Неточные совпадения
«
Поговорим о деле, о нашем ребенке, и пожелаем
друг другу счастливо оставаться».
— Зачем, —
говорила она, — его,
друга нашего, смущать нашими глупыми слезами? Пусть тих и мирен будет путь его в селения праведных.
— Так, моя милейшая, нельзя-с держать себя, —
говорила она, проводив Долинского, Юлочке. — Здесь не губерния, и особенно с этим человеком… Мы знакомы с его сестрой, так должны держать себя с ним совсем на
другой ноге.
— И нет достойной души, которая исторгла бы этого ангела, —
говорила она в
другой раз. — Подлые все нынче люди стали, интересаны.
— А я думаю, —
говорил на
другой день Долинский Журавке, — я думаю, точно ты прав, надо, ведь, это дело покончить.
— Ну, и выпили, и работу взял. Ведь нельзя же!.. А тут вспомнил, Несторка тут меня ждет!
Друг,
говорю, ко мне приехал неожиданно; позвольте,
говорю, мне в долг пару бутыльченок шампанского. И уж извините, кумушка, две бутыльченки мы разопьем! Вот они, канашки французские! — воскликнул Журавка, торжественно вынимая из-под пальто две засмоленные бутылки.
Нынче на них смотрят с тем же равнодушием, с каким смотрят на догорающий дом, около которого обломаны все постройки и огонь ничему по соседству сообщиться не может; но было
другое, старое время, года три-четыре назад, когда и у нас в Петербурге и даже частью в просторной Москве на Неглинной без этих людей, как
говорят, и вода не святилась.
— Что? Свезут в сумасшедший дом. Все же,
говори. вам, это гораздо лучше, чем целый век слушать учителей. сбиться с толку и сделаться пешкой, которую, пожалуй, еще
другие, чего доброго, слушать станут. Я жизни слушаюсь.
— Да против этого никто ничего не
говорит. Давай им бог и этой любви к свободе, и уменья честно достигать ее — одно
другому ничуть не мешает.
Так прошел целый год. Все были счастливы, всем жилось хорошо, все были довольны
друг другом. Илья Макарович, забегая раза два в неделю хватить водчонки,
говорил Долинскому...
Но вечером они разговора не завели; не завели они этого разговора и на
другой, и на третий, и на десятый вечер. Все смелости у них недоставало. Даше, между тем, стало как будто полегче. Она вставала с постели и ходила по комнате. Доктор был еще два раза, торопил отправлением больной в Италию и подтрунивал над нерешимостью Анны Михайловны. Приехав в третий раз, он сказал, что решительно весны упускать нельзя и,
поговорив с больной в очень удобную минуту, сказал ей...
Они или не
говорят вовсе, стараясь насмотреться
друг на
друга, или
говорят о пустяках, о вздорах, об изломанной ножке у кресла, словом обо всем, кроме того, о чем бы им хотелось и следовало
говорить.
— Пишите чаще, —
говорила Анна Михайловна, положив свою хорошенькую голову на одну руку, а
другой мешая давно остывший стакан чаю.
От
других же Илья Макарович всем очень скоро и очень легко обижался, но сердился редко и обыкновенно довольно жалостным тоном
говорил только...
— Что вы! Что вы, бедная Жервеза! Успокойтесь,
друг мой, я пошутила, —
говорила встревоженная Дора, вставая и целуя крестьянку.
Сели. Даша молчала, и Долинский тоже. В последние дни они как будто разучились
говорить друг с
другом.
— Не надо обыкновенным голосом
говорить —
говори другим.
— Ах, простите, пожалуйста! — серьезно извинялась княгиня. — Мне, когда
говорят о России и тут же о разводах — всегда представляется плацпарад, трубы и мой брат, Кесарь Степаныч, с крашеными усами. Да и на что нам
другие разводы? Совсем не нужно.
— Ах, помилуйте, ma chere [моя дорогая (франц.).] Серафима Григорьевна! Не знаю, кого вы такую знаете, или про кого слышали; но во всяком случае, если это не приказничиха, так какая-нибудь
другая personne meprisabie, [презренная особа (франц.).] о которой все-таки
говорить не стоит.
Вера Сергеевна в первый месяц исчезновения Долинского послала ему несколько записок, которыми приглашала его прийти, потому что ей «скучно»; в
другой она даже
говорила ему, что «хочет его видеть» и, наконец, она писала: «Я очень расстроена.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время
говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова
поговорить о деле. Ну что,
друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Есть против этого средства, если уж это действительно, как он
говорит, у него природный запах: можно ему посоветовать есть лук, или чеснок, или что-нибудь
другое.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем
другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги:
говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с
другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?