Неточные совпадения
Михайло Борисович
как будто бы
богу даже желал льстить и хотел в храме его быть приятным ему…
Когда управляющий ушел, Елизавета Петровна послала Марфушку купить разных разностей к обеду. Елене, впрочем, о получении денег она решилась не говорить лучше, потому что,
бог знает,
как еще глупая девочка примет это; но зато по поводу другого обстоятельства она вознамерилась побеседовать с ней серьезно.
Будь князь понастойчивей, он, может быть, успел бы втолковать ей и привить свои убеждения, или, по крайней мере, она стала бы притворяться, что разделяет их; но князь,
как и с большей частью молодых людей это бывает, сразу же разочаровался в своей супруге, отвернулся от нее умственно и не стал ни слова с ней говорить о том, что составляло его суть, так что с этой стороны княгиня почти не знала его и видела только, что он знакомится с какими-то странными людьми и
бог знает
какие иногда странные вещи говорит.
— Вы боитесь огласки, которая, вероятно, и без того есть, — сказала княгиня, — а вам не жаль видеть
бог знает
какие мои страдания!
— Да!.. Так называемой брачной верности они
бог знает
какое значение придают; я совершенно согласен, что брак есть весьма почтенный акт, потому что в нем нарождается будущее человечество, но что же в нем священного-то и таинственного?
— Конечно, любит! — подхватила Елена. — И прямое доказательство тому есть: она
бог знает
какое для него имеет значение, а я — никакого.
«Я, мой дорогой Грегуар, без вины виновата перед вами, но, клянусь
богом, эту вину заставила меня сделать любовь же моя к вам, которая нисколько не уменьшилась в душе моей с того дня,
как я отдала вам мое сердце и руку.
— Гм!.. — произнес Миклаков и после того, помолчав некоторое время и
как бы собравшись с мыслями, начал. — Вот видите-с, на свете очень много бывает несчастных любвей для мужчин и для женщин; но, благодаря
бога, люди от этого не умирают и много-много разве, что с ума от того на время спятят.
— Mille remerciements! [Тысяча благодарностей! (франц.).] — воскликнула Анна Юрьевна, до души обрадованная таким предложением барона, потому что считала его, безусловно, честным человеком, так
как он, по своему служебному положению, все-таки принадлежал к их кругу, а между тем все эти адвокаты,
бог еще ведает,
какого сорта господа. — Во всяком случае permettez-moi de vous offrir des emoluments [позвольте предложить вам вознаграждение (франц.).], — прибавила она.
Для этого рода деятельности барон
как будто бы был рожден: аккуратный до мельчайших подробностей, способный, не уставая, по 15 часов в сутки работать, умевший складно и толково написать бумагу, благообразный из себя и, наконец, искательный перед начальством, он, по духу того времени,
бог знает до
каких высоких должностей дослужился бы и уж в тридцать с небольшим лет был действительным статским советником и звездоносцем,
как вдруг в службе повеяло чем-то, хоть и бестолковым, но новым: стали нужны составители проектов!..
— Речь идет о поэме А.С.Пушкина «Полтава» (1829).] у Пушкина сказал: «Есть третий клад — святая месть, ее готовлюсь к
богу снесть!» Меня вот в этом письме, — говорила Елена, указывая на письмо к Анне Юрьевне, — укоряют в вредном направлении; но, каково бы ни было мое направление, худо ли, хорошо ли оно, я говорила о нем всегда только с людьми, которые и без меня так же думали,
как я думаю; значит, я не пропагандировала моих убеждений!
— Кроме слабости и упадка сил, решительно ничего нет! — продолжал он,
как бы рассуждая сам с собой. Затем Елпидифор Мартыныч, отошед от Елены, осмотрел ее уже издали. — Ну, прежде всего надобно помолиться
богу! — заключил он и начал молиться.
— Я. На волоске ее жизнь была… Три дня она не разрешалась… Всех модных докторов объехали, никто ничего не мог сделать, а я, слава
богу, помог без ножа и без щипцов, — нынче ведь очень любят этим действовать, благо инструменты стали светлые, вострые: режь ими тело человеческое,
как репу.
— Целую тысячу, — повторил Елпидифор Мартыныч, неизвестно
каким образом сосчитавший, сколько ему князь давал. — Но я тут, понимаете, себя не помнил — к-ха!.. Весь исполнен был молитвы и благодарности к
богу — к-ха… Мне даже, знаете, обидно это показалось: думаю, я спас жизнь — к-ха! — двум существам, а мне за это деньгами платят!..
Какие сокровища могут вознаградить за то?.. «Не надо, говорю, мне ничего!»
Г-жа Петицкая готова была
бог знает
как хвалить Миклакова, чтобы только полюбила его княгиня и не уехала в Петербург.
Месяца два уже m-r Николя во всех маскарадах постоянно ходил с одной женской маской в черном домино, а сам был просто во фраке; но перед последним театральным маскарадом получил, вероятно, от этого домино записочку, в которой его умоляли, чтобы он явился в маскарад замаскированным, так
как есть будто бы злые люди, которые подмечают их свидания, — „но только,
бога ради, — прибавлялось в записочке, — не в богатом костюме, в котором сейчас узнают Оглоблина, а в самом простом“.
— Но
как же мне понять? Ей-богу, я не знаю, научите меня, — je vous supplie. [я вас умоляю (франц.).]
—
Как вы не понимаете того! — продолжала она. — Когда Петицкая поедет со мной, то все-таки я поеду с дамой, с компаньонкой, а то мою поездку
бог знает
как могут растолковать!..
— Вас не поймешь, ей-богу! — сказал он,
как бы за что-то уже и обидевшись.
—
Какой дурак!.. Он очень умный и расчетливый человек, но это
бог с ним! Я ему дам; а главное, скажи,
как по нашим законам: могу я всегда отделаться от него?
— О,
какой вы смешной! — зашутил уже Николя. — Ну, поедемте, черт дери, в самом деле, всех и все! — воскликнул он,
бог знает что желая сказать последними словами. — Кого это вы вызываете? — присовокупил он
как бы и тоном храбреца.
«Вы сами, князь, — писала Петицкая, — знаете по собственному опыту,
как можно ошибаться в людях; известная особа, по здешним слухам, тоже оставила вас, и теперь единственное, пламенное желание княгини — возвратиться к вам и ухаживать за вами. А что она ни в чем против вас не виновна — в этом
бог свидетель. Я так же,
как и вы, в этом отношении заблуждалась; но, живя с княгиней около полутора лет, убедилась, что это святая женщина: время лучше докажет вам то, что я пишу в этих строках…»
— А нам без этого
как решиться-то?.. И характер тоже — кто знает,
какой он у вас?.. Вон другие гувернантки линейкой, говорят, колотят учениц своих по чем ни попало, — пожалуй, и уродом навек сделать недолго, а у меня дочь единственная, в кои веки
богом данная!
— О, ирония жизни!..
Какая страшная ирония!.. — воскликнул Миклаков. — Вот вам и могучая воля человека! Все мы Прометеи [Прометей — мифологический герой, титан, похитивший у
богов огонь и прикованный за это Зевсом к скале.], скованные нуждой по рукам и по ногам!
— Да сама-то она перед смертию
бог знает
какие было планы строила, — отвечал, кашлянув, Елпидифор Мартыныч, — и требовала, чтоб ребенка отвезли в Швейцарию учить и отдали бы там под опекунство какого-то философа, ее друга!.. Не послушаются ее, конечно!.. Николай Гаврилыч просто хочет усыновить его и потом, говорит, всего вероятнее, по военной поведу…
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать,
какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот
какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, — слава
богу!» И говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Артемий Филиппович (в сторону). Эка, бездельник,
как расписывает! Дал же
бог такой дар!
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело,
какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь,
как курица»; а в другом словно бес
какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И
как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.