Неточные совпадения
Губернский предводитель грустно усмехнулся и
начал было...
— Если бы у господина Марфина хоть на копейку
было в голове мозгу, так он должен
был бы понимать, какого сорта птица Крапчик: во-первых-с (это уж советник
начал перечислять по пальцам) — еще
бывши гатчинским офицером, он наушничал Павлу на товарищей и за то, когда Екатерина умерла, получил в награду двести душ.
— Еще бы! — подхватил Ченцов и переменил разговор. — Вы вот
поете хорошо, —
начал он.
Валерьян
был принят в число братьев, но этим и ограничились все его масонские подвиги: обряд посвящения до того показался ему глуп и смешон, что он на другой же день стал рассказывать в разных обществах, как с него снимали не один, а оба сапога, как распарывали брюки, надевали ему на глаза совершенно темные очки, водили его через камни и ямины, пугая, что это горы и пропасти, приставляли к груди его циркуль и шпагу, как потом ввели в самую ложу, где будто бы ему (тут уж Ченцов
начинал от себя прибавлять), для испытания его покорности, посыпали голову пеплом, плевали даже на голову, заставляли его кланяться в ноги великому мастеру, который при этом, в доказательство своего сверхъестественного могущества, глотал зажженную бумагу.
— Ну, это, дядя, вы ошибаетесь! —
начал тот не таким уж уверенным тоном. — Золота я и в царстве небесном пожелаю, а то сидеть там все под деревцами и кушать яблочки — скучно!.. Женщины там тоже, должно
быть, все из старых монахинь…
— Ах, это вы! —
начала с уважением Людмила и затем несвязно присовокупила: — Кланяйтесь, пожалуйста, Егору Егорычу, попросите у него извинения за меня и скажите, что мамаши теперь дома нет и что она
будет ему отвечать!
— Не
были ли мы вместе с вами под Бородиным? —
начал сенатор, обращаясь к Марфину. — Фамилия ваша мне чрезвычайно знакома.
— Он
был у меня!.. — доложил правитель дел, хотя собственно он должен
был бы сказать, что городничий представлялся к нему, как стали это делать, чрез две же недели после
начала ревизии, почти все вызываемые для служебных объяснений чиновники, являясь к правителю дел даже ранее, чем к сенатору, причем, как говорили злые языки, выпадала немалая доля благостыни в руки Звездкина.
— Ваше высокопревосходительство! —
начал Дрыгин тоном благородного негодования. — Если бы я
был не человек, а свинья, и уничтожил бы в продолжение нескольких часов целый ушат капусты, то умер бы, а я еще жив!
— Всему этому только улыбнутся в Петербурге, —
начал было губернский предводитель, но, заметив, что Марфин готов
был вспетушиться, поторопился присовокупить: — Вы только, пожалуйста, не сердитесь и выслушайте меня, что я вам доложу.
Катрин
была уверена, что божественный Ченцов (она иначе не воображала его в своих мечтах) явился собственно для нее, чтобы исполнить ее приказание приехать к ним с утра, но расчет m-lle Катрин оказался при самом
начале обеда неверен.
Сверстов,
начиная с самой первой школьной скамьи, — бедный русак, по натуре своей совершенно непрактический, но бойкий на слова, очень способный к ученью, — по выходе из медицинской академии, как один из лучших казеннокоштных студентов,
был назначен флотским врачом в Ревель, куда приехав, нанял себе маленькую комнату со столом у моложавой вдовы-пасторши Эмилии Клейнберг и предпочел эту квартиру другим с лукавою целью усовершенствоваться при разговорах с хозяйкою в немецком языке, в котором он
был отчасти слаб.
Ченцов закусил себе губы и, отвернувшись от Людмилы,
начал смотреть на Катрин, которая, видимо, уничтоженная и опечаленная, танцевала с одним из самых щеголеватых сенаторских чиновников, но говорить с своим кавалером не могла и только отчасти вознаграждена
была, танцуя вторую кадриль с Ченцовым, с которым она тоже мало говорила, но зато крепко пожимала ему руку, чувствуя при этом, что он хоть продолжал кусать себе усы, но отвечал ей тоже пожатием.
— Причиной тому
был отчасти и я по тому случаю, что в этом именно уезде, где скопцы
начали открываться,
есть у меня небольшая усадьба, подаренная мне еще покойным благодетелем, императором Павлом…
— Скопцы, действительно, у нас
были в древности, — отвечал Евгений, — и в
начале нынешнего тысячелетия занимали даже высшие степени нашей церковной иерархии: Иоанн, митрополит киевский, родом грек, и Ефим, тоже киевский митрополит, бывший до иночества старшим боярином при князе Изяславе […князь Изяслав (1024—1078) — великий князь киевский, сын Ярослава Мудрого.]; но это
были лица единичные, случайные!..
Я
был мальчуган живой и подвижный; мне что-то не заспалось, и прежде всего я догадался, что нас из сеней снаружи, должно
быть, заперли, а потом
начинаю слышать в соседней избе шум, гам, пение и топанье великое, и в то же время вижу сквозь щель в перегородке свет из той избы…
На этот крик Парасковья показалась в дверях избы с огромной горящей лучиной в руке, и она
была вовсе не толстобокая, а, напротив, стройная и красивая баба в ситцевом сарафане и в красном платке на голове. Gnadige Frau и доктор вошли в избу. Парасковья поспешила горящую лучину воткнуть в светец. Сверстов прежде всего
начал разоблачать свою супругу, которая
была заметно утомлена длинной дорогой, и когда она осталась в одном только ваточном капоте, то сейчас же опустилась на лавку.
Парасковья сейчас же
начала разгонять тараканов, а за ней и девочка, наконец и курчавый мальчуган, который, впрочем, больше прихлопывал их к стене своей здоровой ручонкой, так что только мокренько оставались после каждого таракана. Бедные насекомые, сроду не видавшие такой острастки на себя, мгновенно все куда-то попрятались. Не видя более врагов своих, gnadige Frau поуспокоилась и села опять на лавку: ей
было совестно такого малодушия своего, тем более, что она обнаружила его перед посторонними.
Сколько ни досадно
было Крапчику выслушать такой ответ дочери, но он скрыл это и вообще за последнее время стал заметно пасовать перед Катрин, и не столько по любви и снисходительности к своему отпрыску, сколько потому, что отпрыск этот
начал обнаруживать характер вряд ли не посердитей и не поупрямей папенькина, и при этом еще Крапчик не мог не принимать в расчет, что значительная часть состояния, на которое он, живя дурно с женою, не успел у нее выцарапать духовной, принадлежала Катрин, а не ему.
— Вот видите-с, —
начал он, — доселе у меня
были управляющие из моих крепостных людей, но у всех у них оказывалось очень много родных в имении и разных кумов и сватов, которым они миротворили; а потому я решился взять с воли управляющего, но не иначе как с залогом, который, в случае какой-нибудь крупной плутни, я удержу в свою пользу.
— Сражение под Красным между армиями Кутузова и Наполеона произошло 3-6 ноября 1812 года.] убит
был ее жених, после чего она
начала тосковать, по временам даже заговариваться, и кончила тем, что поступила в монастырь, завещав в него свое состояние.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел
было (к чему он всегда прибегал в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время
начинал уже чувствовать, что силы духа его сосредоточиваются в области сердца, или — точнее — в солнечном узле брюшных нервов, то
есть под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч
был скоро выведен стуком, раздавшимся в его дверь.
Егор Егорыч, став около фортепьяно, невольно
начал глядеть на Сусанну, и часто повторяемые священником слова: «мати господа моего», «мати господа вышняго», совершенно против воли его вызвали в нем воспоминание об одной из множества виденных им за границей мадонн, на которую показалась ему чрезвычайно похожею Сусанна, — до того лицо ее
было чисто и духовно.
Адмиральша не совсем доверчиво посмотрела на дочь и уж станции через две после этого разговора
начала будто бы так, случайно, рассуждать, что если бы Ченцов
был хоть сколько-нибудь честный человек, то он никогда бы не позволил себе сделать того, что он сделал, потому что он женат.
— Потом (это уж Егор Егорыч
начал говорить настойчиво)… вам здесь, вероятно, трудно
будет жить с двумя дочерьми!.. Вот, пожалуйста, возьмите!
— Видите… —
начала она что-то такое плести. — Людмиле делают ванны, но тогда только, когда приказывает доктор, а ездит он очень неаккуратно, — иногда через день, через два и через три дня, и если вы приедете, а Людмиле
будет назначена ванна, то в этакой маленькой квартирке… понимаете?..
Старушка удалилась. Людмила ласково протянула руку Сусанне. Та долее не выдержала и, кинувшись сестре на грудь,
начала ее целовать: ясное предчувствие ей говорило, что Людмила
была несчастлива, и очень несчастлива!
Когда подан
был затем кофе, Егор Егорыч, будто бы так себе, к слову,
начал говорить о разного рода ложных стыдах и страхах, которые иногда овладевают людьми, и что подобного страха не следует
быть ни у кого, потому что каждый должен бояться одного только бога, который милосерд и прощает человеку многое, кроме отчаяния.
— Я… —
начала было Сусанна и взглянула на мать.
— Прежде всего, —
начал он, — этого повесу, моего племянника, надобно развести с его женой; это и для него и для жены его
будет благодеянием, и я как-нибудь устрою это; а потом их женить с Людмилой.
— Пожалуйста!.. Муж бесконечно рад
будет вас видеть, — почти умоляла его дама, а потом, с некоторым величием раскланиваясь на обе стороны с почтительно стоявшими чиновниками, вышла из церкви с мальчиком, который все обертывал головку и посматривал на Сусанну, видимо, уже
начиная разуметь женскую красоту.
Егор Егорыч слушал капитана весьма внимательно: его
начинало серьезно занимать, каким образом в таком, по-видимому, чувственном и мясистом теле, каково оно
было у капитана, могло обитать столько духовных инстинктов.
— Значит, —
начала она припирать его к стене, — вы готовы жениться на девушке некрасивой, у которой
есть обожатель и у которой
будет скоро залог любви к тому, и это еще когда Людмила соблаговолит за вас выйти, — а она вовсе не думает того, — и согласитесь, Аггей Никитич, что после всего этого вы смешны вашими воздыханиями и мечтаниями!
— Я сейчас вам докажу! —
начала она со свойственною ей ясностью мыслей. — Положим, вы женитесь на восемнадцатилетней девушке; через десять лет вам
будет пятьдесят, а ей двадцать восемь; за что же вы загубите молодую жизнь?.. Жене вашей захочется в свете
быть, пользоваться удовольствиями, а вы
будете желать сидеть дома, чтобы отдохнуть от службы, чтобы почитать что-нибудь, что, я знаю, вы любите!
— Бесспорно, что жаль, но приходить в такое отчаяние, что свою жизнь возненавидеть, — странно, и я думаю, что вы еще должны жить для себя и для других, —
начала было она неторопливо и наставническим тоном, но потом вдруг переменила на скороговорку. — Утрите, по крайней мере, слезы!.. Я слышу, Сусанна идет!..
— Егор Егорыч, —
начал он, — бесспорно умен и самых высоких душевных качеств, но не думаю, чтобы
был осмотрителен и строг в выборе своих друзей: очень уж он в облаках витает.
По уходе ее, князь несколько мгновений не
начинал разговора, как будто бы ему тяжело
было передать то, что случилось.
Мне
начинает казаться, что в этом мире не стоит ни о чем заботиться и надобно думать только о смерти и что
будет там за гробом.
— Позвольте вам рекомендовать себя! —
начала она, делая почтительный и низкий реверанс перед Егором Егорычем. — Я хоть и вижу вас, когда вы приезжаете к моим постояльцам, сама, однако, до сих пор не имела еще удовольствия
быть лично с вами знакома.
Ее
начал серьезно лечить Сверстов, объявивши Егору Егорычу и Сусанне, что старуха поражена нервным параличом и что у нее все более и более
будет пропадать связь между мозгом и языком, что уже и теперь довольно часто повторялось; так, желая сказать: «Дайте мне ложку!» — она говорила: «Дайте мне лошадь!» Муза с самого первого дня приезда в Кузьмищево все посматривала на фортепьяно, стоявшее в огромной зале и про которое Муза по воспоминаниям еще детства знала, что оно
было превосходное, но играть на нем она не решалась, недоумевая, можно ли так скоро после смерти сестры заниматься музыкой.
— Что это такое, скажите вы мне, — говорила она с настойчивостью и
начала затем читать текст старинного перевода книги Сен-Мартена: «Мне могут сделать возражение, что человек и скоты производят действия внешние, из чего следует, что все сии существа имеют нечто в себе и не
суть простые машины, и когда спросят у меня: какая же разница между их
началами действий и
началом, находящимся в человеке, то ответствую: сию разность легко тот усмотрит, кто обратится к ней внимательно.
«Приступим теперь к доводам, почему число четыре
есть число прямой линии: прежде всего скажу, что сие слово — прямая линия, принимаю здесь не в общепринятом смысле, означающем то протяжение, которое кажется глазам нашим ровною чертою, а яко
начало токмо.
Юлия Матвеевна, подписав эти бумаги, успокоилась и затем
начала тревожиться, чтобы свадьба
была отпразднована как следует, то
есть чтобы у жениха и невесты
были посаженые отцы и матери, а также и шафера; но где ж
было взять их в деревенской глуши, тем более, что жених, оставшийся весьма недовольным, что его невесту награждают приданым и что затевают торжественность, просил об одном, чтобы свадьба скорее
была совершена, потому что московский генерал-губернатор, у которого он последнее время зачислился чиновником особых поручений, требовал будто бы непременно его приезда в Москву.
— А эти столбы и мозаический пол взяты в подражание храму Соломона; большая звезда означает тот священный огонь, который постоянно горел в храме… —
начала было дотолковывать gnadige Frau, но, заметив, что Сусанна
была очень взволнована, остановилась и, сев с нею рядом, взяла ее за руку.
— Государь Александр Павлович, —
начал он, —
был один из самых острых и тонких умов, и очень возможно, что он бывал у madame Татариновой, желая ведать все возрастания и все уклонения в духовном движении людей…
— Ни то, ни другое, ни третье! —
начала ему возражать по пунктам gnadige Frau. — Вы еще вовсе не старик. Конечно, Людмила к вам
была несколько ближе по возрасту, но, как я слышала, только года на два, а это разница, думаю, небольшая!
— Gnadige Frau, —
начал он, когда та ровно в назначенный час вошла к нему, — вы
были два раза замужем и
были, как мне известно, оба раза счастливы; но… у вас не
было такой разницы в летах!
— Я, Егор Егорыч, —
начала gnadige Frau с торжественностью, — никогда не считала счастием равенство лет, а всегда его находила в согласии чувств и мнений с мужем, и с обоими мужьями у меня они
были согласны, точно так же, как и взгляды Сусанны Николаевны согласны с вашими.
— Напротив, весьма возможно, да вы уж и
начали ею
быть!.. Продолжайте с тем же рвением, какое теперь у вас, учиться, молитесь, думайте, читайте указанные вам книги и потом выйдите замуж за масона!
Это
был, по-видимому, весьма хилый старик, с лицом совершенно дряблым; на голове у него совсем почти не оказывалось волос, а потому дома, в одиночестве, Мартын Степаныч обыкновенно носил колпак, а при посторонних и в гостях надевал парик; бакенбарды его состояли из каких-то седоватых клочков; уши Мартын Степаныч имел большие, торчащие, и особенно правое ухо, что
было весьма натурально, ибо Мартын Степаныч всякий раз, когда
начинал что-либо соображать или высказывал какую-нибудь тонкую мысль, проводил у себя пальцем за ухом.