Неточные совпадения
Насколько
князю нравилась Елена, настолько противна была ему мать; своей массивной фигурой и нахальным
видом госпожа Жиглинская внушала ему какое-то физиологическое отвращение к себе.
— Голова болит! — говорила Елена. Намерение ее разбранить
князя, при одном
виде его, окончательно в ней пропало, и она даже не помнила хорошенько, в каких именно выражениях хотела ему объяснить поступок его.
Князь, в свою очередь, тоже, кажется, немножко предчувствовал, что его будут бранить. Вошедшая, впрочем, Марфуша прервала на несколько минут их начавшийся разговор.
— Да, недурно бы это было! — согласился и
князь, сохраняя свой задумчивый и рассеянный
вид; его все еще не оставляла мысль о припадках Елены. В Останкине они прежде всего проехали в слободку и наняли там очень хорошенькую дачку для Елены.
Князь хотел было сразу же отдать хозяину все деньги.
— Ах, боже мой! Виноват, и забыл совсем! Она прислала вам письмо, — проговорил тот, вынимая из бумажника письмо и подавая его
князю, который с недовольным
видом начал читать его.
Вина за обедом было выпито достаточное количество, так что барон сильно захмелел, а
князь отчасти, в каковом
виде они и отправились домой.
Точно кинжалом кто ударил, при
виде всего этого, в сердце
князя.
Наконец, явилась и Елена, по обыкновению, с шиком одетая, но — увы! — полнота ее талии была явно заметна, и это, как кажется, очень сильно поразило княгиню, так что она при
виде Елены совладеть с собой не могла и вся вспыхнула, а потом торопливо начала хлопотать, чтобы устроить поскорее танцы, в которых и разделились таким образом: княгиня стала в паре с бароном,
князь с Еленой, г-жа Петицкая с своим Архангеловым, а Анна Юрьевна с Миклаковым.
В саду, между тем, по распоряжению барона, засветили цветные фонари, и все кустики и деревца приняли какой-то фантастический
вид: посреди их гуляли как бы тоже фантастические фигуры людей. На скамейку, расположенную у того окна, у которого сидел
князь, пришли я сели Миклаков и Елена.
Князя они совершенно не могли видеть.
В это самое время мимо
князя проехал на своих вяточках Елпидифор Мартыныч и сделал
вид, что как будто бы совершенно не узнал его.
— Я голову вам размозжу, если вы осмелитесь хоть улыбнуться при мне! — продолжал кричать на молодых людей
князь, причем Архангелов желал только извиниться как-нибудь перед ним, а товарищ его, напротив, делал сердитый
вид, но возражать, однако, ничего не решился.
Прошло недели две.
Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не проговорили между собой о том, что я описал в предыдущей главе:
князь делал
вид, что как будто бы он и не получал от жены никакого письма, а княгиня — что к ней вовсе и не приходил Миклаков с своим объяснением; но на душе, разумеется, у каждого из них лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко было даже на долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.
Барон же старался принять
вид, что как будто бы совершенно не понял намека
князя.
Князь слушал Елизавету Петровну с понуренной головой и с недовольным
видом; ему, видимо, казалось все это вздором и бабьими дрязгами.
Княгиня между тем оставалась печальной и смущенной; ей невольно припомнилось то время, когда она была невестой
князя, как он трепетал от восторга при одном ласковом взгляде ее, от одного легкого пожатия руки ее, и что же теперь стало? Княгиня готова была расплакаться от грусти. Ее печальный
вид не свернулся с глаз Миклакова и навел его тоже на весьма невеселые мысли касательно собственного положения.
Незадолго до звонка появился
князь с Еленой, при
виде которой княгиня окончательно смутилась: она никак не ожидала когда-нибудь встретиться с этой женщиной.
Жуквич, войдя к Елене, которая приняла его в большой гостиной, если не имел такого подобострастного
вида, как перед
князем, то все-таки довольно низко поклонился Елене и подал ей письмо Миклакова. Она, при
виде его, несколько даже сконфузилась, потому что никак не ожидала в нем встретить столь изящного и красивого господина. Жуквич, с своей стороны, тоже, кажется, был поражен совершенно как бы южною красотой Елены. Не зная, с чего бы начать разговор с ним, она проговорила ему...
Князю это очень не понравилось, однако, он решился повыждать, что дальше будет, и в гостиную вошел с довольным и веселым
видом.
Николя, видя, что его даже не узнают, или, по крайней мере, делают
вид, что не узнают, обратился к
князю...
Елена, когда ее позвали к
князю, непременно полагала, что он будет говорить с нею о Жуквиче, а потому, с своей стороны, вошла к нему в кабинет тоже в не совсем спокойном состоянии, но, впрочем, с решительным и смелым
видом.
— И как на
вид княгиня — весела?.. Здорова?.. Покойна? — вмешался в их разговор
князь.
Здесь он скоро разыскал квартиру Елены, где попавшаяся ему в дверях горничная очень сконфузилась и не знала: принимать его или нет; но
князь даже не спросил ее: «Дома ли госпожа?» — а прямо прошел из темной передней в следующую комнату, в которой он нашел Елену сидящею за небольшим столиком и пишущею какие-то счеты. Увидев его, она немножко изменилась в лице;
князь же, видимо, старался принять на себя веселый и добрый
вид.
Приехав в гостиницу, где жил Жуквич,
князь прямо прошел к тому в номер, введя с собою и Николя, из опасения, чтобы тот не улизнул. Они застали Жуквича дома. Тот при
виде их заметно смутился.
Князь подошел к нему и сказал ему не громко и по-английски, чтобы Николя не мог понять, что он говорит...
Князь между тем рвался от нетерпения, и ему начинали приходить в голову подозрения, что не удрал ли от него Жуквич; но двери отворились, и тот вошел с своим молодым товарищем. Оба они постарались принять спокойный
вид, и молодой человек по-прежнему уже имел свою гордую осанку. Жуквич сначала отрекомендовал его
князю, а потом Оглоблину. Молодой человек, кланяясь, сгибал только немного голову на своей длинной шее.
Князь ничего ему не отвечал и был почти страшен на
вид. Приехав к себе в дом, он провел своих гостей прямо в сад, дорожки в котором все были расчищены, и на средней из них оказалось удобным совершить задуманное дело. Молодой секундант Жуквича сейчас принялся назначать место для барьера.
Николя, все время было стоявший около
князя и как бы желавший его тем защитить, при
виде, что Жуквич направляет свой пистолет в их сторону, заорал благим матом: «Погодите, постойте, постойте!» — и бросился в кусты.
Елена очень хорошо понимала, что при той цели жизни, которую она в настоящее время избрала для себя, и при том идеале, к которому положила стремиться, ей не было никакой возможности опять сблизиться с
князем, потому что, если б он даже не стал мешать ей действовать, то все-таки один его сомневающийся и несколько подсмеивающийся
вид стал бы отравлять все ее планы и надежды, а вместе с тем Елена ясно видела, что она воспламенила к себе страстью два новые сердца: сердце m-r Николя, над чем она, разумеется, смеялась в душе, и сердце m-r Жуквича, который день ото дня начинал ей показывать все более и более преданности и почти какого-то благоговения.
— Ой, господи, для чего так много! — произнес Елпидифор Мартыныч, как бы испугавшись даже такой огромной цифры денег; и после этого обещания по крайней мере с неделю ходил по своим каналам; затем, приехав, наконец, к
князю, объявил ему с отчаянным
видом: — Нет-с! Ничего тут не поделаешь, и слышать не хотят. «Как, говорят, при нынешней гласности, можно это сделать?.. — Пожалуй, все газеты протрубят: она мать, — кто же может взять у нее ребенка?»
Князь, хоть и с невеселым
видом, но отвечал, что можно.
При
виде доктора,
князь на него уже вскинул свой взгляд.
Неточные совпадения
Парамошу нельзя было узнать; он расчесал себе волосы, завел бархатную поддевку, душился, мыл руки мылом добела и в этом
виде ходил по школам и громил тех, которые надеются на
князя мира сего.
Яркое солнце, веселый блеск зелени, звуки музыки были для нее естественною рамкой всех этих знакомых лиц и перемен к ухудшению или улучшению, за которыми она следила; но для
князя свет и блеск июньского утра и звуки оркестра, игравшего модный веселый вальс, и особенно
вид здоровенных служанок казались чем-то неприличным и уродливым в соединении с этими собравшимися со всех концов Европы, уныло двигавшимися мертвецами.
Левин не сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый
князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным
видом целует руку Кити.
«Ужели, — думает Евгений, — // Ужель она? Но точно… Нет… // Как! из глуши степных селений…» // И неотвязчивый лорнет // Он обращает поминутно // На ту, чей
вид напомнил смутно // Ему забытые черты. // «Скажи мне,
князь, не знаешь ты, // Кто там в малиновом берете // С послом испанским говорит?» //
Князь на Онегина глядит. // «Ага! давно ж ты не был в свете. // Постой, тебя представлю я». — // «Да кто ж она?» — «Жена моя».
Судя по особенной хлопотливости, заметной в буфете, по яркому освещению, придававшему какой-то новый, праздничный
вид всем уже мне давно знакомым предметам в гостиной и зале, и в особенности судя по тому, что недаром же прислал
князь Иван Иваныч свою музыку, ожидалось немалое количество гостей к вечеру.