Неточные совпадения
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас,
говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай,
говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и ушли.
Чего же это мы с
тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
— Уж
ты дашь,
что говорить… Даже вот как дашь… Не обрадуешься твоей-то пользе.
— Да
ты понимаешь,
что говоришь-то?
— Подожди, —
говорил он. — Я знаю,
что это пустяки…
Тебе просто нужно было кого-нибудь любить, а тут я подвернулся…
— А вот и нет… Сама Прасковья Ивановна. Да… Мы с ней большие приятельницы. У ней муж горький пьяница и у меня около того, — вот и дружим… Довезла
тебя до подъезда, вызвала меня и
говорит: «На, получай свое сокровище!» Я ей рассказывала,
что любила
тебя в девицах. Ух! умная баба!.. Огонь. Смотри, не запутайся… Тут не
ты один голову оставил.
— Я знаю,
что тебе неприятно,
что мы приехали, —
говорила Серафима. —
Ты обрадовался,
что бросил нас в деревне… да.
— Э, вздор!.. Никто и ничего не узнает. Да
ты в первый раз,
что ли, в Кунару едешь? Вот чудак. Уж хуже, брат, того,
что про
тебя говорят, все равно не скажут.
Ты думаешь,
что никто не знает, как
тебя дома-то золотят? Весь город знает… Ну, да все это пустяки.
—
Что же
ты молчишь? — неожиданно накинулась на него Харитина. —
Ты мужчина… Наконец,
ты не чужой человек. Ну,
говори что-нибудь!
— Опять
ты глуп… Раньше-то
ты сам цену ставил на хлеб, а теперь будешь покупать по чужой цене. Понял теперь? Да еще сейчас вам, мелкотравчатым мельникам, повадку дают, а после-то всех в один узел завяжут… да… А
ты сидишь да моргаешь… «Хорошо»,
говоришь. Уж на
что лучше… да… Ну, да это пустяки, ежели сурьезно разобрать. Дураков учат и плакать не велят… Похожи есть патреты. Вот как нашего брата выучат!
— Молода
ты, Харитина, — с подавленною тоской повторял Полуянов, с отеческой нежностью глядя на жену. — Какой я
тебе муж был? Так, одно зверство. Если бы
тебе настоящего мужа… Ну, да
что об этом
говорить! Вот останешься одна, так тогда устраивайся уж по-новому.
— А Галактион?.. Ведь он был на суде и сидел рядом с
тобой.
Что он
тебе говорил?
— Вот
ты какой, а?.. А раньше
что говорил? Теперь, видно, за ум хватился. У Малыгиных для всех зятьев один порядок: после венца десять тысяч, а после смерти родителей по разделу с другими.
— Нет,
ты молчи, а я буду
говорить.
Ты за кого это меня принимаешь, а? С кем деньги-то подослал? Писарь-то своей писарихе все расскажет, а писариха маменьке, и пошла слава,
что я у
тебя на содержании. Невелика радость! Ну, теперь
ты говори.
— Оставь глупости. Я серьезно
говорю. Пока
что я действительно хотел
тебе помочь.
—
Тебя не спрошу. Послушай, Галактион, мне надоело с
тобой ссориться. Понимаешь, и без
тебя тошно. А тут
ты еще пристаешь… И о
чем говорить: нечем будет жить — в прорубь головой. Таких ненужных бабенок и хлебом не стоит кормить.
— Так-то будет вернее, —
говорил он, еще раз прочитывая составленную Замараевым духовную. — Вот
что, Флегонт, как я теперь буду благодарить
тебя?
—
Что ты и в самом-то деле надулся, как мышь на крупу? —
говорила она.
—
Что тогда? А знаешь,
что я
тебе скажу? Вот
ты строишь себе дом в Городище, а какой же дом без бабы? И Михей Зотыч то же самое давеча
говорил. Ведь у него все загадками да выкомурами, как хочешь понимай. Жалеет
тебя…
— А Бубниха?..
Ты думаешь, я ничего не знаю?.. Нет, все, все знаю!.. Впрочем,
что же я
тебе говорю, и какое мне дело до
тебя?
— У меня, брат, было строго. Еду по уезду, как грозовая пуча идет. Трепет!.. страх!.. землетрясенье!.. Приеду куда-нибудь, взгляну, да
что тут
говорить! Вот
ты и миллионер, а не поймешь,
что такое был исправник Полуянов. А попа Макара я все-таки в бараний рог согну.
— Да, для себя… По пословице, и вор богу молится, только какая это молитва? Будем
говорить пряменько, Галактион Михеич: нехорошо. Ведь я знаю, зачем
ты ко мне-то пришел… Сначала я, грешным делом, подумал,
что за деньгами, а потом и вижу,
что совсем другое.
— Держу, держу! — передразнил его Михей Зотыч. — Худая
ты баба, вот
что…
Тебе кануны по упокойникам
говорить, а не на конях ездить.
Неточные совпадения
Хлестаков. Стой,
говори прежде одна.
Что тебе нужно?
Анна Андреевна. Цветное!.. Право,
говоришь — лишь бы только наперекор. Оно
тебе будет гораздо лучше, потому
что я хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай
тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы
тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах
ты, рожа!
Анна Андреевна. Где ж, где ж они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (
Говорит скоро.)А все
ты, а всё за
тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон, куда, куда?
Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если
что, велит запереть двери. «Я
тебя, —
говорит, — не буду, —
говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это,
говорит, запрещено законом, а вот
ты у меня, любезный, поешь селедки!»