Неточные совпадения
«Там видно
будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых
ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия
есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в
ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить
было бы очень весело.
— Давно не бывали у нас, сударь, — говорил катальщик, поддерживая
ногу и навинчивая каблук. — После вас никого из господ мастеров нету. Хорошо ли так
будет? — говорил он, натягивая ремень.
Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она
была прелестна в своем простом черном платье, прелестны
были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких
ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но
было что-то ужасное и жестокое в ее прелести.
Левин вошел в денник, оглядел Паву и поднял краснопегого теленка на его шаткие, длинные
ноги. Взволнованная Пава замычала
было, но успокоилась, когда Левин подвинул к ней телку, и, тяжело вздохнув, стала лизать ее шаршавым языком. Телка, отыскивая, подталкивала носом под пах свою мать и крутила хвостиком.
Он знал, что у ней
есть муж, но не верил в существование его и поверил в него вполне, только когда увидел его, с его головой, плечами и
ногами в черных панталонах; в особенности когда он увидал, как этот муж с чувством собственности спокойно взял ее руку.
Вронский только в первую минуту
был ошеломлен после впечатлений совсем другого мира, привезенных им из Москвы; но тотчас же, как будто всунул
ноги в старые туфли, он вошел в свой прежний веселый и приятный мир.
Василий указал на метку
ногой, и Левин пошел, как умел, высевать землю с семенами. Ходить
было трудно, как по болоту, и Левин, пройдя леху, запотел и, остановившись, отдал севалку.
По плужной пахоте и вовсе нельзя
было проехать: только там и держало, где
был ледок, а в оттаявших бороздах
нога вязла выше ступицы.
Зад
был немного свислый и в
ногах передних, и особенно задних,
была значительная косолапина.
Мышцы задних и передних
ног не
были особенно крупны; но зато в подпруге лошадь
была необыкновенно широкая, что особенно поражало теперь, при ее выдержке и поджаром животе.
Кости ее
ног ниже колен казались не толще пальца, глядя спереди, но зa то
были необыкновенно широки, глядя с боку.
Утренняя роса еще оставалась внизу на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить
ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко
было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и
ног лошади, оставляя свои семена на мокрых спицах и ступицах.
Хотя и хлопотливо
было смотреть за всеми детьми и останавливать их шалости, хотя и трудно
было вспомнить и не перепутать все эти чулочки, панталончики, башмачки с разных
ног и развязывать, расстегивать и завязывать тесемочки и пуговки.
Стремительность же вперед
была такова, что при каждом движении обозначались из-под платья формы колен и верхней части
ноги, и невольно представлялся вопрос о том, где сзади, в этой подстроенной колеблющейся горе, действительно кончается ее настоящее, маленькое и стройное, столь обнаженное сверху и столь спрятанное сзади и внизу тело.
Был уже шестой час и потому, чтобы
поспеть во-время и вместе с тем не ехать на своих лошадях, которых все знали, Вронский сел в извозчичью карету Яшвина и велел ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета
была просторна. Он сел в угол, вытянул
ноги на переднее место и задумался.
Смутное сознание той ясности, в которую
были приведены его дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и, главное, ожидание свидания — всё соединялось в общее впечатление радостного чувства жизни. Чувство это
было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил
ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее в руку, ощупал упругую икру
ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.
Ему приятно
было чувствовать эту легкую боль в сильной
ноге, приятно
было мышечное ощущение движений своей груди при дыхании.
Оставшись в отведенной комнате, лежа на пружинном тюфяке, подкидывавшем неожиданно при каждом движении его руки и
ноги, Левин долго не спал. Ни один разговор со Свияжским, хотя и много умного
было сказано им, не интересовал Левина; но доводы помещика требовали обсуждения. Левин невольно вспомнил все его слова и поправлял в своем воображении то, что он отвечал ему.
— Ну как не грех не прислать сказать! Давно ли? А я вчера
был у Дюссо и вижу на доске «Каренин», а мне и в голову не пришло, что это ты! — говорил Степан Аркадьич, всовываясь с головой в окно кареты. А то я бы зашел. Как я рад тебя видеть! — говорил он, похлопывая
ногу об
ногу, чтобы отряхнуть с них снег. — Как не грех не дать знать! — повторил он.
Алексей Александрович развернул плед, под которым
были закутаны его зябкие
ноги, и, выйдя из кареты, пробрался чрез снег к Дарье Александровне.
Присутствие княгини Тверской, и по воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что он вообще не любил ее,
было неприятно Алексею Александровичу, и он пошел прямо в детскую. В первой детской Сережа, лежа грудью на столе и положив
ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая во время болезни Анны француженку, с вязаньем миньярдиз сидевшая подле мальчика, поспешно встала, присела и дернула Сережу.
Можно
было поправить рисунок сообразно с требованиями этой фигуры, можно и должно даже
было иначе расставить
ноги, совсем переменить положение левой руки, откинуть волосы.
Нога Христа в ракурсе всё-таки
была не то.
Исправляя
ногу, он беспрестанно всматривался в фигуру Иоанна на заднем плане, которой посетители не заметили, но которая, он знал,
была верх совершенства.
Ходить на цыпочках — он
будет недоволен; на всю
ногу — совестно».
Всё лицо ее
будет видно, она улыбнется, обнимет его, он услышит ее запах, почувствует нежность ее руки и заплачет счастливо, как он раз вечером лег ей в
ноги и она щекотала его, а он хохотал и кусал ее белую с кольцами руку.
— Ты пойми ужас и комизм моего положения, — продолжал он отчаянным шопотом, — что он у меня в доме, что он ничего неприличного собственно ведь не сделал, кроме этой развязности и поджимания
ног. Он считает это самым хорошим тоном, и потому я должен
быть любезен с ним.
Левин не
был так счастлив: он ударил первого бекаса слишком близко и промахнулся; повел зa ним, когда он уже стал подниматься, но в это время вылетел еще один из-под
ног и развлек его, и он сделал другой промах.
Он ослабел и чувствовал, что насилу выдирает заплетающиеся
ноги из трясины, и он на минуту
был в сомненьи.
Косые лучи солнца
были еще жарки; платье, насквозь промокшее от пота, липло к телу; левый сапог, полный воды,
был тяжел и чмокал; по испачканному пороховым осадком лицу каплями скатывался пот; во рту
была горечь, в носу запах пороха и ржавчины, в ушах неперестающее чмоканье бекасов; до стволов нельзя
было дотронуться, так они разгорелись; сердце стучало быстро и коротко; руки тряслись от волнения, и усталые
ноги спотыкались и переплетались по кочкам и трясине; но он всё ходил и стрелял.
По случаю несколько раз уже повторяемых выражений восхищения Васеньки о прелести этого ночлега и запаха сена, о прелести сломанной телеги (ему она казалась сломанною, потому что
была снята с передков), о добродушии мужиков, напоивших его водкой, о собаках, лежавших каждая у
ног своего хозяина, Облонский рассказал про прелесть охоты у Мальтуса, на которой он
был прошлым летом.
Васенька, лежа на животе и вытянув одну
ногу в чулке, спал так крепко, что нельзя
было от него добиться ответа.
Невидная еще без солнечного света роса в душистой высокой конопле, из которой выбраны
были уже замашки, мочила
ноги и блузу Левина выше пояса.
Теперь, когда он не мешал ей, она знала, что делать, и, не глядя себе под
ноги и с досадой спотыкаясь по высоким кочкам и попадая в воду, но справляясь гибкими, сильными
ногами, начала круг, который всё должен
был объяснить ей.
Заметив тот особенный поиск Ласки, когда она прижималась вся к земле, как будто загребала большими шагами задними
ногами и слегка раскрывала рот, Левин понял, что она тянула по дупелям, и, в душе помолившись Богу, чтобы
был успех, особенно на первую птицу, подбежал к ней.
— Должно дома, — сказал мужик, переступая босыми
ногами и оставляя по пыли ясный след ступни с пятью пальцами. — Должно дома, — повторил он, видимо желая разговориться. — Вчера гости еще приехали. Гостей — страсть…. Чего ты? — Он обернулся к кричавшему ему что-то от телеги парню. — И то! Даве тут проехали все верхами жнею смотреть. Теперь должно дома. А вы чьи
будете?..
Рядом с Анной на серой разгоряченной кавалерийской лошади, вытягивая толстые
ноги вперед и, очевидно, любуясь собой, ехал Васенька Весловский в шотландском колпачке с развевающимися лентами, и Дарья Александровна не могла удержать веселую улыбку, узнав его. Сзади их ехал Вронский. Под ним
была кровная темно-гнедая лошадь, очевидно разгорячившаяся на галопе. Он, сдерживая ее, работал поводом.
Всё в ее лице: определенность ямочек щек и подбородка, склад губ, улыбка, которая как бы летала вокруг лица, блеск глаз, грация и быстрота движений, полнота звуков голоса, даже манера, с которою она сердито-ласково ответила Весловскому, спрашивавшему у нее позволения сесть на ее коба, чтобы выучить его галопу с правой
ноги, — всё
было особенно привлекательно; и, казалось, она сама знала это и радовалась этому.
— Я полагаю… — начала
было Дарья Александровна, но в это время Васенька Весловский, наладив коба на галоп с правой
ноги, грузно шлепаясь в своей коротенькой жакетке о замшу дамского седла, прогалопировал мимо них.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в
ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не
было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя,
будет жить и плодить себе подобных.
Степан Аркадьич вышел посмотреть. Это
был помолодевший Петр Облонский. Он
был так пьян, что не мог войти на лестницу; но он велел себя поставить на
ноги, увидав Степана Аркадьича, и, уцепившись за него, пошел с ним в его комнату и там стал рассказывать ему про то, как он провел вечер, и тут же заснул.
— Что вы говорите! — вскрикнул он, когда княгиня сказала ему, что Вронский едет в этом поезде. На мгновение лицо Степана Аркадьича выразило грусть, но через минуту, когда, слегка подрагивая на каждой
ноге и расправляя бакенбарды, он вошел в комнату, где
был Вронский, Степан Аркадьич уже вполне забыл свои отчаянные рыдания над трупом сестры и видел в Вронском только героя и старого приятеля.
Дети с испуганным и радостным визгом бежали впереди. Дарья Александровна, с трудом борясь с своими облепившими ее
ноги юбками, уже не шла, а бежала, не спуская с глаз детей. Мужчины, придерживая шляпы, шли большими шагами. Они
были уже у самого крыльца, как большая капля ударилась и разбилась о край железного жолоба. Дети и за ними большие с веселым говором вбежали под защиту крыши.