Неточные совпадения
Отсюда дверь в переднюю, тоже очень чистую, с
двумя окнами на двор; из передней налево
большая комната с
двумя окнами в одной стене и с итальянским окном в другой.
Мягкие диваны кругом трех стен,
два шкафа с книгами;
большой письменный стол, покрытый зеленым сукном с кистями по углам, хорошие шторы на окнах, тяжелые занавесы на дверях.
По длинной дорожке от входных ворот шел высокий, статный мужчина. Он был в легком, сером пиджаке и маленькой соломенной шляпе, а через плечо у него висела щегольская дорожная сумочка. Сзади его в
двух шагах семенила давишняя девочка, у которой теперь в руках был
большой портфель.
Висленев ушел, а Горданов запер за ним двери на ключ, достал из дорожной шкатулки
два револьвера, осмотрел их заряды, обтер замшей курки и положил один пистолет на комод возле изголовья кровати, другой — в ящик письменного стола. Затем он взял листок бумаги и написал
большое письмо в Петербург, а потом на другом клочке бумаги начертил...
Высокий фасад
большого дома, занимаемого семейством Синтянина, был весь темен, но в одном окне стояла легкая, почти воздушная белая фигура, с лицом, ярко освещенным
двумя свечами, которые горели у ней в обеих руках.
Горданов рассмеялся, встал и, заложив
большие пальцы обеих рук в жилетные карманы, прошел
два раза по комнате.
— О, бесконечно! она предчувствует малейшую ее неприятность, малейшее ее нездоровье и… вообще она ее тень или
больше: они
две живут одною жизнию.
Данка уговорила Ципри-Кипри доплатить, без ведома мужа, всю убыточную разницу с тем, что после, когда таким образом будет доказана честность и стойкость Ципри-Кипри, Данка склонит своего мужа оказать еще
больший кредит самой Ципри-Кипри, и тогда Данка сама пойдет с нею в желаемую компанию, и они сами,
две женщины, поведут дело без мужей и, заручившись сугубым кредитом, наконец обманут мужа Данки.
Что же касается до Синтянинского хутора, то его и совсем нельзя было видеть, пока к нему не подъедешь по неширокой, малопроезжей дорожке, которая отбегала в сторону от торной и пыльной дороги, соединяющей
два большие села на крайних точках нагорного амфитеатра.
Добыть
большие деньги Горданов давно знал каким образом: дело это стояло за сорока тысячами, которые нужны были для расчета с долгами и начала миллионной операции; надо было только освободить от мужа Бодростину и жениться на ней, но из этих
двух дел последнее несомненно устраивалось само собою, как только устроилось бы первое.
Через
два дня была свадьба Спиридонова с Летушкой, а через неделю они поехали в крытом рогожном тарантасике в черноземную глушь, в уездный городок, к которому прилегали
большие владения Поталеева.
— Мы будем ужинать en petite comité, [в тесном кругу (франц.).] — сказала она, и, держа под руку Подозерова, вернулась с ним в
большую темную гостиную, откуда был выход на просторный, полукруглый балкон с
двумя лестницами, спускавшимися в парк. В наугольной опять мелькнуло платье Ларисы.
Водопьянов с неожиданною важностью кивнул ему головой и отвечал: — «да; мы это рассмотрим; — вы будьте покойны, рассмотрим». Так говорил долго тот, кого я назвал Поталеевым. Он умер… он приходил ко мне раз… таким черным зверем… Первый раз он пришел ко мне в сумерки… и плакал, и стонал… Я одобряю, что вы отдали его состоянье его родным…
большим дворянам… Им много нужно… Да вон видите… по стенам… сколько их… Вон старушка, зачем у нее
два носа… у нее было
две совести…
Бельэтаж
большого дома на Литейной, где жили Михаил Андреевич Бодростин и Павел Николаевич Горданов, почти ежедневно корреспондировал с небольшим, но удобным и хорошо меблированным отделением маленького Hôtel de Maroc в rue de Seine, [Отель «Марокко» на улице Сены (франц.).] где обитала Глафира Васильевна, и наверху,
двумя этажами выше над нею, местился в крошечной мансарде Иосаф Платонович Висленев.
Горданов по этому поводу заявил мысль, что надо тут же кончить и с Бодростиным, но
две смерти разом имели
большое неудобство: Глафира признала это невозможным и направила дело иначе: она умолила мужа подождать и не возмущать теперь души ее заботами о состоянии.
Обед шел очень оживленно и даже весело. Целое море огня с зажженных во множестве бра, люстр и канделябр освещало
большое общество, усевшееся за длинный стол в высокой белой с позолотой зале в
два света. На хорах гремел хор музыки, звуки которой должны были долетать и до одинокой Лары, и до крестьян, оплакивавших своих коровушек и собиравшихся на огничанье.
Ночь уходила; пропели последние петухи; Михаил Андреевич Бодростин лежал бездыханный в
большой зале, а Иосаф Платонович Висленев сидел на изорванном кресле в конторе; пред ним, как раз насупротив, упираясь своими ногами в ножки его кресла, помещался огромный рыжий мужик, с длинною палкой в руках и дремал, у дверей стояли
два другие мужика, тоже с
большими палками, и оба тоже дремали, между тем как под окнами беспрестанно шмыгали дворовые женщины и ребятишки, старавшиеся приподняться на карниз и заглянуть чрез окно на убийцу, освещенного сильно нагоревшим сальным огарком.
«Сим манером запугивая, казусный оный криминальник (продолжал Евангел) столь все свое начальство подчинил своей власти, что его даже на
две цепи посадили, что и не кажется никому излишним, ибо он, что день, все объявляет себя на
большие н
большие злодеяния склонным и способным».
— Ну, уж сделайте ваше одолжение, — перебил майор, — никогда не пробуйте надо мною
двух штук: не совращайте меня в христианскую веру, потому что я через это против нее
больше ожесточаюсь, и не уговаривайте меня вина не пить, потому что я после таких увещаний должен вдвое пить, — это уж у меня такое правило. И притом же мне теперь совсем не до того: пить или не пить, и жить или не жить. Меня теперь занимают дела гораздо более серьезные: я приехал сюда «по пенсионскому вопросу».
Неточные совпадения
Коли вы
больше спросите, // И раз и
два — исполнится // По вашему желанию, // А в третий быть беде!» // И улетела пеночка // С своим родимым птенчиком, // А мужики гуськом // К дороге потянулися // Искать столба тридцатого.
Какой из этих
двух вариантов заслуживает
большего доверия — решить трудно; но справедливость требует сказать, что атрофирование столь важного органа, как голова, едва ли могло совершиться в такое короткое время.
Между тем дела в Глупове запутывались все
больше и
больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она
два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
Сработано было чрезвычайно много на сорок
два человека. Весь
большой луг, который кашивали
два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами. Но Левину хотелось как можно
больше скосить в этот день, и досадно было на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только хотелось еще и еще поскорее и как можно
больше сработать.
— Так часа
два? Не
больше? — спросила она. — Вы застанете Петра Дмитрича, только не торопите его. Да возьмите опиуму в аптеке.