— Какая-то, слышь, у них особая
тайная вера, — сказала Дарья Сергевна. — И в старину, слышь, на ту же долину люди сбирались по ночам и тоже вкруг Святого ключа песни распевали, плясали, скакали, охали и визжали. Неподобные дела и кличи бывали тут у них. А прозывались они фармазонами…
Молила, просила Дарья Сергевна Аграфену Петровну съездить за ней в Луповицы, слегка намекнув об опасности для Дуни, у тех-де господ завелась какая-то
тайная вера, та, что в народе слывет фармазонскою, и боязно ей, чтобы Дуню они туда не своротили.
Неточные совпадения
— Насчет
веры, Марко Данилыч, все насчет
веры, — с глубоким вздохом, покачивая головой, отвечала Дарья Сергевна. — Про какие-то сокровенные
тайны ей толкует, про каких-то безгрешных людей… что в них сам Бог пребывает.
И через час Пахом на рыженькой кобылке ехал уж возвещать Божьим людям радость великую — собирались бы они в Луповицы в сионскую горницу, собирались бы со страхом и трепетом поработать в
тайне Господу, узреть свет правды его, приять духа небесного, исповедать
веру истинную, проникнуть в
тайну сокровенную, поклониться духом Господу и воспеть духу и агнцу песню новую.
Со страхом и с
верой, с надеждой и с любовью слушай, непорочная дева, мое пречистое слово живое: в
тайну проникай, знамя Божье поднимай, душу духу отдавай!
Молчала Дуня. Борьба
веры с сомненьями все ее потрясала… И к
тайне влекло, и радельные обряды соблазняли. Чувствовала она, что разум стал мутиться у ней. После долгого колебанья сказала она Вареньке...
Вера там какая-то
тайная, городничий с секретарями — все это вздор да пустяки, женские выдумки.
— Ехавши сюда, ночевала я в одном селе — забыла, как оно называется. Разговорилась с хозяевами — люди они простые, хорошие. Зашла у нас речь про ваши Луповицы. И они говорили, правду иль нет, этого я уж не знаю, будто здешние господа какую-то особую
веру в
тайне содержат.
Там слепая, дряхлая Крискентия уверила сожительниц, что в нынешние последние времена истинную
веру надо искать только у людей Божьих, что они одни знают великую
тайну, от мира утаенную.
— Кто же неволит тебя оставлять мирские посты? Они ведь телесные… — сказала Варенька. — Постничай, сколько душе угодно, только не смущай себя. Было бы у тебя сердце чисто да
вера истинная, без сомнений. Помни, что ты уже в ограде спасения… Помни клятву, что не будет у тебя сомнений, что всю жизнь будешь удаляться от мира и всех его забот и попечений, ото всей злобы и суеты его… Ведь тебе открыта
тайна Божия?… Ведь ты возлюбила праведную
веру?..
— Не один раз я говорила с ней после великого собора, — отвечала Варенька. — Жалуется, что уверили ее, будто вся сокровенная
тайна ей поведена, что она достигла высшего совершенства, а на соборе услыхала, что ей не все открыто. С упреками и укорами говорит, что искала в нашей
вере истины, а нашла обман и ложь.
«Я покину их, покину и
веру ихнюю, отброшу их, — думает она, — но
тайну духовного супружества мне хочется узнать… Нежная любовь, невыразимое словами счастье в здешней жизни и в будущей! Не останусь я с ними, но эту
тайну вынесу из корабля и к другому применю ее, кто полюбит меня сердцем и душою».
Чего только не приходило ей в голову, но, не зная
тайн фармазонской
веры, не могла она представить себе о беде, грозившей Дуне.
О Вере не произнесли ни слова, ни тот, ни другой. Каждый знал, что
тайна Веры была известна обоим, и от этого им было неловко даже произносить ее имя. Кроме того, Райский знал о предложении Тушина и о том, как он вел себя и какая страдательная роль выпала ему на долю во всей этой драме.
Снять бремя свободы и подменить свободу принуждением значит уничтожить
тайну веры, которая и есть тайна благодатной свободы и свободной любви, значит превратить религиозную жизнь в принуждение видимых вещей, закрепить необходимость.
Про заслуги же святой крови или про другие
тайны веры еще труднее говорить, а строить им какую-нибудь богословскую систему или просто слово молвить о рождении без мужа, от девы, — и думать нечего: они или ничего не поймут, и это самое лучшее, а то, пожалуй, еще прямо в глаза расхохочутся.
Неточные совпадения
Нынче я видел
Веру. Она замучила меня своею ревностью. Княжна вздумала, кажется, ей поверять свои сердечные
тайны: надо признаться, удачный выбор!
—
Тайна сия велика есть! — откликнулся Лютов, чокаясь с Алиной коньяком, а опрокинув рюмку в рот, сказал, подмигнув: — Однако полагаю, что мы с тобою — единоверцы: оба верим в нирвану телесного и душевного благополучия. И — за
веру нашу ненавидим себя; знаем: благополучие — пошлость, Европа с Лютером, Кальвином, библией и всем, что не по недугу нам.
Все так же бережно и внимательно ухаживали за Борисом сестра и Туробоев, ласкала
Вера Петровна, смешил отец, все терпеливо переносили его капризы и внезапные вспышки гнева. Клим измучился, пытаясь разгадать
тайну, выспрашивая всех, но Люба Сомова сказала очень докторально:
У него не было и того дилетантизма, который любит порыскать в области чудесного или подонкихотствовать в поле догадок и открытий за тысячу лет вперед. Он упрямо останавливался у порога
тайны, не обнаруживая ни
веры ребенка, ни сомнения фата, а ожидал появления закона, а с ним и ключа к ней.
— Надо! Он велит смириться, — говорила старуха, указывая на небо, — просить у внучки прощения. Прости меня,
Вера, прежде ты. Тогда и я могу простить тебя… Напрасно я хотела обойти
тайну, умереть с ней… Я погубила тебя своим грехом…