Неточные совпадения
Вдова Висленева
вела жизнь аккуратную и расчетливую, и с тяжкою нуждой не зналась, а отсюда в губернских кружках утвердилось мнение, что доходы ее отнюдь не ограничиваются домом да пенсией, а что у нее, кроме
того, конечно, есть еще и капитал, который она тщательно скрывает, приберегая его на приданое Ларисе.
Что она не любила Висленева или очень мало любила, это вполне доказывается
тем, что даже внезапное известие об освобождении его и его товарищей с удалением на время в отдаленные губернии вместо Сибири, которую им прочили, Синтянина приняла с деревянным спокойствием, как будто какую-нибудь самую обыкновенную
весть.
— Самое лучшее, конечно, это
вести речь так, как вы изволите
вести,
то есть заставлять высказываться других, ничем не выдавая себя, — ответил ей с улыбкой Горданов.
— Живучи с волками, войте по-волчьи и не пропускайте
то, что плывет в руки. Что вам далось это глупое слово «донос», все средства хороши, когда они
ведут к цели. Волки не церемонятся, режьте их, душите их, коверкайте их, подлецов, воров, разбойников и душегубов!
— А между
тем поляки и жиды прекрасно это
ведут.
А Мазепа так не думал,
тот не ужасался и,
ведя измену, писал нашему Петринке...
Три же двери, окружающие лестничную террасу третьего этажа, все имели разные нумера, и даже две из них имели разные таблички, но все это было вздор: все три двери
вели к
тому же самому Тихону Кишенскому или как его попросту звали, «жиду Тишке».
— Вот к чему
ведут эти Меридиановские штуки, — говорил он Горданову, из столь общего почти всем людям желания отыскать какого бы
то ни было стороннего виновника своих бед и напастей.
Данка уговорила Ципри-Кипри доплатить, без ведома мужа, всю убыточную разницу с
тем, что после, когда таким образом будет доказана честность и стойкость Ципри-Кипри, Данка склонит своего мужа оказать еще больший кредит самой Ципри-Кипри, и тогда Данка сама пойдет с нею в желаемую компанию, и они сами, две женщины,
поведут дело без мужей и, заручившись сугубым кредитом, наконец обманут мужа Данки.
Правда, не бог
весть какие это суммы, около трех-четырех тысяч, но и
тех ему отдать было нечем, а между
тем сроки наступали, и Павел Николаевич легохонько мог переселиться из своих удобных апартаментов в Tarasen Garten (как называют в шутку петербургскую долговую тюрьму).
Он ей был не лишний: она в самом деле зябла, но вдруг чуть только всколыхнулась дверная портьера и вошедшая девушка произнесла: «Генрих Иваныч», Бодростина сейчас же вскочила,
велела просить
того, о ком было доложено, и пошла по комнате, высоко подняв голову, со взглядом ободряющей и смущающей ласки.
— Ничего, мне надо с тобой поговорить. Довольно сибаритничать: настало время за работу, — заговорила она, переступая порог, меж
тем как Горданов зажег свечу и снова юркнул под одеяло. — Я получила важные
вести.
Запечатав это письмо, она отнесла его в комнату своей девушки, положила конверт на стол и
велела завтра рано поутру отправить его к Водопьянову, а потом уснула с верой и убеждением, что для умного человека все на свете имеет свою выгодную сторону, все может послужить в пользу, даже и спиритизм, который как крайняя противоположность
тех теорий, ради которых она утратила свою репутацию в глазах моралистов, должен возвратить ей эту репутацию с процентами и рекамбио.
Что касается до Горданова, Подозерова и Висленева,
то о них вспомнили только на другой день и, ввиду болезненного состояния Горданова и Подозерова, подчинили их домашнему аресту в их собственных квартирах; когда же пришли к Висленеву с
тем, чтобы пригласить его переехать на гауптвахту,
то нашли в его комнате только обрывки газетных листов, которыми Иосаф Платонович обертывал вещи; сам же он еще вчера вечером уехал бог
весть куда.
— Синтянин получил из Питера важные
вести. Очень важные, очень важные. Я всего не знаю, и
того, что он мне сообщил, сказать не могу, но вот тебе общее очертание дел: Синтянин не простил своего увольнения.
— Ну что за танцовщицы! Нет, надо блеснуть дамочкой из света, с именем и, пожалуй, с титулом, и я в
том смысле
веду с вами и речь. Вы видели у меня вчера княгиню Вахтерминскую?
Михаил Андреевич расходовался сам на свои предприятия и платил расходы Казимиры, платил и расходы Кишенского по отыскиванию путей к осуществлению великого дела освещения городов удивительно дешевым способом, а Кишенский грел руки со счетов Казимиры и рвал куртажи с
тех ловких людей, которым предавал Бодростина, расхваливая в газетах и их самих, и их гениальные планы, а между
тем земля, полнящаяся слухами, стала этим временем доносить Кишенскому
вести, что
то там,
то в другом месте, еще и еще проскальзывают
то собственные векселя Бодростина,
то бланкированные им векселя Казимиры.
Конфиденции, которые имел Павел Николаевич с очаровательною, беспаспортною княгиней,
повели к
тому, что Михаил Андреевич видел ее милые слезы, приял ее раскаяние в увлечении недостойным человеком и, разжалобясь, остался сам ее единственным утешителем, тогда как Горданов отправился немедленно переместить скрипача, так чтобы не было и следа. С этих пор отношения Бодростина к красавице-княгине вступили в совершенно новую фазу, причем немало значения имели усердие и талант Горданова.
Артист начал было уверять, что у него ничего подобного нет, но когда Горданов пугнул его обыском,
то он струсил и смятенно подал два векселя, которые Павел Николаевич прочел, посмотрел и объявил, что работа в своем роде совершеннейшая, и затем спрятал векселя в карман, а артисту
велел как можно скорее убираться, о чем
тот и не заставлял себе более повторять.
Изо всех имен христианских писателей Жозеф с великою натугой мог припомнить одно имя Блаженного Августина и хотел его объявить и записать своим покровителем, но… но написал, вместо Блаженный Августин «Благочестивый Устин»,
то есть вместо почтенного авторитетного духа записал какого-то незнакомца, который бог
весть кто и невесть от кого назван «благочестивым».
— Да-с; есть духи шаловливые, легкие, ветреные, которым не только ничего не значит врать и паясничать, которые даже находят в
том удовольствие и нарочно для своей потехи готовы Бог
весть что внушать человеку. Бывали ведь случаи ужасных ошибок, что слушались долго какого-нибудь великого духа, а потом вдруг выходило, что это гаерничал какой-нибудь самозванец, бродяжка, дрянь.
Он не замечал, что в своей потерянности он
вел разговор о
том, о чем думал, и вовсе не о
том, о чем хотел говорить.
Разница заключалась только в
том, что
та давняя истерика
вела его к потере чувств и к совершенному расслаблению и упадку жизненности, меж
тем как теперь с каждым глотком воды, поданной ему белыми, античными руками Глафиры, в него лилась сила безотчетной радости, упования и надежд.
Мешая русские слова с немецкими, он высказывал свои опасения за судьбу оставшейся на станции своей сопутницы, но его никто не понимал и в ответ на все его моления, жалобы и порывы вскочить немецкий кондуктор, с длинным лицом, похожим на гороховую колбасу, присаживал его мощною рукой на место и приговаривал: «Seien Sie ruhig», [Успокойтесь (нем.).] и затем продолжал
вести вполголоса беседу с
теми из пассажиров, которые проснулись и любопытно наблюдали эту сцену.
Ее появление чрезвычайно сконфузило Жозефа, он залепетал было какие-то объяснения, но
та, не слушая его, поблагодарила кондуктора, что он поберег ее спутника, и
велела ему отпустить руку Жозефа, а
тому дала знак помогать ей собирать находившиеся при ней дорожные мелочи ее багажа.
Это был
тот же разлом, с
тем же ощущением своей духовной нищеты,
то же самое «нечем жить», которое томило и обращало бог
весть во что красавицу Лару.
Ей даже стало мерзко играть в
ту игру, которую она
ведет с Висленевым, Ропшиным и Гордановым, из которых каждый втайне один от другого рассчитывает быть ее мужем…
Синтянин считал Глафиру женщиной черною и коварною и предчувствовал давно задуманный ею преступный замысел, но он был уверен, что Глафира без памяти любит Горданова и
ведет все к
тому, чтобы быть его женой.
— Я хочу
вести моего сына
тем путем, который даст ведомые результаты, и, как мать, не позволю делать над ним опытов, — решила она твердо и неуклонно.
Между
тем я со вчерашнего дня
веду переписку с его супругой.
Висленев, прослушав оперу «Руслан», забежал-таки к честнейшей Ванскок и сообщил ей, что он спирит и
ведет подкоп против новейших перевертней, но
та выгнала его вон. В день отъезда он раньше всех впрыгнул в карету, которая должна была отвезть их на железную дорогу, и раньше всех вскочил в отдельное первоклассное купе.
Крылатые слова, сказанные об этом стариком, исполнили глубочайшего страха Глафиру. Она давно не казалась такою смятенною и испуганною, как при этой
вести. И в самом деле было чего бояться: если только Бодростин возьмет завещание и увидит, что там написано,
то опять все труды и заботы, все хлопоты и злодеяния, все это могло пойти на ветер.
Между
тем, справедливо замеченная «бедность содержания» русских
повестей и романов находится в прямом соотношении к характеру русской жизни.
Романы, сюжеты которых заимствованы из времен Петра Великого, Бирона, Анны Ивановны, Елисаветы и даже императора Александра Первого, далеко не безупречные в отношении мастерства рассказа, отнюдь не страдают «бедностью содержания», которая становится уделом русского повествования в
то время, когда, по чьему-то характерному выражению, в романе и
повести у нас варьировались только два положения: «влюбился да женился, или влюбился да застрелился».
— Ну, вот видите ли: я
веду серьезный разговор, а вы называете мои слова
то дерзостями,
то комплиментами, тогда как я не говорю ни
того, ни другого, а просто проповедую вам великую вселенскую правду, которая заключается в
том, что когда красивая женщина не хочет сделать своей красоты источником привязанности избранного человека, а расплывается в неведомо каких соображениях,
то она не любит ни этого человека, ни самое себя,
то есть она, попросту говоря, дура.
Вы делаете мне намеки, прямой смысл которых, если позволите прямо выразиться, заключается в
том, что продолжение жизни в таком порядке, каким она началась, может
повести к бедам.
Должен признать, что вы правы, но так как мы здесь все друзья и
ведем разговор не для
того, чтобы спорить и пререкаться, а для
того, чтобы до чего-нибудь договориться,
то я вам, если угодно, выскажу, что у меня на душе.
Приходилось долгожданные Вальдегановские щетки бросить и ждать всего от времени, но
тем часом начиналось дело о дуэли, затянувшееся за отсутствием прикосновенных лиц, и произошло маленькое qui pro quo, [Недоразумение (лат.).] вследствие которого Глафира настойчиво требовала, чтобы Жозеф повидался с сестрой, и как это ни тяжело, а постарался привести, при ее посредстве, Подозерова к соглашению не раздувать дуэльной истории возведением больших обвинений на Горданова, потому что иначе и
тот с своей стороны
поведет кляузу.
С
тем же недоверием встретили эту
весть и генерал, и Форов, явившийся на этот случай в чрезвычайном раздражении.
— Да фу, черт возьми совсем: не вру я, а правду говорю! Она была всем, всем тронута, потому что я иначе не могу себе объяснить письма, которое она прислала своему мужу с радостною
вестью, что Горданов оказался вовсе ни в чем пред ней не виноватым, а у Подозерова просит извинения и не хочет поддерживать
того обвинения, что будто мы в него стреляли предательски.
Бодростиной настала новая забота успокоивать Ропшина, что в эту пору уже было далеко не так легко, как во время оно, потому что теперь Ропшин страшился не
того, что его прогонят с места, а ему грозила серьезная опасность
повозить тачку в Нерчинских рудниках.
— Оставимте моих друзей, но ваши и мои правила не сходятся, — значит нам единомыслить не о чем, укреплять друг друга не в чем, стремиться к одному и
тому же по одной дороге некуда: словом, жить вместе, уважая друг друга, нельзя, а жить, не уважая один другого, это… это ни к чему хорошему не
ведет, и мы расстаемся.
— О, непременно! К сожалению, разводы у нас трудны: и стоят денег, но
тем не менее я употреблю все усилия дать вам средства
вести против меня процесс.
Александра Ивановна Синтянина едва только через несколько дней после происшествия узнала об исчезновении Ларисы и Форовой, и
то весть об этом пришла на хутор чрез отца Евангела, который, долго не видя майора, ходил осведомляться о нем, но его не видал, а только узнал о
том, что все разъехались, и что сам майор как ушел провожать жену, с
той поры еще не бывал назад.
Но он не скоро дождался ответа, и
то, как слушатели отозвались на его вопрос, не могло показаться ему удовлетворительным. Майор Форов, первый из выслушавших эту
повесть Гордановского обращения, встал с места и, презрительно плюнув, отошел к окну. Бодростин повторил ему свой вопрос, но получил в ответ одно коротенькое: «наплевать». Потом, сожалительно закачав головой, поднялся и молча направился в сторону Евангел. Бодростин и его спросил, но священник лишь развел руками и сказал...
— Если бы… Я вам скажу откровенно: я не могу думать, чтоб это сталось, потому что я… стара и трусиха; но если бы со мною случилось такое несчастие,
то, смею вас уверить, я не захотела бы искать спасения в повороте назад. Это проводится в иных романах, но и там это в честных людях производит отвращение и от героинь, и от автора, и в жизни… не дай бог мне видеть женщины, которую, как Катя Шорова говорила: «
повозят,
повозят, назад привезут».
Синтянина держала рукав и недоумевала: для чего нужна Горданову эта фальшивая рана?.. Прежде чем она успела прийти к какому-нибудь заключению, ее пришли звать к чаю. Так как она отказалась идти в дом,
то Глафира приказала сказать, что, желая быть вместе с Александрой Ивановной, она
велела подать чай к одной из зал павильона.
Они сорвались во время пожара и в перепуге и бешенстве ударились по лесам, что и было причиной
того адского рева и треска, который несся, как ураган, пред
вестью о смерти бедного Водопьянова.
И
повелел потом мужикам Сухой Мартын, чтобы в каждой избе было жарко вытоплена подовая печь и чтоб и стар и млад, и парень и девка, и старики, и малые ребята, все в
тех печах перепарились, а женатый народ с
того вечера чтобы про жен позабыл до самой до
той поры, пока сойдет на землю и будет принесен во двор новый живой огонь.
И пронесся он, этот огненный змей, из двора во двор, вдоль всего села в архангельскую ночь, и смутил он там все, что было живо и молодо, и прошла о
том весть по всему селу: со стыда рдели, говоря о
том одна другой говорливые, и никли робкими глазами скромницы, никогда не чаявшие на себя такой напасти, как слет огненного змея.