Ночь наслаждений

Джулия Куин, 2012

Дэниел Смайт-Смит, граф Уинстед, во время дуэли подстреливший своего друга, три года скрывался за границей от преследователей, нанятых графом Рамсгейтом – разъяренным отцом раненого. Узнав, что прощен, Дэниел вернулся домой – и немедленно страстно влюбился в прелестную девушку, игравшую на фортепиано во время семейного концерта. Увлечение это не сулит ничего хорошего. Потому что, во-первых, предмет страсти Дэниела – бедная гувернантка Энн Уинтер, брак с которой обернется настоящим скандалом, а во-вторых – и на графа, и на его возлюбленную кто-то охотится. Дэниел предполагает, что его снова преследуют подручные Рамсгейта, однако и Энн явно скрывает какую-то опасную тайну…

Глава 4

Она не удивилась.

Да и чему удивляться? Он пообещал, что придет, хотя она сказала, что ее не будет дома. Он заявил, что станет приходить снова и снова, даже когда она еще раз намекнула, что их встречи нежелательны.

Он граф Уинстед. Мужчины его положения делают все, что пожелают.

Его нельзя назвать злобным или даже эгоистичным. Энн нравилось думать, что она за все эти годы научилась разбираться в людях куда лучше, чем, скажем, в шестнадцать лет. Лорд Уинстед не намерен обольщать девушек против их воли и не намерен также губить, или угрожать, или шантажировать бедняжек, во всяком случае намеренно.

Если ее жизнь разрушится из-за лорда Уинстеда, то не потому, что он сделал это нарочно. Все произойдет потому, что он ее пожелал и захотел, чтобы она тоже его пожелала. И ему просто в голову не придет, что он не должен позволять себе преследовать ее.

Ведь ему дозволено все, не так ли?

— Вам не следовало приезжать, — негромко сказала она, когда они гуляли в парке. Девицы Плейнсуорт успели уйти вперед на несколько ярдов.

— Я хотел повидать кузин, — пояснил он с невинным видом.

Энн искоса глянула на него:

— В таком случае почему вы тащитесь сзади, со мной?

— Посмотрите на них. Они заняли весь тротуар. Не хотите же вы, чтобы я столкнул кого-то на обочину?

И верно, Харриет, Элизабет и Френсис выстроились по росту: слева — самая старшая, справа — самая младшая, совсем как приказывала матушка. Энн поверить не могла, что они выбрали этот день, чтобы наконец последовать материнскому приказу.

— Как ваш глаз? — спросила Энн. При ярком дневном свете глаз выглядел еще хуже. Но по крайней мере теперь она видела, какого цвета его глаза: светло-голубые, яркие. Просто абсурдно, как сильно ей хотелось это узнать!

— Все не так плохо, пока я до него не дотрагиваюсь, — сообщил Дэниел. — Если вы сжалитесь и не станете швыряться камнями мне в лицо, буду крайне признателен.

— Все мои планы на сегодня рухнули, — притворно пожалела она. — Какой кошмар!

Он хмыкнул, и на Энн нахлынули воспоминания. Не о чем-то особенном. Она вспомнила себя. Как чудесно было флиртовать, смеяться и нежиться в лучах внимания джентльменов.

Флирт — это так мило. Но не его последствия. Она до сих пор за это расплачивается.

— Прекрасная сегодня погода, — заметила она, помолчав.

— Неужели нам больше не о чем поговорить?

Его тон был веселым и шутливым, и когда Энн посмотрела на него, оказалось, что на его губах играет легкая таинственная улыбка.

— Погода великолепная, — поправилась она.

Его улыбка стала шире. И ее тоже.

— Пойдем к Серпентину? — спросила Харриет, оборачиваясь.

— Куда пожелаешь, — благодушно разрешил Дэниел.

— Роттен-роу, — поправила Энн. Когда он уставился на нее, вскинув брови, она пояснила: — Я по-прежнему их гувернантка, не так ли?

Он отсалютовал ей, кивнул и крикнул:

— Куда пожелает мисс Уинтер.

— Надеюсь, мы не займемся математикой, — пожаловалась Харриет.

Лорд Уинстед с нескрываемым любопытством воззрился на Энн:

— Математикой? На Роттен-роу?

— Мы делали измерения, — сообщила она. — Они уже измерили среднюю длину своих шагов. Теперь будут их считать и вычислять длину дорожки.

— Очень мило, — одобрительно заметил Дэниел. — И пока они считают, ведут себя тихо и спокойно.

— Вы не слышали, как они считают, — вздохнула Энн.

Он с некоторой тревогой повернул голову к ней:

— Только не говорите, что они не умеют считать.

— Конечно, умеют, — улыбнулась она, не в силах сдержаться. Он выглядел таким смешным с одним глазом, в котором сияло удивление. Другой все еще оставался слишком заплывшим, чтобы выражать какие-либо эмоции.

— Ваши кузины все делают с большим энтузиазмом, — заверила Энн. — Даже считают.

— Значит, вы хотите сказать, — заметил Уинстед, немного подумав, — что через пять или около того лет, когда в квартете Смайт-Смитов появятся Плейнсуорты, мне страстно захочется быть как можно дальше?

— Я никогда не сказала бы чего-то подобного, — заверила она. — Но знаете ли вы, что Френсис решила нарушить традицию и скоро начнет играть на контрабасе?

Он поморщился.

— Неужели?

Оба рассмеялись. В унисон.

— Девочки! — окликнула Энн. — Сейчас к вам присоединится лорд Уинстед.

— Я?!

— Да, — подтвердила Энн, когда девочки подбежали к ним. — Он сам сказал, что очень интересуется вашими занятиями.

— Лгунья, — пробормотал он.

Она проигнорировала укол, но, когда позволила себе ехидную полуулыбку, постаралась сделать так, чтобы приподнятый уголок ее губ был ему виден.

— Вот что мы сделаем, — решила она. — Пока мы тут спорим, вы измерите длину дорожки и умножите на количество шагов и на длину шага.

— Но кузен Дэниел не знает длины своего шага.

— Именно, и вот это делает урок интереснее. Как только вы определите длину дорожки, вычислите длину его шага.

— Устно?!

С таким же успехом Энн могла сказать, что им пора учиться бороться с осьминогом.

— Это единственный способ научиться считать в уме, — отрезала она.

— Я сам предпочитаю перо и бумагу, — вставил лорд Уинстед.

— Не слушайте его, девочки. Чрезвычайно полезно считать в уме. Только подумайте, как это можно применить в жизни.

Все четверо молча уставились на нее. Очевидно, способы применения на ум не приходили.

— Покупки, — напомнила Энн, надеясь возбудить интерес в девочках. — Математика невероятно помогает делать покупки. Вы же не собираетесь носить с собой перо и бумагу, когда идете к шляпнице, не так ли?

Но девочки продолжали непонимающе смотреть на нее. У Энн возникло ощущение, что они в жизни не справлялись о цене шляпки, не говоря уже о других покупках.

— Как насчет игр? — попыталась она. — Если отточите математические навыки, невозможно представить, чего вы добьетесь в карточной игре.

— Даже не представляете, чего именно, — пробормотал лорд Уинстед.

— Вряд ли матушка хочет, чтобы мы играли в карты, — покачала головой Элизабет.

Энн услышала, как граф смешливо фыркнул.

— Как же вы намерены проверить наши результаты? — поинтересовалась Харриет.

— Очень хороший вопрос, — похвалила Энн. — И на него я отвечу завтра. — Она помедлила ровно секунду. — Когда соображу, как это сделать.

Девицы захихикали, а Энн этого и добивалась. Самоуничижение лучше всего помогает возобновить контроль над беседой.

— Мне нужно вернуться, чтобы узнать результаты, — обрадовался лорд Уинстед.

— Нет необходимости, — поспешно заверила Энн. — Мы можем прислать их с лакеем.

— Или мы можем прогуляться и принести все! — предложила Френсис, с надеждой глядя на графа. — До Уинстед-Хауса не так далеко, и мисс Уинтер любит, когда мы ходим пешком.

— Это очень полезно для тела и ума, — чопорно заметила Энн.

— Но куда приятнее, когда делаешь это в компании, — возразил лорд Уинстед.

Энн сжала губы, чтобы не дать достойный ответ, и повернулась к девочкам.

— Давайте начнем, — деловито сказала она, подводя их к началу дорожки. — Идите отсюда и вниз. Я подожду здесь, на этой скамейке.

— Вы не с нами? — встрепенулась Френсис, окидывая Энн обвинительным взглядом.

— Не хотела мешать, — промямлила Энн.

— Но вы никак не можете помешать, мисс Уинтер, — заверил лорд Уинстед. — Дорожка очень широкая.

— Тем не менее…

— Тем не менее… — повторил он.

Она резко кивнула.

— Возражение, вряд ли достойное лучшей в Лондоне гувернантки.

— Прелестный комплимент, но он едва ли побудит меня броситься в битву, — высказалась она в тон.

— Трусиха, — прошептал Уинстед, шагнув к Энн.

— Сомневаюсь, — отпарировала она, умудрившись при этом почти не шевельнуть губами. И с ослепительной улыбкой добавила: — Итак, девочки, пора. Я немного постою здесь, чтобы помочь вам начать.

— Мне не нужна помощь, — проворчала Френсис. — Хорошо бы вообще ничего не делать!

Энн только улыбнулась. Она знала, что позже Френсис будет хвастаться своими вычислениями.

— Вы тоже, лорд Уинстед, — велела Энн, глядя на него с самым благодушным выражением. Девочки уже двинулись вперед, к сожалению, с разной скоростью, так что воздух наполнился какофонией цифр.

— Но я не могу, — возразил он, кладя руку на сердце.

— Почему же? — спросила Харриет, но Энн одновременно сказала:

— Конечно можете.

— У меня кружится голова, — признался Уинстед с такой очевидной наигранной удрученностью, что Энн, не выдержав, закатила глаза.

— Это правда, — настаивал он. — У меня… что там было у бедняжки Сары? Морская болезнь.

— У Сары было плохо с животом, — поправила Харриет, осторожно попятившись.

— Но у тебя раньше не кружилась голова, — заметила Френсис.

— Все потому, что я не закрывал глаз.

Это надежно заткнуло всем рты.

— Простите? — спросила наконец Энн, которая на самом деле хотела знать, какое отношение имеет ко всему его закрытый глаз.

— Я всегда закрываю глаз, когда считаю, — пояснил он с самым честным видом.

— Вы всегда… погодите, — сказала Энн с подозрением. — Вы закрываете один глаз, когда считаете?

— Да. Не могу же я закрыть оба.

— Почему? — оживилась Френсис.

— Тогда я не смогу видеть, — пояснил Уинстед, словно ответ был ясен как день.

— Тебе не нужно видеть, для того чтобы считать, — заявила Френсис.

— Нужно.

Он лгал. Энн ожидала, что девочки протестующее завопят, но они не стали. Мало того, Элизабет выглядела крайне заинтересованной.

— Какой глаз? — спросила она.

Граф откашлялся, и Энн была совершенно уверена, что увидела, как он подмигнул сначала одним, потом другим глазом, словно чтобы напомнить, где тут пострадавшая сторона.

— Правый, — ответил он.

— Конечно, — кивнула Харриет.

Энн взглянула на нее:

— Что?!

— Ну… ведь он правша, не так ли? Дэниел, ведь ты правша?

— Так и есть, — подтвердил он.

Энн перевела взгляд с лорда Уинстеда на Харриет и обратно:

— И это естественно, потому что…

Лорд Уинстед едва заметно пожал плечами. Харриет вовремя успела спасти его от ответа, вставив:

— Просто естественно, и все.

— Уверен, что смогу принять вызов на следующей неделе, как только глаз заживет, — заверил лорд Уинстед. — Не знаю, почему я сразу не сообразил, что потеряю чувство равновесия, если придется смотреть на свет одним распухшим глазом.

Глаза Энн — оба глаза — сузились.

— Я думала, что чувство равновесия зависит от способности слышать.

— Только не говорите, что он теряет слух! — ахнула Френсис.

— Ничего от не теряет, — отмахнулась Энн. — Хотя я действительно могу оглохнуть, если вы не перестанете вопить так громко. А теперь идите, все трое, и выполняйте работу. Я пока посижу.

— И я тоже! — поддакнул лорд Уинстед. — Но душой я с вами, дорогие кузины.

Девочки принялись считать, а Энн направилась к скамейке. Лорд Уинстед последовал за ней. Как только они сели, она заявила:

— Не представляю, с чего вдруг они поверили этой чепухе насчет вашего глаза.

— О, ничуть они не поверили, — весело ухмыльнулся он. — Я сказал, что дам по фунту каждой, если они на несколько минут оставят нас одних.

— Что? — взвизгнула Энн.

Уинстед согнулся вдвое от смеха.

— Ну, конечно, я не делал ничего подобного. Боже милостивый, вы считаете меня полным идиотом? Нет, не отвечайте.

Энн покачала головой, раздражаясь на свою чрезмерную доверчивость. Но все же сердиться не могла — уж очень добродушным был его смех.

— Я удивлена, что никто не подошел с вами поздороваться, — покачала она головой. В парке было не слишком много людей, как всегда в это время дня, но все же время от времени кто-то проходил мимо. Энн знала, что лорд Уинстед был весьма популярен, когда жил в Лондоне: трудно поверить, что никто не заметил его присутствия в Гайд-парке.

— Не думаю, что многие знают о моем возвращении, — пояснил он. — Люди видят то, что ожидают увидеть, а в парке никто не ожидает увидеть меня. — Граф с сожалением улыбнулся и указал на свой заплывший глаз. — Особенно в этом состоянии.

— И не со мной, — добавила Энн.

— Кстати, я все гадаю, кто вы?

Она резко повернулась.

— Странная реакция на такой простой вопрос, — констатировал он.

— Я Энн Уинтер, — спокойно ответила она. — Гувернантка ваших кузин.

— Энн, — тихо повторил граф, и она вдруг поняла, что он смакует ее имя как лакомство.

Он склонил голову набок:

— Уинтер или Винтер?

— Уинтер. А что? — невольно фыркнула Энн.

— Просто так. Это вполне естественное любопытство.

Он немного помолчал, прежде чем добавить:

— Она вам не идет.

— Простите, что именно?

— Ваша фамилия. Уинтер. Она вам не идет.

— Нам редко доводится выбирать наши имена, — подчеркнула она.

— Верно, но все же я иногда нахожу весьма интересным тот факт, что некоторым очень идут их фамилии.

Энн не смогла скрыть лукавой улыбки.

— В таком случае, каково быть Смайт-Смитом?

Уинстед вздохнул, возможно, чересчур драматично.

— Полагаю, мы обречены исполнять один и тот же концерт снова, снова и снова…

Он выглядел таким безутешным, что Энн рассмеялась.

— О чем это вы?

— Части фамилии почти одинаковы, не находите?

— Смайт-Смит? В ней звучит что-то дружелюбное.

— Мне так не кажется. Мне кажется, что, если Смайт женился на Смит, могли бы уладить разногласия и выбрать нечто достойное, вместо того чтобы навязать обе фамилии всем остальным членам рода.

— И давно ваша фамилия пишется через дефис? — усмехнулась Энн.

— Несколько сотен лет.

Граф повернулся, и она на мгновение забыла его синяки и царапины. Видела только его. Он смотрел на нее как на единственную в мире женщину.

Энн кашлянула, чтобы не была так заметна ее попытка отодвинуться. Он опасен, этот человек. Хотя они сидели в парке, разговаривая о пустяках, она это чувствовала.

Что-то пробудилось в душе Энн, и она отчаянно пыталась это погасить.

— Я слышал самые противоречивые истории, — продолжал Уинстед, не подозревая о ее смятении. — У Смайтов были деньги, а у Смитов — положение. Есть еще и романтическая версия: у Смайтов были деньги и положение. А у Смитов — прелестная дочь.

— С волосами как червонное золото и небесно-голубыми глазами? Звучит как легенда о временах короля Артура.

— Нет, к сожалению. Прелестная дочь оказалась сварливой фурией, — сухо улыбнулся граф. — Которая к старости стала настоящей уродиной.

Энн весело хихикнула:

— Почему же семья не отказалась от такого имени и не оставила фамилию Смайт?

— Понятия не имею. Возможно, подписали контракт. Или кто-то счел, что эта фамилия лучше звучит. Так или иначе, я даже не знаю, правдива ли эта история.

Энн снова рассмеялась, не спуская глаз с девочек. Харриет и Элизабет пререкались из-за чего-то, возможно о пустяках вроде травинки. Френсис продолжала идти, делая гигантские шаги, что, разумеется, исказит полученные результаты. Энн знала, что ей следует подойти и призвать Френсис к порядку, но было так приятно сидеть на скамейке в обществе графа!

— Вам нравится быть гувернанткой? — спросил он.

— Нравится? — нахмурилась Энн. — Что за странный вопрос.

— Не могу придумать ничего более странного, если речь идет о вашей профессии.

Последняя фраза показала, как много он знает о необходимости искать работу.

— Никто не спрашивает гувернантку о том, нравится ли ей это занятие. О подобном вообще никто никого не спрашивает.

Энн думала, что на этом разговор закончен, но, посмотрев на графа, увидела, что он рассматривает ее с неподдельным и искренним любопытством.

— Вы когда-нибудь спрашивали лакея, нравится ли ему быть таковым? — добавила она. — Или горничную.

— Гувернантку вряд ли можно сравнить с лакеем или горничной.

— Между нами больше сходства, чем вы думаете. Нам платят жалованье. Мы живем в чужом доме. И всегда находимся в шаге от того, чтобы быть выброшенными на улицу.

И пока Уинстед обдумывал сказанное, она отплатила ему той же монетой, спросив:

— А вам нравится быть графом?

— Понятия не имею, — ответил он и, заметив ее удивленный взгляд, пояснил: — У меня почти не было времени узнать, что это такое. Я пробыл графом едва ли с год, прежде чем покинул Англию, и стыдно признать, но за этот год не сделал ничего особенного. Если графство процветает, то лишь благодаря превосходному управляющему и его способности нанимать трудолюбивых подчиненных.

И все же она запротестовала.

— Но вы, что ни говорите, оставались графом. И не важно, на чьей земле находились все это время. Когда вы знакомитесь с кем-то, представляетесь: «Я Уинстед». Не: «Я мистер Уинстед».

— Я приобрел очень мало знакомых, пока был за границей.

— Вот как?

Заявление было крайне странным, и Энн не знала, что ответить. Больше он не сказал ничего, но в прежней реплике она услышала меланхолические нотки и потому заверила:

— Мне действительно нравится быть гувернанткой. По крайней мере у них.

Она с улыбкой помахала девочкам.

— Насколько я понял, это не первое ваше место, — заметил он.

— Не первое. Третье. И я также служила компаньонкой.

Энн сама не понимала, почему говорит все это. Обычно она не пускалась в такие откровенности. Но все это граф мог узнать, расспросив тетку. Энн рассказала ей о всех предыдущих хозяевах, когда поступала к Плейнсуортам. Даже о той работе, которая не кончилась добром. Энн вообще стремилась быть честной, когда возможно, вероятно потому, что очень часто это было невозможно. И она была очень благодарна леди Плейнсуорт, не осудившей ее за то, что она уволилась и ушла из дома, где приходилось каждую ночь запирать и баррикадировать дверь от вторжения отца ее подопечных.

Лорд Уинстед впился в нее проницательным взглядом, после чего сказал:

— Я по-прежнему считаю, что вы не Уинтер.

«Почему он так одержим этой идеей?»

Но Энн пожала плечами:

— Ничего не могу поделать. Разве что выйти замуж.

Гувернантки редко имели возможность встретить холостого джентльмена их круга, а кроме того, Энн вовсе не хотела выходить замуж. Трудно представить, что она даст мужчине полный контроль над своей жизнью и своим телом.

— Взгляните хоть на эту леди, — сказал он, кивнув в сторону женщины, которая брезгливо обошла Френсис и Элизабет, прыгавших по дорожке. — Вот она выглядит, как Уинтер. Почти белые волосы, холодная натура ^[1].

— Вы же ее не знаете? Как можете говорить о ее натуре?

— Простите, забыл сказать, — признался он. — Я раньше знал ее.

Энн не хотела даже думать о том, как близко они были знакомы.

— Думаю, вы скорее осень, — продолжал Уинстед.

— Предпочла бы быть весной, — тихо, словно про себя, ответила она.

Он не спросил, почему. Энн даже не обратила внимания на затянувшуюся паузу до той минуты, когда оказалась в своей маленькой комнатке и детально вспомнила тот разговор. Ее заявление требовало объяснения. Но он не спросил. Приучился не лезть в чужие дела.

Но Энн хотела бы, чтобы он спросил. Но он не нравился бы ей так сильно, если бы спросил.

А у нее было чувство, что если Дэниел Смайт-Смит, равным образом безвестный или пользующийся дурной славой, будет продолжать ей нравиться, это может привести только к катастрофе.

Когда Дэниел шел вечером домой, предварительно заглянув к Маркусу, чтобы принести официальные поздравления, вдруг сообразил, что не может припомнить, когда в последний раз так наслаждался проведенным временем.

Возможно, дело в том, что последние три года жизни он провел в изгнании и часто скрывался от наемных громил лорда Рамсгейта. Такое существование не располагало к неспешным прогулкам и приятным беседам.

И сегодня, впервые за последнее время, Дэниел по-настоящему расслабился. Пока девочки считали свои шаги по Роттен-роу, он и мисс Уинтер сидели и болтали о всяких пустяках. И все это время он не мог не думать о том, как хотел бы сжать ее руку.

И все. Только руку.

Он поднес бы ее к губам и склонил бы голову. И точно понял бы, что простой рыцарский поцелуй будет началом чего-то удивительного.

Именно поэтому поцелуя руки было достаточно. Потому что этот жест стал бы обещанием.

Теперь, оставшись наедине со своими мыслями, он думал обо всем, что может сулить это обещание. Изгиб шеи, роскошная копна распущенных волос. Дэниел не мог вспомнить, когда так сильно хотел женщину. И это переходило границы простого желания. Его потребность в Энн была глубже, чем власть над ее телом. Он хотел боготворить ее, хотел…

Удар прилетел ниоткуда и пришелся чуть ниже уха, отчего Дэниел отлетел и ударился спиной о фонарный столб.

— Какого черта, — пробурчал он, подняв глаза как раз вовремя, чтобы увидеть наступавших на него двоих.

— Вот он, хороший парень, — сказал один, пробираясь, подобно змее, в туманной дымке. При свете фонаря Дэниел уловил блеск ножа.

Рамсгейт!

Это его люди. Наверняка его люди.

Черт возьми, Хью обещал ему, что бояться нечего! Неужели Дэниел сглупил, когда поверил ему? Но ему так отчаянно хотелось домой, что он не мог заставить себя видеть правду…

За последние три года Дэниел научился драться грязно и даже подло, и пока первый из нападавших корчился на тротуаре после пинка в пах, второму пришлось бороться за обладание ножом.

— Кто вас послал? — прорычал Дэниел. Они стояли лицом к лицу, почти нос к носу, высоко подняв руки, и оба боролись за оружие.

— Мне просто нужны твои монеты, — бросил злодей и улыбнулся, хотя глаза жестко блеснули. — Отдай деньги и можешь проваливать.

Он лгал. Дэниел знал это. Твердо знал. Если он хотя бы на минуту отпустит запястья бандита, нож воткнется между его ребер. Кажется, у него осталось всего несколько мгновений, пока тот, кто валяется на земле, придет в себя.

— Эй, что тут происходит?

Дэниел метнул взгляд через улицу, как раз вовремя, чтобы увидеть двоих, выбегающих из паба. Нападающий тоже их увидел и, ловко вывернув запястье, отшвырнул нож. Извиваясь и толкаясь, он вырвался и бросился бежать. Дружок помчался за ним.

Дэниел бросился в погоню, полный решимости поймать хотя бы одного. Только так он сможет получить все ответы. Но еще до того, как он успел добраться до угла, один из посетителей паба набросился на него, приняв за преступника.

— Черт, — пробурчал Дэниел. Но не было смысла проклинать человека, который сбил его с ног. Если бы не его появление, Дэниела скорее всего убили бы.

Если он хочет получить ответ, нужно найти Хью Прентиса.

И чем скорее, тем лучше.

Примечания

1

Фамилия Энн созвучна английскому слову «winter» — зима.