Неточные совпадения
Нежно поглядывая на Дунюшку, рассказывал он Марку Данилычу, что приехал уж с неделю и пробудет на ярманке до флагов, что он, после того как виделись на празднике у Манефы, дома в Казани еще не бывал, что поехал тогда по
делам в Ярославль да в Москву, там вздумалось ему прокатиться по
новой еще тогда железной дороге, сел, поехал, попал в Петербург, да там и застрял на целый месяц.
— Нет уж увольте, Марко Данилыч, — с улыбкой ответил Петр Степаныч. — По моим обстоятельствам, это
дело совсем не подходящее. Ни привычки нет, ни сноровки. Как всего, что по Волге плывет, не переймешь, так и торгов всех в одни руки не заберешь. Чего доброго, зачавши
нового искать, старое, пожалуй, потеряешь. Что тогда будет хорошего?
Лет шестьдесят тому, когда ставили ярманку возле Нижнего, строитель ее, ни словечка по-русски не разумевший, а народных обычаев и вовсе не знавший, пожелал, чтоб ярманочные
дела на
новом месте пошли на ту же стать, на какую они в чужих краях идут.
Круглые башни с бойницами, узенькие окна из давно забытых проходов внутри стены, крытые проемы среди шумной кипучей жизни
нового напоминают времена стародавние, когда и стены, и башни служили оплотом русской земли, когда кипели здесь лихие битвы да молодецкие
дела.
Дверь у Меркулова была уж заперта. Веденеев подал голос.
Дело тотчас разъяснилось.
Новый коридорный, еще не знавший в лицо жившего с самого начала ярманки Дмитрия Петровича, растерялся, струсил и чуть не в ногах валялся, прося прощенья. Со́ смеху помирали Меркулов с Веденеевым.
С Петрова
дня, воротясь из Саратова, Марко Данилыч принялся за стройку
новых строений: одно ставил для прядильщиков, другое для дельщиков, третье для лесопилов и плотников, что по зимам рубили у него кусовые лодки, бударки и реюшки.
Каждый
день угощала она
новых соседей, поила миршенцев чаем с кренделями, потчевала их медом, пирогами с кашей, щедро оделяла детей лакомствами, а баб и девок дарила платками да ситцем на сарафаны; но вином никого не потчевала.
Покупной хлеб дорог,
нового нет, Петров
день не за горами — плати подати да оброки.
— Право, не знаю, что вам и сказать, — молвил в раздумье Марко Данилыч. — Дело-то, видите,
новое, непривычное. Еще никогда она у меня в чужих людях не бывала.
— Приду, — ответил дьякон, — чаю давно не пивал. Скажи там: целый бы самовар на мою долю сготовили.
Новую песню за то вам спою. Третий
день на уме копошится, только надо завершить.
С каждым
днем больше и больше увлекался он
новою верою…
Гласы различны днесь съединяйте,
Новые песни агнцу вспевайте,
Дух свят нас умудряет,
Яко же хощет дары
разделяет —
Дары превелики — апостольски лики,
Ангельское пенье, небесно раденье…
— Где ж еще
нового теперь достать? — развязывая пачки, сказал Дмитрий Петрович. — У кяхтинских
дела еще не начинались. Это прошлогодний чай, а недурен: нынешний, говорят, будет поплоше, а все-таки дороже.
«Верных семьдесят тысяч, не то и побольше, будет мне припену от этой покупки, — размышляет Марко Данилыч. — Дураки же, да какие еще дураки пустобородые зятья Доронина!.. Сколько денег зря упустили, все одно что в печке сожгли. Вот они и торговцы на
новый лад!.. Вот и
новые порядки!.. Бить-то вас некому!.. Да пускай их, — у Дунюшки теперь лишних семьдесят тысяч — это главное
дело!»
Полный месяц, то и
дело выходя из туч, разливал серебристый свет по долине, сверкал в струйках Святого ключа и озарял
новые, еще белые постройки.
Когда собравшиеся в дорогу сидели за прощальной трапезой, привезли почту. Николай Александрович
новое письмо от Денисова получил. Писал тот, что его опять задержали
дела и что приедет он в Луповицы не раньше как через неделю после Успенья, зато прогостит недели три, а может, и месяц. Все были рады, а кормщик обещал, только что приедет он, повестить о том всех Божьих людей. И за то были ему благодарны.
С той минуты, как случилась с ней перемена, не могла она равнодушно смотреть на женщину, завлекшую ее в
новую веру, на ту, кого еще так недавно звала своим светом и радостью, говоря: «При вас я ровно из забытья вышла, а без вас и
день в тоске, и ночь в тоске, не глядела б и на вольный свет».
Там один верный человек, хорошо знающий
дела, сказывал мне, что
новый владыка крепко принялся за хлыстов.
Устроивши главные
дела покойного Марка Данилыча, Чапурин, несмотря на просьбы
новой своей дочки, собрался в путь-дорогу в свои родные леса. Аграфена Петровна с ним же поехала. Страшно показалось Дуне предстоявшее одиночество, особенно печалила ее разлука с Груней. К ней теперь привязалась она еще больше, чем прежде, до размолвки.
— И
дело, — молвил Патап Максимыч. — Хорошо придумано. На
новом месте и
новая жизнь пойдет. А сколько с дяди-то пришлось?
Охотников до чужбинки в том городке, где жил покойный Марко Данилыч, было вдоволь, и потому Герасим Силыч по ночам в доме на каждой лестнице клал спать по нескольку человек, чтоб опять ночным
делом не забрался в покои какой-нибудь
новый Корней Прожженный.
Тихо, бесшумно шла
новая Дунина жизнь, хоть и было ей тоскливо, хоть и болела она душою от скучного одиночества. С нетерпеньем ждала она тех
дней, когда заживет под одной кровлей с сердечным своим другом Аграфеной Петровной.
Поехал Семен Петрович в Комаров и там, по обыкновению, пристал у Таисеи, в обители Бояркиных. Не бывал там года полтора, с тех пор как увезли Василья Борисыча да Прасковью Патаповну, много
нового узнал он от Таисеи, узнал, что мать Манефа совсем разошлась с братом, а сама чуть не в затвор затворилась, передав управление обительскими
делами Фленушке, для чего та постриглась в иночество и теперь стала матерью Филагрией.
Радостно отец Прохор приносил Дуне поздравления со вступлением в супружескую жизнь и благодарил ее за
новую, совсем нежданную присылку с просьбой помолиться об ней и об ее женихе в тот
день, когда предположили они венчаться.
Он стал в
новом наряде таким, что в нем накануне того
дня его и узнать было нельзя.
Дня через три Патап Максимыч с Никифором Захарычем поехали в город, чтобы сесть там на пароход. С ними и Мокей Данилыч отправился. Пробыв несколько
дней у Дуни, он вместе с Чубаловым отправился в
новое свое жилище на старом родительском пепелище. Там похлопотал Чубалов, и Мокей Данилыч скоро был введен во владение домом и пристанями, и как отвык от русской жизни и ото всех
дел, то при помощи того же Чубалова завел на свой капитал хлебный торг.
Неточные совпадения
Батюшка пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды!.. пошел кутить: ездит на извозчике, каждый
день ты доставай в кеятр билет, а там через неделю, глядь — и посылает на толкучий продавать
новый фрак.
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За
дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый
новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
«Пей, вахлачки, погуливай!» // Не в меру было весело: // У каждого в груди // Играло чувство
новое, // Как будто выносила их // Могучая волна // Со
дна бездонной пропасти // На свет, где нескончаемый // Им уготован пир!
Новый ходок, Пахомыч, взглянул на
дело несколько иными глазами, нежели несчастный его предшественник. Он понял так, что теперь самое верное средство — это начать во все места просьбы писать.
Он уж подумывал, не лучше ли ему самому воспользоваться деньгами, явившись к толстомясой немке с повинною, как вдруг неожиданное обстоятельство дало
делу совершенно
новый оборот.