанчиках гулять по Невскому, учили потом танцевать чрез посредство какого-нибудь мсье Пьеро, а потом отдали в университет не столько для умственного образования, сколько для усовершенствования в хороших манерах, чего, как мы знаем, совершенно не было, но что вложено в него было самой уж, видно, природой.
Здесь имеется в виду его известная гравюра
с картины итальянского художника Рафаэля Санти (1483—1520) «Преображение».] и, наконец, масляная женская головка, весьма двусмысленной работы, но зато совсем уж
с томными и закатившимися
глазами, стояли просто без рамок, примкнутыми на креслах; словом, все показывало учено-художественный беспорядок, как бы свидетельствовавший о громадности материалов, из которых потом вырабатывались разные рубрики журнала.
Это был растолстевший сангвиник,
с закинутою назад головою, совершенно без шеи, и только маленькие, беспрестанно бегавшие из-под золотых очков
глаза говорили о его коммерческих способностях.
На другом конце от него топился камин, живописно освещая гораздо более симпатичную фигуру господина,
с несколько помещичьей посадкой, который сидел, опершись на трость
с дорогим набалдашником, и
с какой-то сибаритской задумчивостью, закинув на потолок свои голубые
глаза.
Калинович был почти согласен
с ним, но, как человек осторожный, не показывал виду и по временам взглядывал на Белавина, который, наконец, когда редактор кончил, приподнял опять немного
глаза и произнес явно насмешливым тоном...
Вот оно, чего я достиг
с ней: пусто тут, каверны, и ему чтоб того же
с ней добиться… — заключил Зыков, колотя себя в грудь и закрывая в каком-то отчаянии
глаза.
— Отчего ж не хорошо? — отнесся вдруг к нему студент
с разгоревшимися
глазами.
Проговоря это, Белавин взглянул значительно на Калиновича. В продолжение всего действия, когда, после сильных криков трагика, раздавались аплодисменты, оба они или делали гримасы, или потупляли
глаза.
С концом акта занавес упал. Белавин, видимо утомленный скукою, встал и взял себя за голову.
Собственно просителей составляли: молодая дама
с прекрасными карими
глазами, но лицом страдальчески худым и
с пересохшими губами.
Прошло около получаса в ожидании. Молодой человек,
с лорнеткой в
глазу, начал уж зевать.
— Очень рад
с вами познакомиться, — говорил директор, протягивая к нему руку и устремляя уж
глаза на развернутую перед ним бумагу, и тем свидание это кончилось.