Неточные совпадения
После этого мы пили вдвоем с ним очень много рому, до того, что он раскраснелся
и говорит, как умел: «Ну, теперь, мол, открывай, что
ты с конем делал?» А я отвечаю: «
Вот что…» — да глянул на него как можно пострашнее
и зубами заскрипел, а как горшка с тестом на ту пору при себе не имел, то взял да для примеру стаканом на него размахнул, а он вдруг, это видя, как нырнет —
и спустился под стол, да потом как шаркнет к двери, да
и был таков,
и негде его стало
и искать.
«А
вот, — говорит, —
тебе знамение, что будешь
ты много раз погибать
и ни разу не погибнешь, пока придет твоя настоящая погибель,
и ты тогда вспомнишь материно обещание за
тебя и пойдешь в чернецы».
—
Вот за печать с
тебя надо бы прибавку, потому что я так со всех беру, но только уже жалею твою бедность
и не хочу, чтобы моих рук виды не в совершенстве были. Ступай, — говорит, —
и кому еще нужно — ко мне посылай.
Ух, как скучно! пустынь, солнце да лиман,
и опять заснешь, а оно, это течение с поветрием, опять в душу лезет
и кричит: «Иван! пойдем, брат Иван!» Даже выругаешься, скажешь: «Да покажись же
ты, лихо
тебя возьми, кто
ты такой, что меня так зовешь?»
И вот я так раз озлобился
и сижу да гляжу вполсна за лиман,
и оттоль как облачко легкое поднялось
и плывет,
и прямо на меня, думаю: тпру, куда
ты, благое, еще вымочишь!
—
Вот тебе, — говорю, —
и храбрость твою под ногой придавлю.
— Ну
вот видишь, — отвечает, — а теперь у
тебя и такого нет. На же
вот тебе двести рублей денег на дорогу
и ступай с богом, куда хочешь.
— Эх, — думаю, — не хотел
ты за меня, земляк, похлопотать,
и я
тебя осуждал, а
ты вот сподобился
и венец страдания приял. Прости меня теперь ради Христа!
— Да,
вот ты, — отвечает, — не хочешь этому верить… Так
и все говорят… А что, как
ты полагаешь, если я эту привычку пьянствовать брошу, а кто-нибудь ее поднимет да возьмет: рад ли он этому будет или нет?
— Это, — говорит, —
и есть действие от моего магнетизма; но только
ты этого не пугайся, это сейчас пройдет, только
вот дай я в
тебя сразу побольше магнетизму пущу.
«Эх
ты, — думаю, — доля моя сиротская: на минуту зашел
и сто рублей потерял, а
вот ее-то одну
и не услышу!» Но на мое счастье не одному мне хотелося ее послушать,
и другие господа важные посетители все вкупе закричали после одной перемены...
«
Вот, — думаю, — что
тебя огорчает», —
и говорю...
«А-га! — думаю, —
вот ты что, брат, запел?» —
и говорю...
— Сестрица моя, моя, — говорю, — Грунюшка! откликнись
ты мне, отзовись мне; откликнися мне; покажися мне на минуточку! —
И что же вы изволите думать: простонал я этак три раза,
и стало мне жутко,
и зачало все казаться, что ко мне кто-то бежит;
и вот прибежал, вокруг меня веется, в уши мне шепчет
и через плеча в лицо засматривает,
и вдруг на меня из темноты ночной как что-то шаркнет!..
И прямо на мне повисло
и колотится…
«Кличь его, молодка, раз под ветер, а раз супротив ветра: он затоскует
и пойдет
тебя искать, — вы
и встретитесь». Дал он мне воды испить
и медку на огурчике подкрепиться. Я воды испила
и огурчик съела,
и опять пошла,
и все
тебя звала, как он велел, то по ветру, то против ветра —
вот и встретились. Спасибо! —
и обняла меня,
и поцеловала,
и говорит...
Ну, нечего делать, видно, надо против
тебя хорошее средство изобретать: взял
и на другой день на двери чистым углем большой крест написал,
и как пришла ночь, я
и лег спокойно, думаю себе: уж теперь не придет, да только что с этим заснул, а он
и вот он, опять стоит
и опять вздыхает!
«
Вот это-то, — говорит, —
и самое важное есть ключи:
ты этою дверью только заставься, так уже через нее никто не прейдет».
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Вот тебе на! (Вслух).Господа, я думаю, что письмо длинно. Да
и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Анна Андреевна. Ну
вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да
и полно! Где ему смотреть на
тебя?
И с какой стати ему смотреть на
тебя?
Вот что он пишет: «Любезный друг, кум
и благодетель (бормочет вполголоса, пробегая скоро глазами)…
и уведомить
тебя».
Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы
тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там
тебе кавалер расскажет про лагери
и объявит, что всякая звезда значит на небе, так
вот как на ладони все видишь.
Аммос Федорович (в сторону).
Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом!
Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут
и почище
тебя есть, а до сих пор еще не генералы.