— Тут-с вот есть Иван, что горничную
убил у нас, — начал он, показывая в сторону головой, — он в остроге содержался; теперь это дело решили, чтобы ничего ему, и выпустили… Он тоже воротиться сюда по глупости боится. «Что, говорит, мне идти опять под гнев барина!.. Лучше позволили бы мне — я в солдаты продамся, меня покупают».
Неточные совпадения
—
У меня написана басня-с, — продолжал он, исключительно уже обращаясь к нему, — что одного лацароне [Лацароне (итальян.) — нищий, босяк.] подкупили в Риме англичанина
убить; он раз встречает его ночью в глухом переулке и говорит ему: «Послушай, я взял деньги, чтобы тебя
убить, но завтра день святого Амвросия, а патер наш мне на исповеди строго запретил людей под праздник резать, а потому будь так добр, зарежься сам, а ножик
у меня вострый, не намает уж никак!..» Ну, как вы думаете — наш мужик русский побоялся ли бы патера, или нет?..
Я по крайности знала, что когда Постен
у нас, то он физически меня никогда не
убьет и не оскорбит: так это и случилось, когда он в истории этого глупого векселя заслонил меня собой от его удара ножом.
В одну из таких минут, когда он несколько часов ходил взад и вперед
у себя по комнатам и приходил почти в бешенство оттого, что никак не мог придумать, где бы ему
убить вечер, — к нему пришел Салов.
«Да правда ли, говорит, сударь… — называет там его по имени, — что вы его не
убили, а сам он убился?» — «Да, говорит, друг любезный, потяну ли я тебя в этакую уголовщину; только и всего, говорит, что боюсь прижимки от полиции; но, чтобы тоже, говорит,
у вас и в селе-то между причетниками большой болтовни не было, я, говорит, велю к тебе в дом принести покойника, а ты, говорит, поутру его вынесешь в церковь пораньше, отслужишь обедню и похоронишь!» Понравилось это мнение священнику: деньгами-то с дьячками ему не хотелось, знаете, делиться.
— До начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, — дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в суд; вот он приходит к нам и рассказывает: «Я, говорит, гулял
у себя в селе, в поле… ну, знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и подошел, говорит, я к пастуху попросить огня в трубку, а в это время к тому подходит другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты, говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «Да нельзя, говорит, было:
у нас сегодня ночью
у хозяина сын жену
убил».
А
у наказуемого только слегка спина синела, кровь даже не выступила; сам один
у меня вот тут в телеге хвастался: «Я, говорит, кнутом и
убить человека могу сразу, и, говорит, посади ты ему на спину этого комарика, я ударю по нем, и он останется жив!» — На лубу ведь их все учат.
— Я прислан исполнить это решение. Вы, конечно, можете не допустить меня до этого, можете
убить, разорвать на части, но вместо меня пришлют другого, и уже с войском; а войско
у вас, как я слышал, бывало, — и вы знаете, что это такое!
— Выходите и
убивайте меня, если только сам я дамся вам живой! — прибавил он и, выхватив
у стоящего около него мужика заткнутый
у него за поясом топор, остановился молодцевато перед толпой; фуражка с него спала в эту минуту, и курчавые волосы его развевались по ветру.
«Все кончено, я, как разрушитель храмов, Александр Македонский, сижу на развалинах. Смирный народ мой поершился было немного, хотели, кажется, меня
убить, — и я, кажется, хотел кого-то
убить. Завтра еду обратно в губернию. На душе
у меня очень скверно».
«Ваше превосходительство! — писала она своим бойким почерком. — Письмо это пишет к вам женщина, сидящая день и ночь
у изголовья вашего умирающего родственника. Не буду описывать вам причину его болезни; скажу только, что он напуган был выстрелом, который сделал один злодей-лакей и
убил этим выстрелом одну из горничных».
— Видите, Марья Петровна, — перебила соседка, — вам даже это говорит простая мужичка… что вы делаете? Помилосердуйте… послушайте меня… я вам добра желаю… Посудите сами, время праздничное, подумают еще, как следствие затеется, что его здесь и
убили у вас; прикажите его, говорю вам, отвезти скорее, бог с ним, своя рубашка ближе…
Неточные совпадения
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь:
убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. //
У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
«Избави Бог, Парашенька, // Ты в Питер не ходи! // Такие есть чиновники, // Ты день
у них кухаркою, // А ночь
у них сударкою — // Так это наплевать!» // «Куда ты скачешь, Саввушка?» // (Кричит священник сотскому // Верхом, с казенной бляхою.) // — В Кузьминское скачу // За становым. Оказия: // Там впереди крестьянина //
Убили… — «Эх!.. грехи!..»
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка
убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар
у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Левин остался
у линейки и с завистью смотрел на охотников. Охотники прошли всё болотце. Кроме курочки и чибисов, из которых одного
убил Васенька, ничего не было в болоте.
Тяга была прекрасная. Степан Аркадьич
убил еще две штуки и Левин двух, из которых одного не нашел. Стало темнеть. Ясная, серебряная Венера низко на западе уже сияла из-за березок своим нежным блеском, и высоко на востоке уже переливался своими красными огнями мрачный Арктурус. Над головой
у себя Левин ловил и терял звезды Медведицы. Вальдшнепы уже перестали летать; но Левин решил подождать еще, пока видная ему ниже сучка березы Венера перейдет выше его и когда ясны будут везде звезды Медведицы.