Неточные совпадения
Разгорелись глаза у Марка Данилыча. То на Орошина взглянет, то других обведет вызывающим взглядом. Не может
понять, что бы значили
слова Орошина. И Седов, и Сусалин хоть сами тюленем не занимались, а цены ему знали. И они с удивленьем посматривали на расходившегося Орошина и то же, что Марко Данилыч, думали: «Либо спятил, либо в головушке хмель зашумел».
До того дошли крики, что стало невозможно
слова понимать. Только и было слышно...
Дошли ли до Марьи Ивановны слухи, сама ли она догадалась по каким-нибудь
словам Дуни, только она вполне
поняла, что молодая ее приятельница недавно перенесла сердечную бурю. Однажды, когда снова зашел разговор о книгах, она спросила Дуню...
— Над вашими
словами всю ночь я раздумывала, — потупив глаза, робко и нерешительно молвила Дуня. — Много из того, что вы говорили, кажется, я
поняла, а иного никак
понять не могу…
— Трудно, милая, трудно, — отвечала Марья Ивановна. — В тайны сокровенные надо входить постепенно, иначе трудно
понять их… Вам странными, непонятными показались мои
слова, что надо умереть прежде смерти… А для меня это совершенно ясно… Ну
поймете ли вы, ежели я вам скажу: не той смертью, после которой мертвого в землю зарывают, надо умереть, а совсем иною — тайною смертью.
И с того часа он ровно переродился, стало у него на душе легко и радостно. Тут впервые
понял он, что значат
слова любимого ученика Христова: «Бог любы есть». «Вот она где истина-то, — подумал Герасим, — вот она где правая-то вера, а в странстве да в отреченье от людей и от мира навряд ли есть спасенье… Вздор один, ложь. А кто отец лжи?.. Дьявол. Он это все выдумал ради обольщенья людей… А они сдуру-то верят ему, врагу Божию!..»
И хозяин вдруг встревожится, бросится в палатку и почнет там наскоро подальше прибирать, что не всякому можно показывать. Кто
понял речи прибежавшего паренька, тот, ни
слова не молвив, сейчас же из лавки вон. Тут и другие смекнут, что чем-то нездоровым запахло, тоже из лавки вон. Сколько бы кто ни учился, сколько бы ни знал языков, ежели он не офеня или не раскольник, ни за что не
поймет, чем паренек так напугал хозяина. А это он ему по-офенски вскричал: «Начальство в лавку идет бумаги читать».
— То и означает, что прокляты дрожди. Одно
слово — «изгидошася»…
Понимаешь али нет? — толковал свое дрождник. — Изгидошася — проклято значит. Вот тебе и сказ.
И тотчас принялась за чтение. Прочла страницу, другую — плохо
понимает. «Ничего, ничего, — бодрит себя Дуня, — Марья Ивановна говорила, что эту книгу сразу
понять нельзя, много раз она велела читать ее и каждое
слово обдумывать».
И с тех пор и дни и ночи стала Дуня просиживать над мистическими книгами. По совету Марьи Ивановны, она читала их по нескольку раз и вдумывалась в каждое
слово… Показалось ей наконец, будто она
понимает любезные книги, и тогда совсем погрузилась в них. Мало кто от нее с тех пор и речей слыхал. Марко Данилыч, глядя на Дуню, стал крепко задумываться.
— Кажется, немножко
понимаю, а впрочем, там много, что мне не по уму, — с простодушной, детской откровенностью и милой простотой отвечала Дуня, восторженно глядя на Марью Ивановну и горячо целуя ее руку. — И в других книжках тоже не всякое
слово могу
понимать… Неученая ведь я!.. А уж как рада я вам, Марья Ивановна!.. Вы ученая, умная — теперь вы мне все растолкуете.
— Нет, не все, — немножко смутясь, ответила Дуня. — По вашим
словам, я каждую книгу по многу раз перечитывала и до тех пор читала одну и ту же, пока не казалось мне, что я немножко начинаю
понимать. А все-таки не знаю, правильно ли
понимаю. Опять же в иных книжках есть иностранные
слова, а я ведь неученая, не знаю, что они значат.
— Вот до чего мы с вами договорились, — с улыбкой сказала Марья Ивановна. — В богословие пустились… Оставимте эти разговоры, Марко Данилыч. Писание — пучина безмерная, никому вполне его не
понять, разве кроме людей, особенной благодатью озаренных, тех людей, что имеют в устах «
слово живота»… А такие люди есть, — прибавила она, немного помолчав, и быстро взглянула на Дуню. — Не в том дело, Марко Данилыч, — не невольте Дунюшки и все предоставьте воле Божией. Господь лучше вас устроит.
— Тогда я не сказала тебе, потому что ты не
поняла бы моих
слов, а теперь, как ты прочитала столько полезных книг и приняла сердцем все в них написанное,
понять ты можешь, хоть покамест и не все еще.
Ни мычаний, ни мяуканья юродов, ни их неразумных
слов не
понимали познавшие тайну сокровенную, но верили твердо, что люди, подобные Софронушке, вместилища божественного разума и что устами их говорит сама божественная премудрость.
— Когда дух святый снидет на тебя, душа твоя и тело обратятся в ничто, — сказала Катенька. — Ни тело тогда не чувствует, ни душа. Нет ни мыслей, ни памяти, ни воли, ни добра, ни зла, ни разума, ни безумия… Ты паришь тогда в небесных кругах, и нет
слов рассказать про такое блаженство… Не испытавши, невозможно его
понять… Одно
слово — соединенье с Богом. В самом раю нет радостей и наслажденья больше тех, какие чувствуешь, когда дух святый озарит твою душу.
— Экой грозный какой! — шутливо усмехаясь, молвил Марко Данилыч. — А ты полно-ка, Махметушка, скрытничать, я ведь, слава Богу, не вашего закона. По мне, цари вашей веры хоть все до единого передохни либо перетопись в вине аль в ином хмельном пойле. Нам это не обидно. Стало быть, умный ты человек — со мной можно тебе обо всем калякать по правде и по истине…
Понял, Махметка?.. А уж я бы тебя такой вишневкой наградил, что век бы стал хорошим
словом меня поминать. Да на-ка вот, попробуй…
Страшен этот недуг — человек все видит, все слышит, все
понимает, а не может
слова сказать.
Будучи в восторге, сам своих
слов не
поймешь и не услышишь их, зато другим они будут поучением».
— Говори, Николаюшка, — отозвался Денисов. — Спокойно стану отвечать на твои вопросы, если только вдруг на меня не накатит. А скажу я тебе, сподобился я дара — частенько на меня накатывает. Бываю вне ума, когда сходит на меня ум Божественный. Тогда, пожалуй, тебе и не
понять моих
слов… Дураком сочтешь, юродивым.
Когда говорю новыми язы́ки, все
понимаю и в
словах своих чувствую величайший Божественный смысл.
Другие после скажут, что говорил я на соборе, но ни они, ни сам я не
понимаем смысла небесных
слов.
А как теперь, со
слов отца Прохора,
поняла, не я была нужна им, а тятенькин капитал…
Утомленная дальней дорогой, а потом пораженная смертью отца, не говорила она ни
слова и даже мало
понимала из того, что ей говорили.
— Уж они тебя в поганую свою веру не приводили ль? — спросила Дарья Сергевна. — Весной, как Марья Ивановна жила у нас, она ведь про какую-то новую веру рассказывала тебе да расхваливала ее. Я слышала сама из каморки, что возле твоей комнаты. Только что
слов ее тогда
понять не могла.
Дошли до этого трапа, Алексей задом, Патап Максимыч напирая на него. Что-то такое говорил Алексей, но взволнованный Патап Максимыч не
понимал его
слов, должно быть, каких-нибудь оправдательных. Оперся Алексей Лохматов о трап. Патап Максимыч был возле него. Трап растворился, и оба упали в воду.