Неточные совпадения
Граф Хвостиков собственно сам и свел дочь с Янсутским, воспользовавшись ее ветреностью и тем, что она
осталась вдовою, — и сделал это не по какому-нибудь свободному взгляду на сердечные отношения, а потому, что c'est une affaire avantageuse — предприятие не безвыгодное, а выгодными предприятиями
граф в последнее время бредил.
Янсутский и Домна Осиповна возвратились и вскоре затем оба уехали, а
граф Хвостиков, желая сберечь свои единственные три рубля, как ни скучно ему это было,
остался у дочери обедать.
Бегушев побагровел от злости. Он убежден был, что
графа принял Прокофий, и принял с умыслом, а не просто. Первым его движением было идти и избить Прокофия до полусмерти, но от этого он, как и всегда, удержался, только лицо его
оставалось искаженным от гнева.
Граф Хвостиков, заметивший это и относя неудовольствие хозяина к себе, сконфузился и почти испугался.
— Но вы поймите мое положение, — начал
граф. — Тюменев уезжает за границу, да если бы и не уезжал, так мне
оставаться у него нельзя!.. Это не человек, а вот что!.. — И Хвостиков постучал при этом по железной пластинке коляски. — Я вполне понимаю дочь мою, что она оставила его, и не укоряю ее нисколько за то; однако что же мне с собой
осталось делать?.. Приехать вот с вами в Петербург и прямо в Неву!
Домне Осиповне хотелось спросить, о чем именно хандрит Бегушев, однако она удержалась; но когда
граф Хвостиков стал было раскланиваться с ней, Домна Осиповна оставила его у себя обедать и в продолжение нескольких часов, которые тот еще
оставался у ней, она несколько раз принималась расспрашивать его о разных пустяках, касающихся Бегушева.
Граф из этого ясно понял, что она еще интересуется прежним своим другом, и не преминул начать разглагольствовать на эту тему.
Граф Хвостиков,
оставшись один, допил все красное вино и решился непременно привести в исполнение то, что задумал.
— Ты тут
останешься? — спросил его
граф, начинавший догадываться о тайной мысли Бегушева.
— Все идет отлично!
Оставайся непременно ужинать, — шепнул прежде всего
граф Бегушеву, а потом присовокупил, показывая на товарища своего: — Господин Долгов желает возобновить свое старое знакомство с вами!
От Бегушева Долгов уехал, уже рассчитывая на служебное поприще, а не на литературное.
Граф Хвостиков, подметивший в нем это настроение, нарочно поехал вместе с ним и всю дорогу старался убедить Долгова плюнуть на подлую службу и не оставлять мысли о газете, занять денег для которой у них
оставалось тысячи еще шансов, так как в Москве много богатых людей, к которым можно будет обратиться по этому делу.
Наступили затем тяжелые и неприятные для всех минуты. Долгов и
граф Хвостиков начали прихлебывать чай; главным образом они не знали: уехать ли им или
оставаться? Сейчас отправиться было как-то чересчур грубо;
оставаться же — бесполезно и стеснительно.
Долгов, разумеется, по своей непривычке писать, не изложил печатно ни одной мысли; но
граф Хвостиков начал наполнять своим писанием каждый номер, по преимуществу склоняя общество к пожертвованиям и довольно прозрачно намекая, что эти пожертвования могут быть производимы и через его особу; пожертвований, однако, к нему нисколько не стекалось, а потому
граф решился лично на кого можно воздействовать и к первой обратился Аделаиде Ивановне, у которой он знал, что нет денег; но она, по его соображениям, могла бы пожертвовать какими-нибудь ценными вещами: к несчастью, при объяснении оказалось, что у ней из ценных вещей
остались только дорогие ей по воспоминаниям.
Таким образом, опять
оставалась одна только Домна Осиповна, подающая некоторую надежду, к которой
граф нарочно и приехал поутру, чтоб застать ее без мужа.
Граф Хвостиков, которому Бегушев, конечно, ни слова не говорил об этом, стал подмечать и подозревать, что Бегушев что-то такое замышляет и что ему
оставаться долее у него ненадежно.
Все это он делал, не прерывая молчания. Наконец, прочитав бумаги, поцеловал их, возвел глаза, орошенные слезами, к образам, перекрестился и, возвратясь с приметным волнением души к камину, у которого
оставался граф Воронцов, бросил сверток в огонь, опустился в кресла и, помолчав еще несколько, сказал:
Неточные совпадения
— И тут вы
остались верны себе! — возразил он вдруг с радостью, хватаясь за соломинку, — завет предков висит над вами: ваш выбор пал все-таки на
графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание на нем, если б он был не
граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он рукой. — Ведь… «что мне за дело»? — возразил он ее словами. — Я вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором, полным ума, новизны, какого-то трепета, уже тронул, пошевелил и… и… да, да?
— Татьяна Марковна остановила его за руку: «Ты, говорит, дворянин, а не разбойник — у тебя есть шпага!» и развела их. Драться было нельзя, чтоб не огласить ее. Соперники дали друг другу слово:
граф — молчать обо всем, а тот — не жениться… Вот отчего Татьяна Марковна
осталась в девушках… Не подло ли распускать такую… гнусную клевету!
С производством в чины и с приобретением силы при дворе меняются буквы в имени: так, например,
граф Строганов
остался до конца дней Сергеем Григорьевичем, но князь Голицын всегда назывался Сергий Михайлович.
На другой день
граф Апраксин разрешил мне
остаться до трех дней в Казани и остановиться в гостинице.
Это было варварство, и я написал второе письмо к
графу Апраксину, прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти приют.
Граф изволили почивать, и письмо
осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.