Неточные совпадения
Есть люди, в душе которых вы никакой
любовью, никаким участием, никакой преданностью с вашей стороны не возбудите чувства дружбы, но с которыми довольно сказать два — три слова наперекор, для того, чтобы сделать их себе смертельными врагами.
Проживая таким образом лет около двадцати в Боярщине, Иван Александрыч как будто не имел личного существования, а
был каким-то телеграфом, который разглашал помещикам все, что делал его дядя в Петербурге или что делается в имении дяди; какой блистательный бал давал его дядя, на котором один ужин стоил сто тысяч, и, наконец, какую к нему самому пламенную
любовь питает его дядюшка.
Эта минута
была пафосом
любви его к Вере.
Он много рассчитывал на этом дружеском сближении и все остальное время
был очень занимателен: он говорил, как говорят обыкновенно студенты, о
любви, о дружбе, стараясь всюду выказать благородство чувств и мыслей, и в то же время весьма мало упоминал, по известной ему цели, о своей
любви к Вере.
План его
был таков: сблизившись и подружившись с молодой девушкой, он покажет ей, насколько он выше ее подруги, и вместе с тем даст ей понять, что, при его нравственном развитии, он не может истинно любить такую девушку, какова
была Вера, а потом… потом признаться ей самой в
любви, но — увы! — расчет его оказался слишком неверен.
Он увидел, напротив, что чем более
будет обнаруживать
любви к Вере, тем выше
будет становиться в глазах Анны Павловны, и он принялся за последнее.
Благодаря усердному чтению романов, а частью и собственным опытам, Эльчанинов успел утончить свои чувства, знал
любовь в малейших ее подробностях и все это высказывал перед молодыми девушками, из которых Вера часто дремала при этом, но совершенно другое
было с Анной Павловной: она заслушивалась Эльчанинова до опьянения.
Этого ребенка надобно
будет воспитывать. Он
будет его руководителем, наставником. Мечтая и размышляя таким образом, Эльчанинов ни разу не подумал, отчего это так изменилась Анна Павловна и не повредит ли он ей еще более своей
любовью? Болезненный и печальный вид Мановской, поразивший его при первой встрече, совершенно изгладился из его воображения, когда он перестал ее видеть. Он мечтал и думал только о себе и о своих будущих наслаждениях.
Она любила своих подруг, своих наставниц, страстно любила своего отца, и, конечно, если бы судьба послала ей доброго мужа, она сделалась бы доброй женой и нежной матерью, и вся бы жизнь ее протекла в выполнении этого чувства
любви, как бы единственной нравственной силы, которая дана
была ей с избытком от природы.
Она боялась за самое себя, боялась, что не в состоянии
будет скрыть своей тайной
любви.
Герой мой придумывал, как начать ему объяснение в
любви: сказать ли, что прежде любил ее, признаться ли ей, что Вера
была одним предлогом для того только, чтобы сблизиться с нею?..
— Я способен убить этого человека! Он с первого раза показался мне ненавистен, — вскричал он задыхающимся голосом и в эту минуту действительно забыл свою
любовь, забыл самого себя. Он видел только несчастную жертву, которую надобно
было спасти.
«Вот женщины, — подумал он, — вот
любовь их! Забыть обещание, забыть мою нетерпеливую
любовь, свою
любовь, — забыть все и уехать в гости! Но зачем она поехала к графу и почему одна, без мужа? Может
быть, у графа бал? Конечно, бал, а чем женщина не пожертвует для бала? Но как бы узнать, что такое у графа сегодня? Заеду к предводителю: если бал, он должен
быть там же».
— О, не убегайте меня! — говорил растерявшийся старик, протягивая к ней руки. — Ласки… одной ничтожной ласки прошу у вас. Позвольте мне любить вас, говорить вам о
любви моей: я за это сделаюсь вашим рабом; ваша малейшая прихоть
будет для меня законом. Хотите, я выведу вашего мужа в почести, в славу… я выставлю вас на первый план петербургского общества: только позвольте мне любить вас.
«Отчего я не узнал, — подумал он с досадой, — она начинала
быть так откровенна. Но узнать ее
любовь к другому от нее самой — значит потерять ее навсегда. Но от кого же узнать? Соседи… их неловко спрашивать». Граф вспомнил об Иване Александрыче и позвонил в колокольчик.
Мысль эта, которая, может
быть, охладила бы пылкого юношу и заставила бы смиренно отказаться от предмета
любви своей, эта мысль еще более раздражила избалованного старика: он дал себе слово во что бы то ни стало обладать Анной Павловной.
Любовь, не представлявшая ничего рельефного, ничего выпуклого, что обыкновенно действует на характеры впечатлительные, но не глубокие, не могла уже увлекать Эльчанинова; он
был слишком еще молод да и по натуре вряд ли способен к семейной жизни.
Всю ночь просидел он у кровати больной, которая, не в состоянии
будучи говорить, только глядела на него — и, боже! — сколько
любви, сколько привязанности
было видно в этом потухшем взоре. Она скорее похожа
была на мать, на страстно любящую мать, чем на любовницу. Во всю ночь, несмотря на убеждения Савелья, на просьбы Эльчанинова, Анна Павловна не заснула.
Горесть ее
была так велика, так непритворна, что он даже никогда не решался намекнуть ей о
любви своей, чему еще, надобно сказать, мешал и Савелий, оттолкнуть которого не
было никакой возможности, а между тем Иван Александрыч пересказывал дяде всевозможные сплетни, которые сочинялись в Боярщине насчет его отношений к Анне Павловне.
— Еще два слова: я думал, что если она и не любит меня, то по крайней мере благословит когда-нибудь мою память, но бог не дал мне и этого: я не сделал вас счастливою, я обманулся, как обманулись и вы. В этой
любви ваша погибель, если только вы сами не
будете благоразумны.
Неточные совпадения
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где
было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С
любовью к бедной матери //
Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
Милон. А! теперь я вижу мою погибель. Соперник мой счастлив! Я не отрицаю в нем всех достоинств. Он, может
быть, разумен, просвещен, любезен; но чтоб мог со мною сравниться в моей к тебе
любви, чтоб…
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только
будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная
любовь ваша…
Стародум. Так. Только, пожалуй, не имей ты к мужу своему
любви, которая на дружбу походила б. Имей к нему дружбу, которая на
любовь бы походила. Это
будет гораздо прочнее. Тогда после двадцати лет женитьбы найдете в сердцах ваших прежнюю друг к другу привязанность. Муж благоразумный! Жена добродетельная! Что почтеннее
быть может! Надобно, мой друг, чтоб муж твой повиновался рассудку, а ты мужу, и
будете оба совершенно благополучны.
Мы уже видели, что так называемые вериги его
были не более как помочи; из дальнейших же объяснений летописца усматривается, что и прочие подвиги
были весьма преувеличены Грустиловым и что они в значительной степени сдабривались духовною
любовью.