Неточные совпадения
— А тебе тоже бы молчать, спасенная душа, — отвечал Патап Максимыч сестре, взглянув на нее исподлобья. — Промеж мужа и жены советниц не надо. Не люблю, терпеть не могу!.. Слушай же, Аксинья Захаровна, — продолжал он, смягчая голос, — скажи стряпухе Арине, взяла бы двух баб на подмогу. Коли нет из наших работниц ловких на стряпню, на деревнях поискала бы. Да
вот Анафролью можно прихватить.
Ведь она у тебя больше при келарне? — обратился он к Манефе.
— Верю, тятя, — молвила Настя. — Только
вот что скажи ты мне: где ж у него был разум, как он сватал меня? Не видавши ни разу, —
ведь не знает же он, какова я из себя, пригожа али нет, — не слыхавши речей моих, — не знает, разумна я али дура какая-нибудь. Знает одно, что у богатого отца молодые дочери есть, ну и давай свататься. Сам, тятя, посуди, можно ли мне от такого мужа счастья ждать?
—
Вот, Авдотьюшка, пятый год ты, родная моя, замужем, а деток Бог тебе не дает… Не взять ли дочку приемную, богоданную? Господь не оставит тебя за добро и в сей жизни и в будущей… Знаю, что достатки ваши не широкие, да
ведь не объест же вас девочка… А может статься, выкупят ее у тебя родители, — люди они хорошие, богатые, деньги большие дадут, тогда вы и справитесь… Право, Авдотьюшка, сотвори-ка доброе дело, возьми в дочки младенца Фленушку.
— Один ли, вся ли артель, это для нас все едино, — ответил Захар. — Ты
ведь с артелью рядишься, потому артельну плату и давай… а не хочешь,
вот те Бог, а
вот порог. Толковать нам недосужно — лесовать пора.
— Артель лишку не берет, — сказал дядя Онуфрий, отстраняя руку Патапа Максимыча. — Что следовало — взято, лишнего не надо… Счастливо оставаться, ваше степенство!.. Путь вам чистый, дорога скатертью!.. Да
вот еще что я скажу тебе, господин купец; послушай ты меня, старика: пока лесами едешь, не говори ты черного слова. В степи как хочешь, а в лесу не поминай его… До беды недалече… Даром, что зима теперь, даром, что темная сила спит теперь под землей… На это не надейся!.. Хитер
ведь он!..
— А
вот что, Патап Максимыч, — сказал паломник, — город городом, и ученый твой барин пущай его смотрит, а
вот я что еще придумал. Торопиться тебе
ведь некуда. Съездили бы мы с тобой в Красноярский скит к отцу Михаилу. Отсель рукой подать, двадцати верст не будет. Не хотел я прежде про него говорить, — а
ведь он у нас в доле, — съездим к нему на денек, ради уверенья…
— Пустое городишь, — сухо ответила Настя. — Играют же свадьбы «уходом», не мы первые, не мы и последние… Да с чего ты взял это, голубчик?.. Тятенька
ведь не медведь какой… Да что пустое толковать!.. Дело кончено — раздумывать поздно, — решительно сказала Настя. —
Вот тебе кольцо,
вот тебе и лента.
—
Вот и отогрелся, — молвил он. — Налей-ка еще, Настенька. А знаешь ли, старуха?
Ведь меня на Львов день волки чуть не заели?
— Обожди, друг, маленько. Скорого дела не хвалят, — ответила Манефа. — Ты
вот погости у нас — добрым гостям мы рады всегда, — а тем временем пособоруем, тебя позовем на собрание — дело-то и будет в порядке… Не малое дело, подумать да обсудить его надо… Тебе
ведь не к спеху? Можешь недельку, другую погостить?
— Рядом с паломником к пруту прикован, — отвечал Алексей. — Я
ведь в лицо-то его не знаю, да мне сказали: «
Вот этот высокий, ражий, седой — ихний игумен, отец Михаил»; много их тут было, больше пятидесяти человек — молодые и старые. Стуколова сам я признал.
— Полноте, Патап Максимыч!..
Ведь мы с вами не первый день знакомы. Не знаю разве, как у вас дела идут?.. — говорила Марья Гавриловна. —
Вот познакомилась я с этим Сергеем Андреичем. Он прямо говорит, что без вас бы ему непременно пропасть, а как вы его поучили, так дела у него как не надо лучше пошли…
— Так
вот оно что, — с удивленьем покачивая головой, говорила мать Виринея, увидя в почитаемой за святую книге такие неудобь понимаемые речи. — Так
вот оно что — морские плоды!.. Что ж это за морские плоды такие?.. Научи ты меня, старуху, уму-разуму, ты
ведь плавал, поди, по морям-то, когда в митрополию ездил. Она
ведь, сказывают, за морем.
— Так-то вернее будет, — примолвил дядя Елистрат. — Теперь не могут подменить — разом могу подлог приметить. Здесь
ведь народец-то ой-ой! — прибавил он, наклоняясь к Алексею. — Небывалого,
вот хоть тебя, к примеру, взять, оплетут как пить дать — мигнуть не успеешь. Им
ведь только лясы точить да людей морочить. Любого возьми — из плута скроен, мошенником подбит!.. Народ отпетый!..
— Это так точно, — отвечал Алексей. — Много их, всяких этих сект, значит…
Вот хоть бы наши места взять: первая у нас вера по беглому священству, значит, по Городецкой часовне, покрещеванцы тоже бывают, есть по Спасову согласию, поморские… Да мало ли всех!.. Не сосчитаешь…
Ведь и пословица есть такая: «Что мужик — то вера, что баба — то устав».
— Для че спорить? — отозвался Алексей. — Чего нам делить-то? Споры да ссоры — неладное дело. В миру да в ладу не в пример согласнее жить. Зачем споры? Значит, кто в чем родился, тот того и держись.
Вот и вся недолга. Да и спорить-то не из-за чего. Язык только чесать, толку
ведь никакого из того не выйдет — баловство одно, а больше ничего. Для че спорить?
— Не больно далече отсюда, — сказал Сергей Андреич. — У меня на пароходах. Возьму тебя, Алексей Трифоныч, со всяким моим удовольствием, если только Патап Максимыч отпишет, что расстался с тобой добрым порядком. А без его решенья принять тебя на службу мне нельзя… Сам знаешь, он
ведь мне заместо отца…
Вот и попрошу я по этому делу его родительского благословенья, навеки нерушимого, — добродушно подсмеялся Колышкин.
— Полно-ка ты, Василий Борисыч, со своими «Патериками» и «Прологами».
Ведь это книги не божественные… Такие ж люди писали, как и мы с тобой, грешные… Читывал я эти книги — знаю их… Чего-то, чего там не напутано, — сказал Патап Максимыч и потом радушно примолвил: — Ты
вот лучше пуншику еще пропусти!.. Никитишна! Сготовь Василью Борисычу хорошенького!
— Ну,
вот видишь ли, матушка, — начала Виринея. — Хворала
ведь она, на волю не выходила, мы ее, почитай, недели с три и в глаза не видывали, какая есть Марья Гавриловна. А на другой день после твоего отъезда оздоровела она, матушка, все болести как рукой сняло, веселая такая стала да проворная, ходит, а сама попрыгивает: песни мирские даже пела.
Вот грех-то какой!..
— Кажный год… Мы
ведь преходящие, где люди, тут и мы, — ответил Варсонофий. —
Вот отсель к Петрову дню в Комаров надо, на Казанску в Шарпан, на Илью пророка в Оленево, на Смоленску в Чернуху, а тут уж к Макарью на ярмарку.
— Ладно ль так-то будет, дедушка?.. Услышим ли, родной?.. Мне бы хоть не самой, а
вот племяненке услыхать — грамотная
ведь… — хныкала пожилая худощавая женщина, держа за рукав курносую девку с широко расплывшимся лицом и заспанными глазами.
— Мне-то что же-с? — равнодушно промолвил Самоквасов. — Я
ведь прадедушку вовсе почти и не знал, перед концом только свиделся. А
вот письмецо от дяденьки Тимофея Гордеича. Извольте получить.
— Сама тех же мыслей держусь, — молвила Дуня. — Что красота! С лица
ведь не воду пить. Богатства, слава Богу, и своего за глаза будет; да и что богатство? Сама не видела, а люди говорят, что через золото слезы текут… Но как человека-то узнать — добрый ли он, любит ли правду? Женихи-то
ведь, слышь, лукавы живут — тихим, кротким, рассудливым всякий покажется, а после венца станет иным.
Вот что мне боязно…
— Не знаю, что сказать вам нá это матушка, — отвечал Василий Борисыч. —
Вот теперь хоть насчет бы Москвы — как приеду туда, как покажусь? Поедом заедят. Жизни не рад станешь. А
ведь я человек подначальный.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да
ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так
вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять.
Ведь вот относительно дороги: говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а
ведь, с другой стороны, развлеченье для ума.
Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А
ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши?
Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
— Известно как, по правде, по Божью.
Ведь люди разные.
Вот хоть вас взять, тоже не обидите человека…
— Да
вот посмотрите на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил!
Ведь я, Константин Дмитрич, кажется,
вот как отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не велю. Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как глянешь вон, — сказал Василий, указывая на поле, — сердце радуется.