Неточные совпадения
Егеря, впрочем, когда
тот пришел, Павел сейчас же сам
узнал по патронташу, повешенному через плечо, и по ружью в руке.
Увидав Захаревских в церкви, Александра Григорьевна слегка мотнула им головой;
те, в свою очередь, тоже издали поклонились ей почтительно: они
знали, что Александра Григорьевна не любила, чтобы в церкви, и особенно во время службы, подходили к ней.
— Не
знаю, — начал он, как бы более размышляющим тоном, — а по-моему гораздо бы лучше сделал, если бы отдал его к немцу в пансион… У
того, говорят, и за уроками детей следят и музыке сверх
того учат.
Та была по натуре своей женщина суровая и деспотичная, так что все даже дочери ее поспешили бог
знает за кого повыйти замуж, чтобы только спастись от маменьки.
Всюду проникающий воздух — и
тот, кажется, не
знал об ней.
Между
тем старуха тоже беспокоилась о своей горничной и беспрестанно посылала
узнавать: что, лучше ли ей?
Никто уже не сомневался в ее положении; между
тем сама Аннушка, как ни тяжело ей было, слова не смела пикнуть о своей дочери — она хорошо
знала сердце Еспера Иваныча: по своей стыдливости, он скорее согласился бы умереть, чем признаться в известных отношениях с нею или с какою бы
то ни было другою женщиной: по какому-то врожденному и непреодолимому для него самого чувству целомудрия, он как бы хотел уверить целый мир, что он вовсе не
знал утех любви и что это никогда для него и не существовало.
Имплева княгиня сначала совершенно не
знала; но так как она одну осень очень уж скучала, и у ней совершенно не было под руками никаких книг,
то ей кто-то сказал, что у помещика Имплева очень большая библиотека.
Про Еспера Иваныча и говорить нечего: княгиня для него была святыней, ангелом чистым, пред которым он и подумать ничего грешного не смел; и если когда-то позволил себе смелость в отношении горничной,
то в отношении женщины его круга он, вероятно, бежал бы в пустыню от стыда, зарылся бы навеки в своих Новоселках, если бы только
узнал, что она его подозревает в каких-нибудь, положим, самых возвышенных чувствах к ней; и таким образом все дело у них разыгрывалось на разговорах, и
то весьма отдаленных, о безумной, например, любви Малек-Аделя к Матильде […любовь Малек-Аделя к Матильде.
Одно, совершенно случайное, открытие дало ей к
тому прекрасный повод: от кого-то она
узнала, что у Еспера Иваныча есть побочная дочь, которая воспитывается у крестьянина в деревне.
— Чего тут не уметь-то! — возразил Ванька, дерзко усмехаясь, и ушел в свою конуру. «Русскую историю», впрочем, он захватил с собою, развернул ее перед свечкой и начал читать,
то есть из букв делать бог
знает какие склады, а из них сочетать какие только приходили ему в голову слова, и воображал совершенно уверенно, что он это читает!
Одно новое обстоятельство еще более сблизило Павла с Николаем Силычем.
Тот был охотник ходить с ружьем. Павел, как мы
знаем, в детстве иногда бегивал за охотой, и как-то раз, идя с Николаем Силычем из гимназии, сказал ему о
том (они всегда почти из гимназии ходили по одной дороге, хотя Павлу это было и не по пути).
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на
тему: «Великий человек». По словесности Вихров тоже был первый, потому что прекрасно
знал риторику и логику и, кроме
того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его голове: давно уже желая высказать
то, что наболело у него на сердце, он подошел к учителю и спросил его, что можно ли, вместо заданной им
темы, написать на
тему: «Случайный человек»?
— А на какую же указывать ему? На турецкую разве? Так
той он подробно не
знает.
Тем более, что он не только мысли, но даже обороты в сочинении своем заимствовал у знаменитых писателей, коих, однако, за
то не наказывали и не судили.
— Да разве уж вы
знаете это? — спросила его
та с улыбкой.
— И вообразите, кузина, — продолжал Павел, — с месяц
тому назад я ни йоты, ни бельмеса не
знал по-французски; и когда вы в прошлый раз читали madame Фатеевой вслух роман,
то я был такой подлец, что делал вид, будто бы понимаю, тогда как звука не уразумел из
того, что вы прочли.
Дама призналась Ятвасу в любви и хотела подарить ему на память чугунное кольцо, но по этому кольцу Ятвас
узнает, что это была родная сестра его, с которой он расстался еще в детстве: обоюдный ужас и — после
того казак уезжает на Кавказ, и там его убивают, а дама постригается в монахини.
Павел от огорчения в продолжение двух дней не был даже у Имплевых. Рассудок, впрочем, говорил ему, что это даже хорошо, что Мари переезжает в Москву, потому что, когда он сделается студентом и сам станет жить в Москве, так уж не будет расставаться с ней; но, как бы
то ни было, им овладело нестерпимое желание
узнать от Мари что-нибудь определенное об ее чувствах к себе. Для этой цели он приготовил письмо, которое решился лично передать ей.
Совестливые до щепетильности, супруг и супруга — из
того, что они с Павла деньги берут, — бог
знает как начали за ним ухаживать и беспрестанно спрашивали его: нравится ли ему стол их, тепло ли у него в комнате?
— Так что же вы говорите, я после этого уж и не понимаю! А
знаете ли вы
то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя — ходить в Семеновский трактир и пить там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае волю мою и лишать меня, может быть, счастья всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!
—
Узнал! — отвечал
тот, немного картавя.
— А!.. — произнесла
та протяжно. Будучи более посвящена в военное ведомство, Александра Григорьевна хорошенько и не
знала, что такое университет и Демидовское.
— Да я и не
знаю, — отвечал
тот, разводя руками.
— Ужасная! — отвечал Абреев. — Он жил с madame Сомо.
Та бросила его, бежала за границу и оставила триста тысяч векселей за его поручительством… Полковой командир два года спасал его, но последнее время скверно вышло: государь
узнал и велел его исключить из службы… Теперь его, значит, прямо в тюрьму посадят… Эти женщины, я вам говорю, хуже змей жалят!.. Хоть и говорят, что денежные раны не смертельны, но благодарю покорно!..
— Когда лучше
узнаю историю,
то и обсужу это! — отвечал Павел тоже сухо и ушел; но куда было девать оставшиеся несколько часов до ночи? Павлу пришла в голову мысль сходить в дом к Есперу Иванычу и посмотреть на
те места, где он так счастливо и безмятежно провел около года, а вместе с
тем узнать, нет ли каких известий и от Имплевых.
Павел сначала не
узнавал отца, но потом, когда он пришел в себя, полковник и ему
то же самое повторил.
— Грамоте-то, чай, изволите
знать, — начал он гораздо более добрым и только несколько насмешливым голосом, — подите по улицам и глядите, где записка есть, а
то ино ступайте в трактир, спросите там газету и читайте ее: сколько хошь — в ней всяких объявлений есть. Мне ведь не жаль помещения, но никак невозможно этого: ну, я пьяный домой приду, разве хорошо господину это видеть?
— Нет, не надо! — отвечал
тот, не давая ему руки и целуя малого в лицо; он
узнал в нем друга своего детства — мальчишку из соседней деревни — Ефимку, который отлично ходил у него в корню, когда прибегал к нему по воскресеньям бегать в лошадки.
— Вона, не могу! — воскликнул, в свою очередь, Макар Григорьев. —
Знаем ведь тоже: приходилось по делам-то нашим угощать бар-то, а своему господину уж не сделать
того… Слава тебе господи, сможем, не разоримся, — заключил Макар Григорьев и как-то самодовольно усмехнулся.
— Не
знаю, — отвечал Макар Григорьев, как бы нехотя. — Конечно, что нам судить господ не приходится, только
то, что у меня с самых первых пор, как мы под власть его попали, все что-то неладно с ним пошло, да и до сей поры, пожалуй, так идет.
— Век ее заел! — воскликнула Анна Гавриловна. — А кто бы ее и взял без него!.. Приехавши сюда, мы все
узнали: княгиня только по доброте своей принимала их, а не очень бы они стоили
того. Маменька-то ее все именье в любовников прожила, да и дочка-то, верно, по ней пойдет.
— И сам еще не
знаю! — отвечал Павел, но таким тоном, которым явно хотел показать, что он — не
то что сам не
знает, а не хочет только говорить ей об этом.
Он чувствовал некоторую неловкость сказать об этом Мари; в
то же время ему хотелось непременно сказать ей о
том для
того, чтобы она
знала, до чего она довела его, и Мари, кажется, поняла это, потому что заметно сконфузилась.
Вихров все это
знал, но,
тем не менее, и эту лекцию записал с буквальною точностью.
Еще и прежде
того, как мы
знаем, искусившись в писании повестей и прочитав потом целые сотни исторических романов, он изобразил пребывание Поссевина в России в форме рассказа: описал тут и царя Иоанна, и иезуитов с их одеждою, обычаями, и придумал даже полячку, привезенную ими с собой.
— Потому что вы описываете жизнь, которой еще не
знаете; вы можете написать теперь сочинение из книг, — наконец, описать ваши собственные ощущения, — но никак не роман и не повесть! На меня, признаюсь, ваше произведение сделало очень, очень неприятное впечатление; в нем выразилась или весьма дурно направленная фантазия, если вы все выдумали, что писали… А если же нет,
то это, с другой стороны, дурно рекомендует вашу нравственность!
— Ну, батюшка, — обратился он как-то резко к Неведомову, ударяя
того по плечу, — я сегодня кончил Огюста Конта [Конт Огюст (1798—1857) — французский буржуазный философ, социолог, субъективный идеалист, основатель так называемого позитивизма.] и могу сказать, что все, что по части философии
знало до него человечество, оно должно выкинуть из головы, как совершенно ненужную дрянь.
— Начало всех начал, — повторил Салов. — А Конт им говорит: «Вы никогда этого начала не
знали и не
знаете, а
знаете только явления, — и явления-то только в отношении к другому явлению, а
то явление, в свою очередь, понимаете в отношении этого явления, — справедливо это или нет?
— Что же тут нечестного, — произнес Неведомов, — если я говорю не
знаю о
том, на что сама история не дала ответа?
— К чему вы мне все это говорите! — перебил его уже с некоторою досадой Неведомов. — Вы очень хорошо
знаете, что ни вашему уму, ни уму Вольтера и Конта, ни моему собственному даже уму не уничтожить во мне
тех верований и образов, которые дала мне моя религия и создало воображение моего народа.
— Очень многому! — отвечал он. — Покуда существуют другие злоупотребительные учреждения, до
тех пор о суде присяжных и думать нечего: разве может существовать гласный суд, когда произвол административных лиц доходит бог
знает до чего, — когда существует крепостное право?.. Все это на суде, разумеется, будет обличаться, обвиняться…
— Мастерина первого сорта! — отвечал
тот. — Вот, мы сейчас вам настоящую комедию с ним сломаем. Ну, вставай, —
знаешь! — прибавил он Петину.
Тот сейчас же его понял, сел на корточки на пол, а руками уперся в пол и, подняв голову на своей длинной шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно как собаки, когда они вверх на воздух на кого-то и на что-то лают; а Замин повалился, в это время, на пол и начал, дрыгая своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не
зная еще в чем дело, начали хохотать до неистовства.
От Ваньки своего Павел
узнал, что m-me Гартунг была любовница Салова, и что прежде она была blanchisseuse [прачка (франц.).] и содержала прачечное заведение; но потом, когда он сошелся с ней,
то снял для нее эти номера и сам поселился у ней.
Макар Григорьев видал всех, бывавших у Павла студентов, и разговаривал с ними: больше всех ему понравился Замин, вероятно потому, что
тот толковал с ним о мужичках, которых, как мы
знаем, Замин сам до страсти любил, и при этом, разумеется, не преминул представить, как богоносцы, идя с образами на святой неделе, дикими голосами поют: «Христос воскресе!»
Но Салова он решительно возненавидел.
Тот, увидев его в первый раз у Павла, взглянул на него сначала чересчур свысока, а потом,
узнав, что он богатый московский подрядчик, стал над ним подтрунивать.
В последние именины повторилось
то же, и хотя Вихров не хотел было даже прийти к нему,
зная наперед, что тут все будут заняты картами, но Салов очень его просил, говоря, что у него порядочные люди будут; надобно же, чтоб они и порядочных людей видели, а
то не Неведомова же в подряснике им показывать.
— Ну, вот этого мы и сами не
знаем — как, — отвечал инженер и, пользуясь
тем, что Салов в это время вышел зачем-то по хозяйству, начал объяснять. — Это история довольно странная. Вы, конечно, знакомы с здешним хозяином и
знаете, кто он такой?
Он, например, очень хорошо
знал, что кучер Петр мастерски ездит и правит лошадьми; Кирьян, хоть расторопен и усерден, но плут: если пошлют в город,
то уж, наверно, мест в пять заедет по своим делам.
Словом, он
знал их больше по отношению к барям, как полковник о них натолковал ему; но тут он начал понимать, что это были тоже люди, имеющие свои собственные желания, чувствования, наконец, права. Мужик Иван Алексеев, например, по одной благородной наружности своей и по складу умной речи, был, конечно, лучше половины бар, а между
тем полковник разругал его и дураком, и мошенником — за
то, что
тот не очень глубоко вбил стожар и сметанный около этого стожара стог свернулся набок.