Неточные совпадения
— Надейся, тезка, надейся. Молод еще,
Бог даст и до денег доживешь. Дождешься
времени, и к тебе на двор солнышко взойдет, — сказал Василий Петрович.
— Полно дурить-то. Ах ты, Никита, Никита!..
Время нашел! — с досадой сказал Веденеев. — Не шутя говорю тебе: ежели б она согласна была, да если бы ее отдали за меня, кажется, счастливее меня человека на всем белом свете не было бы… Сделай дружбу, Никита Сокровенный,
Богом прошу тебя… Самому сказать — язык не поворотится… Как бы знал ты, как я тебя дожидался!.. В полной надежде был, что ты устроишь мое счастье.
— Местá куплены, лес заготовлен, стройка началась, под крышу вывели, скоро зачнут и тесом крыть, — говорила Манефа. — Думала осенью перебраться, да хлопоты задержали, дела.
Бог даст, видно, уж по весне придется перевозиться, ежели Господь веку продлит. А тем
временем и решенье насчет наших обстоятельств повернее узнаем.
— До его череды
время еще довольно, — молвил Герасим. —
Бог даст, и для Харламушки что-нибудь придумаем… Смотри ж у меня, братан, головы не вешай, домашних не печаль.
В таковое шумное
время,
Богу попущающу, паче же врагу действующу, возгореся Нифонтова поварня, и от огненного крещения во всей Миршени ни кола ни двора не осталось.
— Конечно, еще не все устроено, — сказала Марья Ивановна. — Какой еще покой! И печи не все сложены, и двери не все навешены, надо оштукатурить, обоями оклеить, полы выкрасить, мебель перевезти из Талызина. Много еще, много хлопот. Ну, да
Бог милостив. Полегоньку да потихоньку, с Божьей помощью, как-нибудь устроюсь по
времени.
— К чему говорить об этом прежде
времени, — сказала она. —
Бог даст, поживете, ваши годы не слишком еще большие.
— Этого мне никак сделать нельзя, сударыня Варвара Петровна. Как же можно из дядина дома уйти? — пригорюнившись, с навернувшимися на глазах слезами, сказала Лукерьюшка. — Намедни по вашему приказанью попросилась было я у него в богадельню-то, так он и слышать не хочет, ругается. Живи, говорит, у меня до поры до
времени, и, ежель выпадет случай, устрою тебя. Сначала, говорит, потрудись, поработай на меня, а там, даст
Бог, так сделаю, что будешь жить своим домком…
— Бог-от лучше нас с тобой знает, Мемнонушка, как надо миром управлять, в кое
время послать дождик, в кое жар, зной и засуху, — заметил Пахом. — Не след бы тебе на небесную волю жалиться.
Поднимайте знаменá во последни
времена, послужите вы отцу,
Богу нашему творцу!..
— Углубись в себя, Дунюшка, помни, какое
время для души твоей наступает, — говорила ей перед уходом Марья Ивановна. — Отложи обо всем попечение, только о
Боге да о своей душе размышляй… Близишься к светозарному источнику благодати святого духа — вся земля, весь мир да будет скверной в глазах твоих и всех твоих помышленьях. Без сожаленья оставь житейские мысли, забудь все, что было, — новая жизнь для тебя наступает… Всем пренебрегай, все презирай, возненавидь все мирское. Помни — оно от врага… Молись!!.
— Да вам бы, почтеннейший Дмитрий Петрович, ей-Богу, не грешно было по-дружески со мной обойтись, — мягко и вкрадчиво заговорил Смолокуров. — Хоть попомнили бы, как мы с вами в прошлом году дружелюбно жили здесь, у Макарья. Опять же ввек не забуду я вашей милости, как вы меня от больших убытков избавили, — помните, показали в Рыбном трактире письмо из Петербурга. Завсегда помню выше благодеяние и во всякое
время желаю заслужить…
— Что мне калякать? Одному тебе сказываю, — добродушно усмехаясь, весело молвил Марко Данилыч. — Зачем до
времени вашим абызам сказывать, что ты, Махметушка, вашей веры царя наливкой спаиваешь… Вот ежели бы в цене не сошлись, тогда дело иное — молчать не стану. Всем абызам, всем вашим муллам и ахунам буду рассказывать, как ты, Махметушка,
Богу своему не веруешь и бусурманского вашего закона царей вишневкой от веры отводишь.
Обратиться не к кому — никто не любил Смолокурова, а теперь каждый того еще опасался, что ежель поднимет его
Бог с одра болезни, так, пожалуй, добром с ним и не разделаешься — скажет, что обокрали его во
время болезни, дела привели в расстройство.
— Полноте, Патап Максимыч. Я ведь это только для деточек, — сказала Марфа Михайловна. — Молоды еще, со́блазнов пока, слава
Богу, не разумеют. Зачем прежде поры-времени им знать про эти дела?.. Пускай подольше в ангельской чистоте остаются. По
времени узнают все и всего натерпятся. А память о добром детстве и на старости лет иной раз спасает от худого.
Рассказывают, что на гору Городину сходил
бог Саваоф, под именем «верховного гостя», что долгое
время жил он среди людей Божьих, и недавно еще было новое его сошествие в виде иерусалимского старца.
Кончилась трáпеза сельщины-деревенщины. Все
время кругом ее стояли наезжие гости, а хозяева угощали пирующих. Встали наконец крестьяне из-за столов,
Богу помолились, хозяевам поклонились и пошли в дальний сад на широкую луговину. До позднего вечера доносились оттуда веселые песни успенских хороводов...
— Христос воскресе, золотой мой Егорушка! — крепко обнимая Денисова, восклицала Марья Ивановна. — Задержал ты меня здесь в Луповицах, давно пора домой, да вот тебя все дожидалась. Хоть денек хотелось пробыть с тобой…
Бог знает сколько
времени не видались мы… Да как же ты похудел, узнать тебя нельзя…
— Ах, что вы говорите, Патап Максимыч? — вскликнула Дуня. —
Бог милостив, тятенька встанет, будет совсем здоров. Зачем же прежде
времени об этом говорить?
Собравшись с последними силами, Марко Данилыч испустил было крик, но так тихо, так беззвучно, что никто и не слыхал его. Беспомощным лежал грозный некогда Смолокуров перед Корнеем. Что думал он в то
время, один
Бог его знает, но злобно глядел он померкающими очами на нахала приказчика.
— Полно, Микеша, полно, родной ты мой, — с навернувшимися слезами молвил Патап Максимыч… — Не поминай! Было
время, да уж нет его, была у меня любимая доченька, в могиле теперь лежит, голубушка… Не воротишь дней прошлых, Микеша… Полно ты меня сокрушать.
Бог все к хорошему в здешнем свете строит, ни коему человеку не понять благостных путей его. Про него-то что хотел говорить ты? Про певуна-то нашего, про посланника архиерейского?
— Ей-Богу, сбились, — молвил Никифор. — Судя по
времени, надо бы давно нам Зименки проехать, а вот теперь ни их и никакого другого жилья не видать. Беда, просто беда!
А по
времени, если будет
Богу угодно, все мои достатки ему с Груней пополам отдам.
— Ты теперь в достатках, — сказала Дарья Сергевна, — и на будущее
время Дуня тебя никогда не оставит своей помощью. Ежели захочешь жениться, за невестами дело не станет, найдется много. А мой бы совет: к
Богу обратиться, ты уж ведь не молоденький. Ты же, я думаю, живучи в полону, пожалуй, и Христову-то веру маленько забыл. Так и надо бы тебе теперь вспомнить святоотеческие предания и примирить свою совесть с Царем Небесным.
Неточные совпадения
Красивая, здоровая. // А деток не дал
Бог! // Пока у ней гостила я, // Все
время с Лиодорушкой // Носилась, как с родным. // Весна уж начиналася, // Березка распускалася, // Как мы домой пошли… // Хорошо, светло // В мире Божием! // Хорошо, легко, // Ясно н а ́ сердце.
Тут только понял Грустилов, в чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во
время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному
богу.
Каким образом об этих сношениях было узнано — это известно одному
богу; но кажется, что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину во
время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).] И вот в одно прекрасное утро Глупов был изумлен, узнав, что им управляет не градоначальник, а изменник, и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.
— Знаю я, — говорил он по этому случаю купчихе Распоповой, — что истинной конституции документ сей в себе еще не заключает, но прошу вас, моя почтеннейшая, принять в соображение, что никакое здание, хотя бы даже то был куриный хлев, разом не завершается! По
времени выполним и остальное достолюбезное нам дело, а теперь утешимся тем, что возложим упование наше на
бога!
Отслушав заутреню, Грустилов вышел из церкви ободренный и, указывая Пфейферше на вытянувшихся в струнку пожарных и полицейских солдат ("кои и во
время глуповского беспутства втайне истинному
богу верны пребывали", — присовокупляет летописец), сказал: