Неточные совпадения
— Ты, рожа этакая безобразная! — вмешивалась Экзархатова, не стесняясь присутствием смотрителя. — Только на
словах винишься, а на сердце ничего не чувствуешь. Пятеро у тебя ребят, какой ты поилец и кормилец! Не воровать мне, не
по миру идти из-за тебя!
С дамой своей он не говорил ни
слова и только
по временам ласково и с улыбкою на нее взглядывал.
— Я живу здесь
по моим делам и
по моей болезни, чтоб иметь доктора под руками. Здесь, в уезде, мое имение, много родных, хороших знакомых, с которыми я и видаюсь, — проговорила генеральша и вдруг остановилась, как бы в испуге, что не много ли лишних
слов произнесла и не утратила ли тем своего достоинства.
В продолжение года капитан не уходил после обеда домой в свое пернатое царство не более четырех или пяти раз, но и то
по каким-нибудь весьма экстренным случаям. Видимо, что новый гость значительно его заинтересовал. Это, впрочем, заметно даже было из того, что ко всем
словам Калиновича он чрезвычайно внимательно прислушивался.
— Сколько я себя ни помню, — продолжал он, обращаясь больше к Настеньке, — я живу на чужих хлебах, у благодетеля (на последнем
слове Калинович сделал ударение), у благодетеля, — повторил он с гримасою, — который разорил моего отца, и когда тот умер с горя, так он,
по великодушию своему, призрел меня, сироту, а в сущности приставил пестуном к своим двум сыновьям, болванам, каких когда-либо свет создавал.
Калинович встал и начал ходить
по комнате, ни
слова не говоря. Хозяева тоже молчали, как бы боясь прервать его размышления.
— Огласка может быть, пустых
слов по сторонам будут много говорить! — заметил капитан.
Калинович, кажется, совершенно не понял
слов Петра Михайлыча, но не показал виду. Настеньке он протянул
по обыкновению руку; она подала ему свою как бы нехотя и потупилась.
К объяснению всего этого ходило, конечно,
по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения
по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое
слово князя было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно
по маклерским книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать,
по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
Словом, разница была только в том, что Терка в этот раз не подличал Калиновичу, которого он, за выключку из сторожей, глубоко ненавидел, и если когда его посылали за чем-нибудь для молодого смотрителя, то он ходил вдвое долее обыкновенного, тогда как и обыкновенно ходил к соседке калачнице за кренделями
по два часа.
— Да я ж почем знаю? — отвечал сердито инвалид и пошел было на печь; но Петр Михайлыч, так как уж было часов шесть, воротил его и, отдав строжайшее приказание закладывать сейчас же лошадь, хотел было тут же к
слову побранить старого грубияна за непослушание Калиновичу, о котором тот рассказал; но Терка и слушать не хотел: хлопнул,
по обыкновению, дверьми и ушел.
Работая головой
по нескольку часов в день, князь,
по его
словам, имел для себя правилом упражнять и тело.
Калинович еще раз поклонился, отошел и пригласил Полину. Та пожала ему с чувством руку. Визави их был m-r ле Гран, который танцевал с хорошенькой стряпчихой. Несмотря на счастливое ее положение, она заинтересовала француза донельзя: он с самого утра за ней ухаживал и беспрестанно смешил ее, хоть та ни
слова не говорила по-французски, а он очень плохо говорил по-русски, и как уж они понимали друг друга — неизвестно.
Калинович, нехотя танцевавший все остальные кадрили и почти ни
слова не говоривший с своими дамами, ожидал только мазурки, перед началом которой подошел к княжне, ходившей
по зале под руку с Полиной.
Результатом предыдущего разговора было то, что князь, несмотря на все свое старание, никак не мог сохранить с Калиновичем по-прежнему ласковое и любезное обращение; какая-то холодность и полувнимательная важность начала проглядывать в каждом его
слове. Тот сейчас же это заметил и на другой день за чаем просил проводить его.
— Говорить хоша бы не
по ним, — так станут ли еще моих
слов слушать?.. Может, одно их
слово умней моих десяти, — заключил он, и Лебедев заметил, что, говоря это, капитан отвернулся и отер со щеки слезу.
— А если это отца успокоит? Он скрывает, но его ужасно мучат наши отношения. Когда ты уезжал к князю, он
по целым часам сидел, задумавшись и ни
слова не говоря… когда это с ним бывало?.. Наконец, пощади и меня, Жак!.. Теперь весь город называет меня развратной девчонкой, а тогда я буду
по крайней мере невестой твоей. Худа ли, хороша ли, но замуж за тебя выхожу.
Когда Калинович, облекшись предварительно тоже в новое и очень хорошее белье, надел фрачную пару с высокоприличным при ней жилетом, то, посмотревшись в зеркало, почувствовал себя, без преувеличения, как бы обновленным человеком; самый опытный глаз, при этой наружности, не заметил бы в нем ничего провинциального: довольно уже редкие волосы, бледного цвета, с желтоватым отливом лицо; худощавый, стройный стан; приличные манеры —
словом, как будто с детских еще лет водили его в живописных кафтанчиках гулять
по Невскому, учили потом танцевать чрез посредство какого-нибудь мсье Пьеро, а потом отдали в университет не столько для умственного образования, сколько для усовершенствования в хороших манерах, чего, как мы знаем, совершенно не было, но что вложено в него было самой уж, видно, природой.
— Да-с, вы говорите серьезное основание; но где ж оно и какое? Оно должно же
по крайней мере иметь какую-нибудь систему, логическую последовательность, развиваться органически, а не метаться из стороны в сторону, — возразил редактор; но Калинович очень хорошо видел, что он уж только отыгрывался
словами.
Обезумевший Калинович бросился к ней и, схватив ее за руки, начал ощупывать, как бы желая убедиться, не привидение ли это, а потом между ними прошла та немая сцена неожиданных и радостных свиданий, где избыток чувств не находит даже
слов. Настенька, сама не зная, что делает, снимала с себя бурнус, шляпку и раскладывала все это
по разным углам, а Калинович только глядел на нее.
Жгучим ядом обливали последние
слова сердце Калиновича. Невыносимые страдания обнаружились в нем
по обыкновению тем, что он рассердился.
[Вместо
слов: «…которому она сама, своими руками, каждый год платила, не стыдно было предать их?..» в рукописи было: «…не стыдно было, как Иуде какому-нибудь, продать их… тогда, как муж ее (это она уже добавляла
по секрету), Семен Никитич, каждый год, из рук в руки, платил ему полторы тысячи серебром, что в пятнадцать лет составляло 22 тысячи с половиной.
Но, так как из
слов его видно, что у него обобран весь скот и, наконец, в деле есть просьбы крестьян на стеснительные и разорительные действия наследников, то обстоятельство это подлежит особому исследованию — и виновных подвергнуть строжайшей ответственности, потому что усилие их представить недальнего человека за сумасшедшего, с тем чтоб засадить его в дом умалишенных и самим между тем расхищать и разорять его достояние, по-моему, поступок, совершенно равносильный воровству, посягательству на жизнь и даже грабежу.
Переехав в город, он заложил все свое серебро и вообще
по наружности был какой-то растерянный, так что куда девался его прекрасный дар
слова и тонкая находчивость в обращении.
В продолжение всего моего романа читатель видел, что я нигде не льстил моему герою, а, напротив, все нравственные недостатки его старался представить в усиленно ярком виде, но в настоящем случае не могу себе позволить пройти молчанием того, что в избранной им служебной деятельности он является замечательно деятельным и, пожалуй, даже полезным человеком [Вместо
слов: «…замечательно деятельным и, пожалуй, даже полезным человеком» в рукописи было: «…если не великим, то
по крайней мере замечательно полезным человеком» (стр. 50 об.).].
Между всеми отличался толстейший магистр Дерптского университета, служивший в канцелярии губернатора, где он дал себе
слово каждый день записывать в свою памятную книжку
по десятку подлостей и
по дюжине глупостей, там совершавшихся.
Словом, страсти господни, что рассказывалось
по всем закоулкам!
Вице-губернатор, показав ему головой, что он может уйти, опустился в кресло и глубоко задумался: видно, и ему нелегок пришелся настоящий его пост, особенно в последнее время: седины на висках распространились
по всей уж голове; взгляд был какой-то растерянный, руки опущены;
словом, перед вами был человек как бы совсем нравственно разбитый…
«
По почерку вы узнаете, кто это пишет. Через несколько дней вы можете увидеть меня на вашей сцене — и, бога ради, не обнаружьте ни
словом, ни взглядом, что вы меня знаете; иначе я не выдержу себя; но если хотите меня видеть, то приезжайте послезавтра в какой-то ваш глухой переулок, где я остановлюсь в доме Коркина. О, как я хочу сказать вам многое, многое!.. Ваша…»
Значит, все равно, что свинья, бесчувственный, и то без слез не могу быть, когда оне играть изволят;
слов моих лишаюсь суфлировать
по тому самому, что все это у них на чувствах идет; а теперь, хоть бы в Калуге, на пробных спектаклях публика тоже была все офицеры, народ буйный, ветреный, но и те горести сердца своего ощутили и навзрыд плакали…
— На этих
словах Полина приостановилась, но потом, горько улыбнувшись, снова продолжала: — Обиднее всего для меня то, что сам на мне женился решительно
по расчету и никогда мне не был настоящим мужем, а в то же время мстит и преследует меня за мое прошедшее.
Я же маленький человек, в порошок стереть могут… к
слову какому-нибудь нескладному придерутся, и за то отдадут в уголовную, а я ее, матушку, тоже знаю:
по должности станового пристава, за пустяки, за медленность — судился, так и тут всякую шваль напой да накорми… совершенно было разорили!
Он,
по его
словам, нарочно взял ложу, чтоб иметь возможность падать в обморок в раздирательных сценах драмы.
— Да как же, помилуйте, ваше превосходительство, — продолжал тот, — какая это партия может быть?.. Жена теперь,
по своему воспитанию,
слово скажет, а муж и понять его не может! Слыхали мы тоже часто его разговор с барышней: лям… тлям — и дальше нейдет; ходит только да волосы ерошит.
— Ваш губернатор, господа, вообще странный человек; но в деле князя он поступал решительно как сумасшедший! — сказал он
по крайней мере при сотне лиц, которые в ответ ему двусмысленно улыбнулись, но ничего не возразили, и один только толстый магистр, сидевший совершенно у другого столика, прислушавшись к
словам молодого человека, довольно дерзко обратился к нему и спросил...