Неточные совпадения
Около стен залы сидели нетанцующие дамы с открытыми шеями
и разряженные, насколько
только хватило у каждой денег
и вкусу, а также стояло множество мужчин, между коими виднелись чиновники в вицмундирах, дворяне в своих отставных военных мундирах, а другие просто в черных фраках
и белых галстуках
и, наконец, купцы в длиннополых, чуть не до земли, сюртуках
и все почти с огромными, неуклюжими медалями на кавалерских лентах.
Таким образом, вся эта святыня как будто бы навеяна была из-чужа, из католицизма, а между тем Крапчик
только по-русски
и умел говорить, никаких иностранных книг не читал
и даже за границей никогда не бывал.
— Это, конечно, на вашем месте сделал бы то же самое каждый, — поспешил вывернуться губернский предводитель, —
и я изъявляю
только мое опасение касательно того, чтобы враги наши не воспользовались вашей откровенностью.
— Дослушайте, пожалуйста,
и дайте договорить, а там уж
и делайте ваши замечания, — произнес он досадливым голосом
и продолжал прежнюю свою речь: — иначе
и не разумел, но… (
и Марфин при этом поднял свой указательный палец) все-таки желательно, чтоб в России не было ни масонов, ни энциклопедистов, а были бы
только истинно-русские люди, истинно-православные, любили бы свое отечество
и оставались бы верноподданными.
Истинный масон, крещен он или нет, всегда духом христианин, потому что догмы наши в самом чистом виде находятся в евангелии, предполагая, что оно не истолковывается с вероисповедными особенностями; а то хороша будет наша всех обретающая
и всех призывающая любовь, когда мы
только будем брать из католиков, лютеран, православных, а люди других исповеданий — плевать на них, гяуры они, козлища!
Губернский предводитель немного сконфузился при этом: он никак не желал подобного очищения, опасаясь, что в нем, пожалуй, крупинки золота не обретется, так как он был ищущим масонства
и, наконец, удостоился оного вовсе не ради нравственного усовершенствования себя
и других, а чтобы
только окраситься цветом образованного человека, каковыми тогда считались все масоны,
и чтобы увеличить свои связи, посредством которых ему уже
и удалось достигнуть почетного звания губернского предводителя.
Марфин, впрочем, вряд ли бы его пощадил
и даже, пожалуй, сказал бы еще что-нибудь посильней, но
только вдруг, как бы от прикосновения волшебного жезла, он смолк, стих
и даже побледнел, увидав входившее в это время в залу целое семейство вновь приехавших гостей, которое состояло из трех молодых девушек с какими-то ангелоподобными лицами
и довольно пожилой матери, сохранившей еще заметные следы красоты.
Второе: женился на чучеле, на уроде, потому
только, что у той было полторы тысячи душ,
и, как рассказывают, когда они еще были молодыми, с этакого вот тоже, положим, балу, он, возвратясь с женой домой, сейчас принялся ее бить.
— Наши с ma tante [тетушка (франц.).] дела — как сажа бела! — отвечал, захохотав, Ченцов. — Она вчера ждала, что управляющий ее прибудет к ней с тремя тысячами денег, а он ей привез
только сорок куриц
и двадцать поросенков, но
и то больше померших волею божией, а не поваром приколотых.
Марфин
и Людмила тоже начали свой разговор с Юлии Матвеевны, но
только совершенно в ином роде.
Старый камердинер его при этом случае
только надзирал за ним, чтобы как-нибудь барин, по слабосильности своей, не уронил чего
и не зашиб себя.
— Вероятно, выше, — отвечал кротко
и серьезно Марфин: он с твердостию выдерживал урок смирения, частию чтобы загладить свою вчерашнюю раздражительность, под влиянием которой он был на бале, а частью
и вследствие наглядного примера, сейчас
только данного ему его старым камердинером; Марфин, по его словам, имел привычку часто всматриваться в поступки Антипа Ильича, как в правдивое
и непогрешимое нравственное зеркало.
Охваченный всеми этими мечтаниями, начинающий уже стареться холостяк принялся — когда Ченцов едва
только произведен был в гусарские офицеры — раскрывать перед ним свои мистические
и масонские учения.
В случае, если ответ Ваш будет мне неблагоприятен, не передавайте оного сами, ибо Вы, может быть, постараетесь смягчить его
и поумалить мое безумие, но пусть мне скажет его Ваша мать со всей строгостью
и суровостью, к какой
только способна ее кроткая душа,
и да будет мне сие — говорю это, как говорил бы на исповеди — в поучение
и назидание.
Он уверял, что Марфин потому так
и любит бывать у Рыжовых, что ему у них все напоминает первобытный хаос, когда земля была еще неустроена,
и когда
только что сотворенные люди были совершенно чисты, хоть уже
и обнаруживали некоторое поползновение к грешку.
Тщательно скрывая от дочерей положение несчастной горничной, она спешила ее отправить в деревню,
и при этом не
только что не бранила бедняжку, а, напротив, утешала, просила не падать духом
и беречь себя
и своего будущего ребенка, а сама между тем приходила в крайнее удивление
и восклицала: «Этого я от Аннушки (или Паши какой-нибудь) никак не ожидала, никак!» Вообще Юлия Матвеевна все житейские неприятности — а у нее их было немало — встречала с совершенно искренним недоумением.
В голову даже не приходило!» — повторяла она многократно, словно будто бы была молоденькая смольнянка,
только что впервые открывшая глаза на божий мир
и на то, что в нем творится.
Марфин хоть
и подозревал в своем камердинере наклонность к глубоким размышлениям, но вряд ли это было так: старик, впадая в задумчивость, вовсе, кажется, ничего не думал, а
только прислушивался к разным болестям своим — то в спине, то в руках, то в ногах.
Между тем в Людмиле была страсть к щеголеватости во всем: в туалете, в белье, в убранстве комнаты; тогда как Сусанна почти презирала это,
и в ее спальне был
только большой образ с лампадкой
и довольно жесткий диван, на котором она спала; Муза тоже мало занималась своей комнатой, потому что никогда почти не оставалась в ней, но, одевшись, сейчас же сходила вниз, к своему фортепьяно.
Одета Людмила на этот раз была в кокетливый утренний капот, с волосами как будто бы даже не причесанными, а
только приколотыми шпильками,
и — надобно отдать ей честь — поражала своей красотой
и миловидностью; особенно у нее хороши были глаза — большие, черные, бархатистые
и с поволокой, вследствие которой они все словно бы где-то блуждали…
— Все равно, я сегодня видел эти перчатки, да мне
и самому когда-то даны были такие,
и я их тоже преподнес,
только не одной женщине, а нескольким, которых уважал.
Тактика Ченцова была не скрывать перед женщинами своих любовных похождений, а, напротив, еще выдумывать их на себя, —
и удивительное дело: он не
только что не падал тем в их глазах, но скорей возвышался
и поселял в некоторых желание отбить его у других. Людмила, впрочем, была, по-видимому, недовольна его шутками
и все продолжала взад
и вперед ходить по комнате.
Сенатор, по своей придворной тактике, распростился с ним в высшей степени любезно,
и только, когда Егор Егорыч совсем уже уехал, он немедля же позвал к себе правителя дел
и стал ему пересказывать с видимым чувством досады...
— Ваше высокопревосходительство! — начал он, прижимая руку к сердцу, но более того ничего не мог высказать, а
только, сморгнув навернувшиеся на глазах его слезы, поклонился
и вышел.
— Всему этому
только улыбнутся в Петербурге, — начал было губернский предводитель, но, заметив, что Марфин готов был вспетушиться, поторопился присовокупить: — Вы
только, пожалуйста, не сердитесь
и выслушайте меня, что я вам доложу.
По-моему, напротив, надобно дать полное спокойствие
и возможность графу дурачиться; но когда он начнет уже делать незаконные распоряжения, к которым его, вероятно,
только еще подготовляют, тогда
и собрать не слухи, а самые дела, да с этим
и ехать в Петербург.
Крапчик втайне готов был фыркнуть, услыхав такое измышление Егора Егорыча, но, разумеется, воздержался
и только с легкою полуулыбкою возразил...
— Ничего! — отвечал небрежно Ченцов
и выиграл карту; тут уж он потянул из денег предводителя значительную пачку. Крапчик
только молча наблюдал, правильно ли Ченцов отсчитывает себе деньги, на которые тот положил прежнюю червонную даму.
Ченцов очень хорошо видел, что в настоящие минуты она была воск мягкий, из которого он мог вылепить все, что ему хотелось,
и у него на мгновение промелькнула было в голове блажная мысль отплатить этому подлецу Крапчику за его обыгрыванье кое-чем почувствительнее денег; но, взглянув на Катрин, он сейчас же отказался от того, смутно предчувствуя, что смирение ее перед ним было не совсем искреннее
и только на время надетая маска.
Госпожа Сверстова, или, как издавна
и странно называл ее муж, gnadige Frau [милостивая государыня (нем.).], желая тем выразить глубокое уважение к ней, оставшись дома одна, забыла даже пообедать
и напилась
только ячменного кофею.
Члены полиции имели постоянным правилом своим по делам этого рода делать срывы с кого
только возможно; но Сверстов, никогда ни по какому делу не бравший ни копейки, страшно восставал против таких поборов
и не доносил о том по начальству единственно из чувства товарищества, так как
и сам был все-таки чиновник.
Дело в том, что она вступила в брак со Сверстовым уже вдовою; в первом же замужестве была за лютеранским пастором в Ревеле, который тоже пил
и довольно много, но
только благородное баварское пиво, выписываемое им бочками из-за границы.
Тщетно gnadige Frau убеждала своего второго супруга пить тоже пиво, но он в одном
только этом случае не слушался ее
и предпочитал наше простое пенное всем другим напиткам.
— А зачем мне жалованье? — возразил он. — Пусть Егор Егорыч даст нам
только комнатку, — а у него их сорок в деревенском доме, —
и тот обедец, которым он дворню свою кормит,
и кормит, я знаю, отлично!
Тут молодой врач с искренним удовольствием увидал, что его жена не
только gnadige Frau, но
и многосведущая масонка, благодаря покойному пастору, бывшему сильным деятелем ложи строгого наблюдения, который старался передать молодой жене главные догмы масонства
и вместе с тем познакомил ее с разными немецкими
и русскими масонами.
— Но вы поймите, какой это удар для меня!.. Я
только об этом
и мечтала! — объяснила далее адмиральша,
и слезы текли уже по ее щекам.
Напрасно к нему приезжали сенатор, губернатор, губернский предводитель, написавший сверх того Егору Егорычу письмо, спрашивая, что такое с ним, — на все это Антип Ильич, по приказанию барина, кротко отвечал, что господин его болен, не может никого принимать
и ни с кем письменно сноситься; но когда пришло к Егору Егорычу письмо от Сверстова, он как бы ожил
и велел себе подать обед, питаясь до этого одним
только чаем с просфорой, которую ему, с вынутием за здравие, каждое утро Антип Ильич приносил от обедни.
Ченцов закусил себе губы
и, отвернувшись от Людмилы, начал смотреть на Катрин, которая, видимо, уничтоженная
и опечаленная, танцевала с одним из самых щеголеватых сенаторских чиновников, но говорить с своим кавалером не могла
и только отчасти вознаграждена была, танцуя вторую кадриль с Ченцовым, с которым она тоже мало говорила, но зато крепко пожимала ему руку, чувствуя при этом, что он хоть продолжал кусать себе усы, но отвечал ей тоже пожатием.
На другой день Крапчик, как
только заблаговестили к вечерне, ехал уже в карете шестериком с форейтором
и с саженным почти гайдуком на запятках в загородный Крестовоздвиженский монастырь, где имел свое пребывание местный архиерей Евгений, аки бы слушать ефимоны; но, увидав, что самого архиерея не было в церкви, он, не достояв службы, послал своего гайдука в покой ко владыке спросить у того, может ли он его принять,
и получил ответ, что владыко очень рад его видеть.
Он не прямо из лавры поступил в монашество, но лет десять профессорствовал
и,
только уж овдовев, постригся, а потому жизнь светскую ведал хорошо; кроме того, по характеру, был человек общительный, умный, довольно свободомыслящий для монаха
и при этом еще весьма ученый, особенно по части церковной истории.
Владыко позвонил стоявшим на столе колокольчиком. Вошел служка в длиннополом сюртуке. Владыко ничего ему не проговорил, а
только указал на гостя. Служка понял этот знак
и вынес губернскому предводителю чай, ароматический запах которого распространился по всей комнате. Архиерей славился тем, что у него всегда подавался дорогой
и душистый чай, до которого он сам был большой охотник. Крапчик, однако, отказался от чаю, будучи, видимо, чем-то озабочен.
И вообще, — продолжал Евгений с несколько уже суровым взором, — для каждого хлыста главною заповедью служит: отречься от всего, что требуют от него церковь, начальство, общежитие,
и слушаться
только того, что ему говорит его внутренний голос, который он считает после его радений вселившимся в него от духа святого, или что повелевает ему его наставник из согласников, в коем он предполагает еще большее присутствие святого духа, чем в самом себе.
— Если вы знакомы с историей религий, сект, философских систем, политических
и государственных устройств, то можете заметить, что эти прирожденные человечеству великие идеи
только изменяются в своих сочетаниях, но число их остается одинаким,
и ни единого нового камешка не прибавляется,
и эти камешки являются то в фигурах мрачных
и таинственных, — какова религия индийская, — то в ясных
и красивых, — как вера греков, — то в нескладных
и исковерканных представлениях разных наших иноверцев.
— Нет, я на его запрос ничего не отвечу, — проговорил, с неудовольствием мотнув головой, архиерей, — я не подвластен господину сенатору; надо мной
и всем моим ведомством может назначить ревизию
только святейший правительствующий синод, но никак не правительствующий сенат.
— Напишите, что вы действительно содействовали преследованию секты хлыстов, так как она есть невежественная
и вредная для народной нравственности,
и что хлысты
и скопцы едино суть,
и скопчество
только есть дальнейшее развитие хлыстовщины! — научил его владыко.
На этот крик Парасковья показалась в дверях избы с огромной горящей лучиной в руке,
и она была вовсе не толстобокая, а, напротив, стройная
и красивая баба в ситцевом сарафане
и в красном платке на голове. Gnadige Frau
и доктор вошли в избу. Парасковья поспешила горящую лучину воткнуть в светец. Сверстов прежде всего начал разоблачать свою супругу, которая была заметно утомлена длинной дорогой,
и когда она осталась в одном
только ваточном капоте, то сейчас же опустилась на лавку.
— Выпейте!.. — сказала ей тихо, но повелительно gnadige Frau
и налила чашку, которую Парасковья неумело взяла в руки, но кофей
только попробовала.
Парасковья сейчас же начала разгонять тараканов, а за ней
и девочка, наконец
и курчавый мальчуган, который, впрочем, больше прихлопывал их к стене своей здоровой ручонкой, так что
только мокренько оставались после каждого таракана. Бедные насекомые, сроду не видавшие такой острастки на себя, мгновенно все куда-то попрятались. Не видя более врагов своих, gnadige Frau поуспокоилась
и села опять на лавку: ей было совестно такого малодушия своего, тем более, что она обнаружила его перед посторонними.
Сверстов немедля же полез на голбец,
и Иван Дорофеев, влезши за ним, стал ему светить лучиной. Бабушка была совсем засохший, сморщенный гриб. Сверстов повернул ее к себе лицом. Она
только простонала, не ведая, кто это
и зачем к ней влезли на печь. Сверстов сначала приложил руку к ее лбу, потом к рукам, к ногам
и, слезая затем с печи, сказал...
Из людей
и вообще из каких-либо живых существ не попадалось никого,
и только вдали как будто бы что-то такое пробежало,
и вряд ли не стая волков.