— Горничные девицы, коли не врут, балтывали… — проговорил он, горько усмехнувшись. — И все бы это, сударь, мы ему простили, по пословице: «Вдова — мирской человек»; но, батюшка, Яков Васильич!.. Нам барышни нашей тут жалко!.. — воскликнул он, прижимая руку к сердцу. — Как бы теперь старый генерал наш знал да ведал, что они тут дочери его единородной не поберегли и не полелеяли ее молодости и цветучести… Батюшка! Генерал
спросит у них ответа на страшном суде, и больше того ничего не могу говорить!
Неточные совпадения
— Я, ей-богу, ничего не делал;
спросите всех. Они на меня, известно, нападают. Мне сегодня нельзя: день базарный;
у тятеньки в лавке некому сидеть.
Постоянный костюм капитана был форменный военный вицмундир. Курил он, и курил очень много, крепкий турецкий табак, который вместе с пенковой коротенькой трубочкой носил всегда с собой в бисерном кисете. Кисет этот вышила ему Настенька и, по желанию его, изобразила на одной стороне казака, убивающего турка, а на другой — крепость Варну. Каждодневно, за полчаса да прихода Петра Михайлыча, капитан являлся, раскланивался с Настенькой, целовал
у ней ручку и
спрашивал о ее здоровье, а потом садился и молчал.
—
У себя господин почтмейстер? —
спросил Калинович.
— Надо
спросить у приказничихи:
у ней постояльцы съехали, — решила Палагея Евграфовна, прибиравшая карты, мелки и уставлявшая на свои места карточный стол и стулья.
Когда тот пришел прощаться, старик, кажется, приготовлялся было сделать ему строгое внушение, но, увидев печальную фигуру своего любимца, вместо всякого наставления
спросил, есть ли
у него деньги на дорогу.
— Что ж
у меня есть? —
спросил Калинович.
— Какой же разговор
у вас был? —
спросила Палагея Евграфовна.
—
У себя его сиятельство? —
спросил он.
— Скоро ли мы будем обедать? —
спросила она
у дочери.
Во весь остальной вечер он был мрачен. Затаенные в душе страдания подняли в нем по обыкновению желчь. Петр Михайлыч
спросил было, как
у князя проводилось время. Калинович сделал гримасу.
— А что,
у вас есть журналы? —
спросил он.
— Merci! — отвечал Дубовский, торопливо выпивая вино, и, видимо, тронутый за чувствительную струну, снова продолжал: — Я был, однако, так еще осторожен, что не позволил себе прямо отнестись в редакцию, а вот именно самого Павла Николаича, встретив в одном доме,
спрашиваю, что могу ли надеяться быть напечатан
у них. Он говорил: «Очень хорошо, очень рад». Имел ли я после того право быть почти уверен?
— Потом-с, — продолжал Дубовский,
у которого озлобленное выражение лица переменилось на грустное, — потом напечатали… Еду я получать деньги, и вдруг меня рассчитывают по тридцати пяти рублей, тогда как я знаю, что всем платят по пятидесяти. Я, конечно, позволил себе
спросить: на каком праве делается это различие? Мне на это спокойно отвечают, что не могут более назначить, и сейчас же уезжают из дома. Благороден этот поступок или нет? — заключил он, взглянув вопросительно на Калиновича.
— Кто ж
у него журналом заправляет, если он все с женщинами возится? —
спросил Калинович.
—
У меня как-то не выходит… сам чувствую… Не правда ли? —
спросил он.
— Как?.. Не шутя?.. —
спросил князь, взглянув ему в лицо. — Каким же образом
у нас положительный прешел об этом слух? Mademoiselle Годнева в Петербурге?
— Vous avez beaucoup de perles? [
У вас много жемчугов? (франц.).] —
спросил старик Полину.
— Что ж
у них, интрига, что ли, была? —
спросил он.
— Знакомы? —
спросила баронесса
у Калиновича.
— А сколько
у вас душ? —
спросил Калинович.
— А
у вас разве нет денег? —
спросил Калинович.
— Я, ваше превосходительство, уж пьян; извини! — забормотал он. — Когда тебя министр
спрашивал, какой такой
у тебя контролер, ты что написал? Я знаю, что написал, и выходит: ты жив — и я жив, ты умер — я умер! Ну и я пьян, извини меня, а ручку дай поцеловать, виноват!
— Что ж, скажи: госпожа Минаева
у вас в труппе и будет здесь играть всю зиму? —
спросил он каким-то смешным от внутреннего волнения тоном.
— Catherine, значит, была
у вас? —
спросил он после короткого молчания.
— Ваш губернатор, господа, вообще странный человек; но в деле князя он поступал решительно как сумасшедший! — сказал он по крайней мере при сотне лиц, которые в ответ ему двусмысленно улыбнулись, но ничего не возразили, и один только толстый магистр, сидевший совершенно
у другого столика, прислушавшись к словам молодого человека, довольно дерзко обратился к нему и
спросил...
— Ваше сиятельство, позвольте мне вам дать свое мнение: соберите их всех, дайте им знать, что вам все известно, и представьте им ваше собственное положение точно таким самым образом, как вы его изволили изобразить сейчас передо мной, и
спросите у них совета: что <бы> из них каждый сделал на вашем положении?
Неточные совпадения
Влас наземь опускается. // «Что так?» —
спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С тех пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, //
У князя речь одна: // Что мужику
у барина // До светопреставления // Зажату быть в горсти!..
С утра встречались странникам // Все больше люди малые: // Свой брат крестьянин-лапотник, // Мастеровые, нищие, // Солдаты, ямщики. //
У нищих,
у солдатиков // Не
спрашивали странники, // Как им — легко ли, трудно ли // Живется на Руси? // Солдаты шилом бреются, // Солдаты дымом греются — // Какое счастье тут?..
— // «Дай прежде покурю!» // Покамест он покуривал, //
У Власа наши странники //
Спросили: «Что за гусь?» // — Так, подбегало-мученик, // Приписан к нашей волости, // Барона Синегузина // Дворовый человек, // Викентий Александрович.
«Не все между мужчинами // Отыскивать счастливого, // Пощупаем-ка баб!» — // Решили наши странники // И стали баб опрашивать. // В селе Наготине // Сказали, как отрезали: // «
У нас такой не водится, // А есть в селе Клину: // Корова холмогорская, // Не баба! доброумнее // И глаже — бабы нет. //
Спросите вы Корчагину // Матрену Тимофеевну, // Она же: губернаторша…»
«Умница, // Какой мужчина там?» — //
Спросил Роман
у женщины, // Уже кормившей Митеньку // Горяченькой ухой.