Неточные совпадения
— Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, — говорил старик Малыгин не без самодовольства, когда они по узкой лесенке поднимались на террасу. — В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда
было. Семью на
ноги поднимал, а меня господь-таки благословил: целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.
Это замечание поставило хозяина в тупик: обидеться или поворотить на шутку? Вспомнив про дочерей, он только замычал. Ответил бы Харитон Артемьич, — ох, как тепленько бы ответил! — да лиха беда, по рукам и
ногам связан. Провел он дорогого гостя в столовую, где уже
был накрыт стол, уставленный винами и закусками.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение, а с другими на равной
ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого дня и мог говорить только всего одно слово: «
Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Другие называли Огибенина просто «Еграшкой модником». Анфуса Гавриловна
была взята из огибенинского дома, хотя и состояла в нем на положении племянницы. Поэтому на малыгинскую свадьбу Огибенин явился с большим апломбом, как один из ближайших родственников. Он относился ко всем свысока, как к дикарям, и чувствовал себя на одной
ноге только с Евлампией Харитоновной.
Из всей этой малыгинской родни и сборных гостей Галактиону ближе всех пришелся по душе будущий родственник, немец Штофф. Это
был небольшого роста господин, немного припадавший на левую
ногу. Лицо у немца
было совсем русское и даже обросло по-русски какою-то мочальною бороденкой. Знакомство состоялось как-то сразу, и будущие зятья полюбились друг другу.
И вид у него
был какой-то несообразный, как у старинного бронзового памятника какому-нибудь герою, — бычья шея, маленькая голова, невероятной величины руки и
ноги.
Раз ночью писарский дом
был поднят весь на
ноги. Около часу к воротам подкатила почтовая тройка.
Слухи о новой мельнице в Прорыве разошлись по всей Ключевой и подняли на
ноги всех старых мельников, работавших на своих раструсочных мельницах. Положим, новая мельница
будет молоть крупчатку, а все-таки страшно. Это
была еще первая крупчатка на Ключевой, и все инстинктивно чего-то боялись.
— Ах, служба, служба: бит небитого везет! — смеялся мудреный хозяин, похлопывая Вахрушку по плечу. —
Будем жить, как передняя
нога с задней, как грива с хвостом.
—
Будем устраиваться… да… — повторял Штофф, расхаживая по комнате и потирая руки. — Я уже кое-что подготовил на всякий случай. Ведь вы знаете Луковникова? О, это большая сила!.. Он знает вас. Да… Ничего, помаленьку устроимся. Знаете, нужно жить, как кошка: откуда ее ни бросьте, она всегда на все четыре
ноги встанет.
Жил Мышников очень просто, на чиновничью
ногу. Он не
был женат, хотя его уютная квартира и говорила о семейных наклонностях хозяина.
С Галактионом Прасковья Ивановна держалась на деловую
ногу, хотя и не прочь
была пококетничать слегка.
Это проснувшееся материнское горе точно
было заслонено все время заботами о живых детях, а теперь все уже
были на своих
ногах, и она могла отдаться своему чувству.
Эта новость
была отпразднована у Стабровского на широкую
ногу. Галактион еще в первый раз принимал участие в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил на плохой конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике, очень солидная.
Ели,
пили, говорили речи, поздравляли друг друга и в заключение послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как ни старался не
пить, но это
было невозможно. Хозяин так умел просить, что приходилось только
пить.
— Ах, какой ты! Со богатых-то вы все оберете, а нам уж голенькие остались. Только бы на
ноги встать, вот главная причина. У тебя вон пароходы в башке плавают, а мы по сухому бережку с молитвой
будем ходить. Только бы мало-мало в люди выбраться, чтобы перед другими не стыдно
было. Надоело уж под начальством сидеть, а при своем деле сам большой, сам маленький. Так я говорю?
— Э, батенька, волка
ноги кормят! Из Петербурга я проехал через Оренбург в степь, дела
есть с проклятым Шахмой, а теперь качу в Заполье. Ну, как у вас там дела?
Галактион действительно пришел вечером, когда
было уже темно. В первую минуту ей показалось, что он пьян. И глаза красные, и на
ногах держится нетвердо.
По наружности учителя греческого языка трудно
было предположить о существовании такой энергии. Это
был золотушный малорослый субъект с большою головой рахитика и кривыми
ногами. К удивлению доктора, в этом хохлацком выродке действительно билась общественная жилка. Сначала он отнесся к нему с недоверием, а потом
был рад, когда учитель завертывал потолковать.
— Мы скоро встанем на
ноги и
будем совсем большими, — шутил он. — У нас опять
будет румянец на щеках, а потом мы…
Вахрушка пробежал село из конца в конец раз десять.
Ноги уже плохо его слушались, но жажда оставалась. Ведь другого раза не
будет, и Вахрушка пробивался к кабацкой стойке с отчаянною энергией умирающего от жажды. Закончилась эта проба тем, что старик, наконец, свалился мертвецки пьяным у прохоровского кабака.
Старик немного опомнился только в кабаке Стабровского, где происходила давка сильнее вчерашней. Дешевка продолжалась с раннего утра, и народ окончательно сбился с
ног.
Выпив залпом два стакана «стабровки», Вахрушка очухался и даже отплюнулся. Ведь вот как поблазнит человеку… Полуянова испугался, а Полуянов давным-давно сам на поселении. Тьфу!
Вечером Галактион поехал к Стабровскому. Старик действительно
был не совсем здоров и лежал у себя в кабинете на кушетке, закутав
ноги пледом. Около него сидела Устенька и читала вслух какую-то книгу. Стабровский, крепко пожимая Галактиону руку, проговорил всего одно слово.
Полуянов как-то совсем исчез из поля зрения всей родни. О нем не говорили и не вспоминали, как о покойнике, от которого рады
были избавиться. Харитина время от времени получала от него письма, сначала отвечала на них, а потом перестала даже распечатывать. В ней росло по отношению к нему какое-то особенно злобное чувство. И находясь в ссылке, он все-таки связывал ее по рукам и по
ногам.
В дверях стоял Харитон Артемьич. Он прибежал из дому в одном халате. Седые волосы
были всклокочены, и старик имел страшный вид. Он подошел к кровати и молча начал крестить «отходившую». Хрипы делались меньше, клокотанье остановилось. В дверях показались перепуганные детские лица. Аграфена продолжала причитать, обхватив холодевшие
ноги покойницы.
В другом месте скитники встретили еще более ужасную картину. На дороге сидели двое башкир и прямо выли от голодных колик. Страшно
было смотреть на их искаженные лица, на дикие глаза. Один погнался за проезжавшими мимо пошевнями на четвереньках, как дикий зверь, — не
было сил подняться на
ноги. Старец Анфим струсил и погнал лошадь. Михей Зотыч закрыл глаза и молился вслух.
—
Есть ленца, — соглашался Анфим. — Неулежно живут
нога за
ногу задевают.
Михей Зотыч не мог заснуть всю ночь. Ему все слышался шум на улице, топот
ног, угрожающие крики, и он опять трясся, как в лихорадке. Раз десять он подкрадывался к окну, припадал ухом и вслушивался. Все
было тихо, он крестился и опять напрасно старался заснуть. Еще в первый раз в жизни смерть
была так близко, совсем на носу, и он трепетал, несмотря на свои девяносто лет.
Да, все
было рассчитано вперед и даже процент благодеяния на народную нужду, и вдруг прошел слух, что Галактион самостоятельно закупил где-то в Семипалатинской области миллионную партию хлеба, закупил в свою голову и даже не подумал о компаньонах. Новость
была ошеломляющая, которая валила с
ног все расчеты. Штофф полетел в Городище, чтоб объясниться с Галактионом.