Неточные совпадения
Муза повиновалась ему и
стала было играть, но Марфин недолго слушал ее и, усевшись на ближайший к фортепьяно стул, спросил...
Муза принялась было продолжать свою фантазию, но у нее
стало выходить что-то очень нескладное: при посторонних лицах она решительно не могла спокойно творить.
Прислуга в доме
стала расходиться, но
Муза, сев за фортепьяно, все еще продолжала некоторое время потихоньку плакать: чувство дочери и сестры в ней пересилило на этот раз артистку.
— За
Музой мы заедем и возьмем ее с собой! —
стал ей толковать Егор Егорыч. — Доктор, который живет у меня в Кузьмищеве, пишет, что послал сюда мою карету, и мы все спокойно в ней доедем.
После обеда
Муза и Лябьев, по просьбе хозяина,
стали играть в четыре руки, и хотя Лябьев играл секондо, а
Муза примо, но gnadige Frau хорошо поняла, как он много был образованнее и ученее в музыкальном смысле своей соигрицы. Gnadige Frau втайне чрезвычайно желала бы сыграть с Лябьевым что-нибудь, чтобы показать ему, как и она тоже была образована в этом отношении, но, отстав столь давно от музыки, она не решалась высказать этого желания.
— Eh bien! [Хорошо! (франц.).] — одобрила
Муза Николаевна и
стала аккомпанировать.
Муза Николаевна
стала ей слегка подыгрывать на фортепьяно, а Углаков запел.
Вскоре затем посетители
стали собираться; но
Муза Николаевна решительно объявила, что она хочет остаться с мужем.
— Господи! — воскликнула
Муза Николаевна, никогда не воображавшая услышать о таком женском пороке. — Но кто же ей
стал давать взятки?
— Как? — полувоскликнула
Муза Николаевна, широко раскрывая от удивления глаза. —
Стало быть, у вас был новый роман?
— Ну,
Муза, милая, скажи! —
стал приставать Лябьев.
— Этого уж не воротишь, — подхватила
Муза Николаевна, — но мы должны утешать себя теперь тем, что у нас сын будет музыкант, и мы его
станем уж серьезно учить.
Несмотря на свой расстроенный вид, Сусанна Николаевна, слегка опиравшаяся на руку сестры, была художественно-прекрасна: ее довольно высокий
стан представлял классическую стройность; траурная вуаль шляпки развевалась по воздуху; глаза были исполнены лихорадочного огня, заметный румянец покрывал ее обычно бледное лицо. Крепко пожимая руку
Музы Николаевны, она ей отвечала...
Неточные совпадения
А нынче все умы в тумане, // Мораль на нас наводит сон, // Порок любезен и в романе, // И там уж торжествует он. // Британской
музы небылицы // Тревожат сон отроковицы, // И
стал теперь ее кумир // Или задумчивый Вампир, // Или Мельмот, бродяга мрачный, // Иль Вечный жид, или Корсар, // Или таинственный Сбогар. // Лорд Байрон прихотью удачной // Облек в унылый романтизм // И безнадежный эгоизм.
В те дни, когда в садах Лицея // Я безмятежно расцветал, // Читал охотно Апулея, // А Цицерона не читал, // В те дни в таинственных долинах, // Весной, при кликах лебединых, // Близ вод, сиявших в тишине, // Являться
муза стала мне. // Моя студенческая келья // Вдруг озарилась:
муза в ней // Открыла пир младых затей, // Воспела детские веселья, // И славу нашей старины, // И сердца трепетные сны.
— Он — двоюродный брат мужа, — прежде всего сообщила Лидия, а затем, в тоне осуждения, рассказала, что Туробоев служил в каком-то комитете, который называл «Комитетом Тришкина кафтана», затем ему предложили место земского начальника, но он сказал, что в полицию не пойдет. Теперь пишет непонятные
статьи в «Петербургских ведомостях» и утверждает, что
муза редактора — настоящий нильский крокодил, он живет в цинковом корыте в квартире князя Ухтомского и князь пишет передовые
статьи по его наущению.
А. Белый говорит в своих воспоминаниях: «Символ „жены“
стал зарею для нас (соединением неба с землею), сплетаясь с учением гностиков о конкретной премудрости с именем новой
музы, сливающей мистику с жизнью» [Воспоминания А. Белого об А. Блоке, напечатанные в четырех томах «Эпопеи», — первоклассный материал для характеристики атмосферы ренессансной эпохи, но фактически в нем много неточного.].