Неточные совпадения
Павлин. Ну,
что ж мне делать прикажете! Допустить
вас я не смею. Домой идите, други милые, вот
что я
вам скажу. После понаведайтесь,
да не все вдруг!
Павлин.
Да я всю его родословную природу знаю. Окромя
что по курятникам яйцы таскать, он другой науки не знает. Его давно на осину пора,
да что и на осину-то! Вот, Бог даст, осень придет, так его беспременно, за его глупость, волки съедят. Недаром мы его волчьей котлеткой зовем. А
вы бы, сударь, фуражку-то сняли, неравно барышня войдут.
Мурзавецкая. Ах ты, ворона!
Да разве я глупей тебя? Разве я не понимаю,
что по законам, по тем,
что у
вас в книгах-то написаны, тут долга нет. Так у
вас свои законы, а у меня свои; я вот знать ничего не хочу, кричу везде,
что ограбили племянника.
Чугунов. Надо бы какой-нибудь счетец старый найти, или в книгах конторских нет ли каких расчетов, на
чем вам претензию основать…
да я поищу-с. Потом мы с Аполлоном Викторычем дело и кончим миром у мирового. Я какой
вам угодно долг признаю, хоть во сто тысяч. Выдадут Аполлону Викторычу исполнительный лист, вот уж тогда дело будет крепко, таким документом пугнуть можно-с! Выходи замуж, а то, мол, разорю.
Мурзавецкая.
Что ж она, забыла,
что ли? Я ей не раз напоминала. Муж ее обещал дать мне тысячу рублей на бедных…
да уж не помню, на словах он говорил или письмо было от него. «В завещании, говорит, я этих денег не помещаю, все равно, когда умру,
вам жена моя заплатит». Кажется, было письмо. Ты смотрел в моих бумагах?
Чугунов.
Что это
вы какие слова говорите! Зачем, благодетельница, такие слова говорить! Ну,
что за подлог? Умное дело — вот как это называется. Такая воля была господина Купавина; а не все ли равно,
что на словах,
что на письме он ее выразил. А если без письма-то Евлампия Николаевна не поверит
да денег не даст, так не больше ли тогда греха-то будет? И воля покойного не будет исполнена, и бедным на помин его доброй души ничего не достанется.
Мурзавецкая.
Да что: «
вы»! Уж ау, матушка! Продала себя. А это нехорошо, грех.
Чугунов.
Да вам зачем беспокоиться, головку утруждать! Я-то при
чем у
вас? Даром,
что ль, я жалованье-то получаю?
Купавина. Ну
да.
Что же
вы сомневаетесь?
Чугунов. А доверие
чего стоит-с? Кто ж это сделает у нас в губернии?
Да ни один человек. Чугунову в руки бланк! Конечно, все мы люди, Евлампия Николаевна, все человеки, бедность, семья… а уж и ославили: «Вуколка плут, Вуколке гроша поверить нельзя». А
вы вот
что! На-ка!
Лыняев.
Да почем
вы знаете,
что ничего не было?
Глафира.
Да он-то будет очень рад вашему богатству. А если б
вы не навязывались с своей любовью к богатому человеку, может быть, он женился бы на бедной девушке и осчастливил ее. А то если и богатые женщины хватаются за богатых, так
что ж нам-то, бедным девушкам, останется! Я ошиблась, сказавши: «нам», — мне ничего не нужно, я говорю вообще.
Горецкий.
Да кто ж у нас в родне святые-то?
Вы,
что ли? В кого путным-то уродиться?
Лыняев.
Да чему же
вы смеетесь, помилуйте!
Глафира. А это уж слишком. Впрочем, все-таки лучше,
чем говорить пошлости. Эко горе ваше! Любезничать не умеете, а любезничать надо. Ну,
да не беспокойтесь, я
вам помогу. Закутайтесь пледом, заткните уши ватой, а то сыро стало! Вот так. (Одевает Лыняева пледом.)
Чугунов. Евлампия Николаевна приедет,
вы покажите векселя,
да построже обойдитесь. Уплатите, мол, немедленно, а то ко взысканию подам. Ну, уж тут она вся в ваших руках:
что хотите, то с ней и делайте.
Беркутов. Третьего дня вечером. Извините! Вчера же хотел быть у
вас,
да очень устал с дороги. Еще в Петербурге поставил для себя долгом по приезде сюда, нимало не откладывая, явиться к
вам засвидетельствовать свое почтение и сообщить,
что молва о вашей подвижнической жизни, о ваших благодеяниях достигла уже и до столиц.
Чугунов. Золотой-то он — точно золотой; а я
вам вот
что скажу! За
что нас Лыняев волками-то называл? Какие мы с
вами волки? Мы куры, голуби… по зернышку клюем,
да никогда сыты не бываем. Вот они волки-то! Вот эти сразу помногу глотают.
— Константин Федорович! Платон Михайлович! — вскрикнул он. — Отцы родные! вот одолжили приездом! Дайте протереть глаза! Я уж, право, думал, что ко мне никто не заедет. Всяк бегает меня, как чумы: думает — попрошу взаймы. Ох, трудно, трудно, Константин Федорович! Вижу — сам всему виной! Что делать? свинья свиньей зажил. Извините, господа, что принимаю вас в таком наряде: сапоги, как видите, с дырами.
Да чем вас потчевать, скажите?
«Мастеровой революции — это скромно. Может быть, он и неумный, но — честный. Если вы не способны жить, как я, — отойдите в сторону, сказал он. Хорошо сказал о революционерах от скуки и прочих. Такие особенно заслуживают, чтоб на них крикнули:
да что вы озорничаете? Николай Первый крикнул это из пушек, жестоко, но — это самозащита. Каждый человек имеет право на самозащиту. Козлов — прав…»
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).
Да ведь это
вам кажется только,
что близко; а
вы вообразите себе,
что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать
вас в свои объятия.
Осип.
Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь
вам,
да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь
вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Почтмейстер.
Да что я? Как
вы, Антон Антонович?
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну,
да уж попробовать не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если
вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович.
Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к
вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать
вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого
вы знаете. Ведь
вы слышали,
что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.