Неточные совпадения
— Да я…
как гвоздь в стену заколотил: вот я
какой человек. А что касаемо казенных работ, Андрон Евстратыч, так будь без сумления: хоша к самому министру веди — все
как на ладонке покажем. Уж это верно…
У меня двух слов не бывает. И других сговорю. Кажется, глупый народ, всего боится и своей пользы не понимает, а я всех подобью: и Луженого, и Лучка, и Турку. Ах,
какое ты слово сказал… Вот наш-то змей Родивон узнает, то-то на стену полезет.
Карачунский издал неопределенный звук и опять засвистал. Штамм сидел уже битых часа три и молчал самым возмутительным образом. Его присутствие всегда раздражало Карачунского и доводило до молчаливого бешенства. Если бы он мог, то завтра же выгнал бы и Штамма, и этого молокососа Оникова,
как людей, совершенно ему ненужных, но навязанных сильными покровителями.
У Оникова были сильные связи в горном мире, а Штамм явился прямо от Мансветова, которому приходился даже какой-то родней.
— Вот дураки-то!.. Дарь, мотри, вон
какой крендель выкидывает Затыкин; я его знаю,
у него в Щепном рынке лавка. Х-ха, конечно, балчуговского золота захотелось отведать… Мотри, Мыльников к нему подходит! Ах, пес, ах, антихрист!.. Охо-хо-хо! То-то дураки эти самые городские… Мыльников-то, Мыльников по первому слову четвертной билет заломил, по роже вижу. Всякую совесть потерял
человек…
А того ты не подумала, что
у тебя народилось бы
человек пять ребят, тогда
как?..
Феня ужасно перепугалась возникшей из-за нее ссоры, но все дело так же быстро потухло,
как и вспыхнуло. Карачунский уезжал, что было слышно по топоту сопровождавших его
людей… Петр Васильич опрометью кинулся из избы и догнал Карачунского только
у экипажа, когда тот садился.
Кожин, пошатываясь, прошел к столу, сел на лавку и с удивлением посмотрел кругом,
как человек, который хочет и не может проснуться. Марья заметила,
как у него тряслись губы. Ей сделалось страшно,
как матери. Или пьян Кожин, или не в своем уме.
— А ежели она
у меня с ума нейдет?..
Как живая стоит… Не могу я позабыть ее, а жену не люблю. Мамынька женила меня, не своей волей… Чужая мне жена. Видеть ее не могу… День и ночь думаю о Фене.
Какой я теперь
человек стал: в яму бросить — вся мне цена.
Как я узнал, что она ушла к Карачунскому, —
у меня свет из глаз вон. Ничего не понимаю… Запряг долгушку, бросился сюда, еду мимо господского дома, а она в окно смотрит. Что тут со мной было — и не помню, а вот, спасибо, Тарас меня из кабака вытащил.
— Нет… Я про одного
человека, который не знает, куда ему с деньгами деваться, а пришел старый приятель, попросил денег на дело, так нет. Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то
какое: повернее в десять раз, чем жилка
у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это самое дело вот
как знаю, потому
как еще за казной набил руку на промыслах. Сотню тысяч можно зашибить, ежели с умом…
У Мыльникова сложился в голове набор любимых слов, которые он пускал в оборот кстати и некстати: «конпания», «руководствовать», «модель» и т. д. Он любил поговорить по-хорошему с хорошим
человеком и обижался всякой невежливостью вроде той,
какую позволила себе любезная сестрица Анна Родионовна. Зачем же было плевать прямо в морду? Это уж даже совсем не модель, особенно в хорошей конпании…
— Что ты, что ты!.. Ни под
каким видом не открывайся — все дело испортишь. Загалдят, зашумят… Стравят и Ястребова, и Кожина — не расхлебаешься потом. Тихонько возьми
у какого-нибудь верного
человека.
С Петром Васильичем вообще что-то сделалось, и он просто бросался на
людей,
как чумной бык. С баушкой
у них шли постоянные ссоры, и они старались не встречаться. И с Марьей
у баушки все шло «на перекосых», — зубастая да хитрая оказалась Марья, не то что Феня, и даже помаленьку стала забирать верх в доме. Делалось это само собой, незаметно, так что баушка Лукерья только дивилась, что ей самой приходится слушаться Марьи.
Кожин сам отворил и провел гостя не в избу, а в огород, где под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить
человека прямо между глаз… Да и место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце,
как расплавленное.
У самой воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было совсем мало.
У кабатчика Ермошки происходили разговоры другого характера. Гуманный порыв соскочил с него так же быстро,
как и налетел. Хорошие и жалобные слова,
как «совесть», «христианская душа», «живой
человек», уже не имели смысла, и обычная холодная жестокость вступила в свои права. Ермошке даже
как будто было совестно за свой подвиг, и он старательно избегал всяких разговоров о Кожине. Прежде всего начал вышучивать Ястребов, который нарочно заехал посмеяться над Ермошкой.
— Ах,
какой ты несообразный
человек, Матюшка!.. Ничего-то ты не понимаешь… Будет золото на Сиротке, уж поверь мне. На Ягодном-то
у Ястребова не лучше пески, а два пуда сдал в прошлом году.
На другой же день после пожара в Фотьянку приехала Марья. Она первым делом разыскала Наташку с Петрунькой, приютившихся
у соседей. Дети обрадовались тетке после ночного переполоха,
как радуются своему и близкому
человеку только при таких обстоятельствах. Наташка даже расплакалась с радости.
— А так навернулся… До сумерек сидел и все с баушкой разговаривал. Я с Петрунькой на завалинке все сидела: боялась ему на глаза попасть. А тут Петрунька спать захотел… Я его в сенки потихоньку и свела. Укладываю, а в оконце — отдушника
у нас махонькая в стене проделана, — в оконце-то и вижу,
как через огород
человек крадется. И вижу, несет он в руках бурак берестяной и прямо к задней избе, да из бурака на стенку и плещет. Испугалась я, хотела крикнуть, а гляжу: это дядя Петр Васильич… ей-богу, тетя, он!..
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько
у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот…
Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась,
как на порядочного
человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я
у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот
как со мною поступили!
Городничий. А уж я так буду рад! А уж
как жена обрадуется!
У меня уже такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость просвещенный
человек. Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет, не имею этого порока, от полноты души выражаюсь.
С утра встречались странникам // Все больше
люди малые: // Свой брат крестьянин-лапотник, // Мастеровые, нищие, // Солдаты, ямщики. //
У нищих,
у солдатиков // Не спрашивали странники, //
Как им — легко ли, трудно ли // Живется на Руси? // Солдаты шилом бреются, // Солдаты дымом греются — //
Какое счастье тут?..
— Смотри, не хвастай силою, — // Сказал мужик с одышкою, // Расслабленный, худой // (Нос вострый,
как у мертвого, //
Как грабли руки тощие, //
Как спицы ноги длинные, // Не
человек — комар).