Неточные совпадения
Как можно
было поверить, что молодая бедная
девушка не захотела стать полноправной хозяйкой в доме такого богача?..
Дома совсем не то: в немногих купеческих семействах уездного городка ни одной
девушки не
было, чтобы подходила она к Дуне по возрасту, из женщин редкие даже грамоте знали; дворянские дома
были для Дуни недоступны — в то время не только дворяне еще, приказный даже люд, уездные чиновники, смотрели свысока на купцов и никак не хотели равнять себя даже с теми, у кого оборотов бывало на сотни тысяч.
Не ответила Дуня, но крепко прижалась к отцу. В то время толпа напирала, и прямо перед Дуней стал высокий, чуть не в косую сажень армянин… Устремил он на нее тупоумный сладострастный взор и от восторга причмокивал даже губами. Дрогнула Дуня — слыхала она, что армяне у Макарья молоденьких
девушек крадут. Потому и прижалась к отцу. Протеснился Марко Данилыч в сторону, стал у прилавка, где
были разложены екатеринбургские вещи.
Не вскинься на певунов дядя Архип,
спели б они про «Суру реку важную — донышко серебряно, кру́ты бéрежки позолоченные, а на тех бережках вдовы,
девушки живут сговорчивые»,
спели бы, сердечные, про свияжан-лещевников, про казанских плаксивых сирот, про то, как в Тютешах городничий лапоть плел,
спели бы про симбирцев гробокрадов, кочанников, про сызранцев ухорезов, про то, как саратовцы собор с молотка продавали, а чилимники, тухлая ворвань, астраханцы кобылятину вместо белой рыбицы в Новгород слали.
По образу жизни родителей Лиза с Наташей
были удалены от сообщества мещанских
девушек, потому и не могли перенять от них вычурных приемов, приторных улыбок и не совсем нравственных забав, что столь обычны в среде молодых горожанок низшего слоя.
У выросших без грозы
девушек все движенья и приемы
были свободны, и в каждом выражалась прелесть красоты и непорочности, — выучиться танцам
было им нетрудно.
Лет десять ему
было уж, Микитушке, как родитель его, наскучив одинокой жизнью и тем, что в его богатом доме без бабы пустым пахло, без прямой хозяйки все лезло врознь, — вздумал жениться на бедной молоденькой
девушке.
Много красавиц видал до того, но ни в одной, казалось ему теперь, и тени не
было той прелести, что пышно сияла в лучезарных очах и во всем милом образе
девушки…
Не часто́й дробный дождичек кропит ей лицо белое, мочит она личико горючьми слезми… Тужит, плачет
девушка по милом дружке, скорбит, что пришло время расставаться с ним навеки… Где
былые затеи, где проказы, игры и смехи?.. Где веселые шутки?.. Плачет навзрыд и рыдает Фленушка, слова не может промолвить в слезах.
Едва переводя дух, раскрыв уста и содрогаясь всем телом, пылающими очами смотрит в исступлении Дуня на Марью Ивановну. Ровно огненный пламень, чудные, полупонятные слова разгорелись в сокровенных тайниках сердца
девушки… Она
была близка к восторженному самозабвению, когда постигнутый им человек не сознает, в себе он или вне себя…
— Отпустите-ка ко мне на это время Дунюшку-то, — сказала Марья Ивановна. — Ей бы
было повеселее: у меня
есть племянница ее лет, разве маленько
будет постарше. Они бы подружились. Племянница моя
девушка хорошая, добрая, и ей тоже приятно
было бы видеть у себя такую милую гостью, и Дуне
было бы весело. Сад у братьев огромный, десятинах на четырех,
есть где погулять. И купанье в саду, и теплицы. Отпустите, Марко Данилыч, привезу ее к вашему возврату в сохранности.
Луповицкие сначала удивились, что Марья Ивановна, такая умная и осторожная, привезла с собой незнакомую
девушку, но, когда узнали, что и она желает
быть «на пути», осыпали Дуню самыми нежными ласками.
Однажды Варенька с Дуней, крепко обнявшись, сидели на уютном диванчике в обширной теплице, уставленной одними пальмами. Других растений в теплице не
было. Говорили
девушки о «союзе», к которому так неудержимо влеклась мечтательная Дуня.
Под эти слова растворилась дверь, и в столовую вошла молодая крестьянская
девушка, босая и бедно́ одетая. Истасканная понева из вату́лы и синяя крашенинная занавеска
были у ней заплатаны разноцветными лоскутками.
В синих, а не в красных, как ходят
девушки в той стороне, они
были одеты — то знак отречения от суеты мира и от замужней жизни.
Государыня примала, милость Божью посылала,
Духа свята в них вселяла и девицам прорекала:
«Ай вы,
девушки, краснопевушки,
Вы радейте да молитесь,
пойте песни, не ленитесь,
За то вас государь станет жаловать, дарить,
По плечам ризы кроить, по всему раю водить».
Раз с Катенькой вдвоем сидела Дуня в тенистой аллее цветущих лип.
Было тихо, безмолвно в прохладном и благовонном местечке, только пчелы гудели вверху, обирая сладкую добычу с душистых цветов. Разговорились
девушки, и обмолвилась Дуня, помянула про Самоквасова.
Ай вы,
девушки, девицы,
Вы, духовные сестрицы,
Когда Богом занялись,
Служить ему задались —
Вы служите, не робейте,
Живу воду сами
пейте,
На землю ее не лейте,
Не извольте унывать,
А на Бога уповать,
Рая в нем ожидать.
Как сказано, так и сделано. Марья Ивановна писала Марку Данилычу, что Дуне у Макарья
будет скучно, что
девушка она строгая, степенная, веселостей и развлечений не любит. Изо всего, дескать, видно, что она дочь благочестивого отца и выросла в истинно христианском доме.
Молодая
девушка, редкой красоты, с зажженной лучиной в руке, встретила Дарью Сергевну и проводила ее в избу. То
была первая миршéнская красавица, сердечная зазноба удалого молодца, отецкого сына Алеши Мокеева, старшая дочка убогой вдовы Аграфены Мутовкиной.
Даренушка! — кликнула в сени Аграфена Ивановна, и на зов ее вошла молодая
девушка, такая ж высокая, стройная, как и Аннушка, такая ж, как и сестра ее,
была бы она и красивая, да оспа лицо ей попортила.
И наших сельских
девушек к себе зазывала, потчевала их всем хорошим и
была такая приветливая, что ровно бы и не барского рода, а из простых.
— Это слушать им еще не годится, — скромно улыбаясь, молвила Марфа Михайловна по уходе детей. — Теперь говорите. Патап Максимыч, из детей мы вышли, а я с Аграфеной Петровной не красные
девушки, ушки золотцо́м у нас не завещаны, обе
были на Божьем суде. А все-таки вы уж не очень…
Как все поповны на Руси,
были они из себя некрасивы, но
девушки добрые, скромные и тихие.
Отобедали и тотчас кто за карты, кто смотреть на хозяйство Андрея Александрыча. Иные по саду разошлись… И Дуня пошла в сад, одинокая, молчаливая. На одной из дорожек неожиданно встретилась она с отцом Прохором. Залюбовался он на высокие густолистные каштаны и чуть слышно
напевал какую-то церковную песнь. Сняв широкополую шляпу и низко поклонясь, завел он с Дуней разговор, изредка поглядывал на нее с жалобною улыбкой, будто угадывая душевное ее горе и бурю тревожных сомнений. Жаль стало ему бедную
девушку.
Луповицкие не могли узнать ее, перед ними
была не Дуня, а какая-то новая, не знакомая им
девушка.
Не в силах
была бедная
девушка выдерживать его взоров, то и дело потуплялась, наконец быстро встала и пошла к двери.
— Мне бы надо
было знать о
девушке, третьего дня, никак, приехавшей со священником, отцом Прохором, — проговорила Аграфена Петровна.
— Теперь никак нельзя. Весь дом, пожалуй, перебулгачишь. Нет, уж вы лучше завтра утром пораньше приходите. Хозяева примут вас со всяким удовольствием —
будьте в том несомненны. А поутру, как только проснется приезжая, я ей через комнатных
девушек доведу, что вы ночью ее спрашивали, а сами пристали на постоялом дворе супротив нас. Может, и сама к вам прибежит. Как только сказать-то ей про вас?
И Сергей Андреич и Марфа Михайловна рады
были знакомству с Дуней, приняли ее с задушевным радушьем и не знали, как угодить ей. Особенно ласкова
была с ней Марфа Михайловна — сиротство молодой
девушки внушало ей теплое, сердечное к ней участье. Не заставил долго ждать себя и Петр Степаныч.
И до самого расхода с посиделок все на тот же голос, все такими же словами жалобилась и причитала завидущая на чужое добро Акулина Мироновна. А
девушки пели песню за песней, добры молодцы подпевали им. Не один раз выносила Мироновна из подполья зелена вина, но питье
было неширокое, нешибкое, в карманах у парней
было пустовато, а в долг честная вдовица никому не давала.
— Эй вы, девушки-красоточки!
Пойте, лебедушки, развеселую, чтобы сердце заскребло, чтобы в нас, молодцах, все суставчики ходенем пошли… Запевай, Лизавета, а вы, красны девицы, подтягивайте. Пляши, молодцы! Разгула хочется. Плясать охота. Ну, девки, зачинай!
Немного повременя, вошла в избу молодая
девушка, как видно, сильная и работящая, но лицо
было у ней истощенное, ровно изношенное, бледное, веки красные, глаза масленые, нахальные, бесстыжие, с первого взгляда видно
было, что пожила она и потешилась.
Добрая Марья Гавриловна простила взращенную ею
девушку и с тех пор по-прежнему стала с ней неразлучна, как
было до ее несчастного замужества.
Неточные совпадения
Он видел, что старик повар улыбался, любуясь ею и слушая ее неумелые, невозможные приказания; видел, что Агафья Михайловна задумчиво и ласково покачивала головой на новые распоряжения молодой барыни в кладовой, видел, что Кити
была необыкновенно мила, когда она, смеясь и плача, приходила к нему объявить, что
девушка Маша привыкла считать ее барышней и оттого ее никто не слушает.
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что такие виды на него Свияжского
есть только его ни на чем не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой
девушке. Домашняя же жизнь Свияжских
была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин,
был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах, какой ужас! И как тривиально она кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может
быть,
девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
Русская
девушка ухаживала за мадам Шталь и, кроме того, как замечала Кити, сходилась со всеми тяжело-больными, которых
было много на водах, и самым натуральным образом ухаживала зa ними.
Он знал очень хорошо, что в глазах этих лиц роль несчастного любовника
девушки и вообще свободной женщины может
быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может
быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.