— Видите, — начала Софья Ивановна, — вот так-то часто говорят ничего, ничего; можно, говорят, и одной женщине идти, если, дескать, сама не подает повода, так никто ее не тронет; а выходит, что совсем не ничего. Идет, представьте себе, Иденька от сестры, и еще сумерками только; а за нею два господина; один говорит: «Я ее поцелую», а
другой говорит: «Не поцелуешь»; Идочка бежать, а они за нею; догнали у самого крыльца и поцеловали.
Неточные совпадения
Обе они были не девочки и не девушки, а среднее между тем и
другим, как
говорят — подросточки.
Ссор и неладов у этого супружества никогда не бывало. Ибо если иногда Берта Ивановна, отягощаясь далеко за полночь заходившими у мужа пирушками, и
говорила ему по-немецки: «Лучше бы они, Фриц, пораньше к тебе собирались», то Фридрих Фридрихович обыкновенно отвечал на это своей жене по-русски: «Эй, Берта Ивановна, смотрите, чтобы мы с вами, мой
друг, как-нибудь не поссорились!» — и тем все дело и кончалось.
Разгоревшись от кадрилей и вальсов, пышные гостьи Норков были точно розы: одна
другой краше, одна
другой свежее, и все их сочные бюсты и все их добродетельные уста
говорили в одно слово...
— Самойлов… —
говорил он. — Я с ним тоже знаком, но это… так вам сказать, он не простец: он этакий волк с клычком; Ришелье этакой; ну а Петров, — продолжал Шульц, придавая особенную теплоту и мягкость своему голосу, — это наш брат простопур; это душа! Я, бывало,
говорю ему в Коломягах летом: «Ну что, брат Осип Афанасьич?» — «Так,
говорит, все, брат Шульц, помаленьку». — «Спой», прошу, — ну,
другой раз споет, а
другой раз
говорит: «Сам себе спой». Простопур!
Кто-то начал рассказывать, что Леонова «тоже воспевает», а кто-то
другой заметил, что надо
говорить не «воспевает», а «поят»; еще кто-то вмешался, что даже и не «поят», а «спаивают», и, наконец, уж вышло, что никто ничего не мог разобрать.
— Ну, как же вы не знаете, что есть такая игра, что выходят
друг к
другу два человека с свечами и один
говорит: «Папа болен», а
другой отвечает: «Папа умер», и оба должны не рассмеяться, а кто рассмеется, тот папа и дает фант. А дальше?
Если вам, читатель, случалось разговаривать рядом с комнатой, в которой сидят двое влюбленных, или если вам случалось беседовать с женщиной, с которой
говорить хочется и нужно, чтобы
другие слышали, что вы не молчите, а в то же время не слыхали, о чем вы
говорите с нею, так вам об этом нечего рассказывать.
Мы больше не могли
говорить друг с
другом.
— Мой идол… идол… и-д-о-л! — с страстным увлечением
говорил маленький голос в минуту моего пробуждения. — Какой ты приятный, когда ты стоишь на коленях!.. Как я люблю тебя, как много я тебе желаю счастья! Я верю, я просто чувствую, я знаю, что тебя ждет слава; я знаю, что вся эта мелкая зависть перед тобою преклонится, и женщины толпами целыми будут любить тебя, боготворить, с ума сходить. Моя любовь читает все вперед, что будет; она чутка, мой
друг! мой превосходный, мой божественный художник!
О,
говори мне, что ж тогда, когда все будут знать, что я тебя лелеяла, что я тебе служила?.. что я твой
друг!..
— Ну, к несчастью, не всякий человек умеет не охлаждаться. Вы виноваты в
другом: в вашем недостойном вчерашнем подозрении; но не будем лучше
говорить об этом. Я пришла не за тем, чтобы вынесть от вас в моем сердце вражду, а я тоже человек и… не трогайте этого лучше.
В семье Норков так все чего-то и ожидали: ни Ида матери, ни мать Иде не
говорили друг другу ни про какие опасения; но стоило только кому-нибудь при них невзначай произнесть слово «новость», как обе эти женщины бледнели и окаменевали.
Это очень романическая пара: одни
говорят, что Бер увез свою жену;
другие рассказывают, что он купил ее.
Этак
говорили скептики, но как скептиков даже и в Германии меньше, чем легковерных, то легковерные их перекричали и решили на том, что «а вот же купил!» Но это уж были старые споры; теперь говорилось только о том, что эта жена умирает у Бера, в его волчьей норе, и что он, наконец, решился вывезти ее, дать ей вздохнуть
другим воздухом, показать ее людям.
Истомин сел молча, как автомат, и они поехали, не
говоря во всю дорогу
друг другу ни слова.
Пошли толки о том, отчего пистолет в первый раз не выстрелил; иные утверждали, что, вероятно, полка была засорена,
другие говорили шепотом, что прежде порох был сырой и что после Вулич присыпал свежего; но я утверждал, что последнее предположение несправедливо, потому что я во все время не спускал глаз с пистолета.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время
говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова
поговорить о деле. Ну что,
друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Есть против этого средства, если уж это действительно, как он
говорит, у него природный запах: можно ему посоветовать есть лук, или чеснок, или что-нибудь
другое.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем
другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги:
говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с
другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?