Неточные совпадения
Позже, перед вечером, к нам придет один новый друг,
профессор духовной академии Иван Иванович Альтанский; это очень умный, скромный
и честный человек, при котором я прошу тебя держать себя в разговорах скромно
и рассудительно.
Профессор был человек рослый
и широкий, но не полный, а скорее худой
и костистый.
Ей словно дано было читать в глубине души других людей, тогда как сам
профессор смотрел только внутрь самого себя, где у него был богатый склад наблюдений, опыта
и знаний.
Они жили в небольшом сереньком домике с стеклянною галереею, в конце которой была дверь с небольшою медною дощечкою, на которой вместо имени
профессора значилась следующая странная латинская надпись: «Nisi ter pulsata aperietur tibi porta, honestus abeas», то есть: «Если по троекратном стуке дверь тебе не отворится, то знай честь
и отходи прочь».
Старый
профессор собирался на лекцию, но встретил меня очень ласково, наскоро закусил с нами
и ушел, поручив меня попечениям дочери; но бедной девушке было, кажется, совсем не до забот обо мне. Она, видимо, перемогалась
и старалась улыбаться отцу
и мне, но от меня не скрылось, что у нее подергивало губы —
и лицо ее то покрывалось смертною бледностию, то по нем выступали вымученные сине-розовые пятна.
— Ну вот! Будто только
и разговора, что про революцию?.. У матери бывают разные ученые люди
и профессора,
и она сама знает по-латыни
и по-гречески…
— Ну, уж я думаю! Не притворяйся, брат, умником-то! Что там может быть приятного с
профессорами? А к нам к отцу вчера пришли гости, молодые чиновники из дворянского собрания
и из гражданской палаты,
и все говорили, как устроить республику.
Проснувшись, я услыхал, что матушка была не одна: с нею был
профессор Альтанский,
и они вели между собою тихую, спокойную беседу.
Я был несколько удивлен этому спокойствию
и подумал: неужто
профессор ничего не знает о том, как страдает его дочь
и в каком она нынче была положении. Да
и прошло ли это еще? Или, может быть, это им ничего?
При этом губы матушки сложились в несколько презрительную улыбку, а
профессор громко откашлялся
и плюнул.
Она мне, как
профессор, разъяснила, что практически можно знать определенное число тех вещей, в которых человеку прежде уже довелось иметь опыт, а разумно постигать можно все доступное разумению всесторонних свойств предмета, среди действия
и условий времени
и места.
Я не дожидался полного моего выздоровления —
и прежде, чем недовольный моими ногами доктор разрешил мне выходить из моей комнаты, я доставил maman
и Ивану Ивановичу Альтанскому случай не раз повторить мне, что оба они мною очень довольны. Мое прилежание
и быстрота, с которою я одолевал самим мною выпрашиваемые
и удвоиваемые себе уроки, приводили
и maman
и профессора в удивление. О напоминаниях учиться не бывало
и речи,
и я уже слышал только одни удерживанья.
Мне показалось, что
профессор слегка шутил не над одним Пенькновским, но
и над словами матери, которая тоже сделалась с ним на несколько минут суше, чем обыкновенно,
и сказала, что, обращая все в шутку, можно довести до того, будто польская республика была не что иное, как котлета с горошком, которую скушали,
и ее как не бывало.
— Нет, доказать, что ее как не бывало, невозможно, — отвечал
профессор, — потому что кто ее скушал, те от этого располнели; но можно доказать, что пустые люди, принимаясь за хорошую идею, всегда ее роняют
и портят.
С этим
профессор простился, оставив матушку примиренною с его мнением, а меня с открытием, что
и он
и мать моя в душе республиканцы,
и притом гораздо большие, чем Пенькновский, но совсем не такие, как он
и его заговорщики.
Впоследствии я убедился, что соображения мои верны,
и притом, изучая характеры
и взгляды этих лиц, я открыл, что у матушки были перед
профессором значительные преимущества возвышенного, но пылкого духа, тогда как
профессор относился ко всему с спокойным величием мудреца.
Когда матушка высказывала мысли, подобные тем, какие мною приведены выше по поводу разговора о Пенькновском,
профессор обыкновенно отходил с своею табакеркою к окну
и, казалось, думал совсем о другом, но уловив какое-нибудь одно слово, вдруг подбирал к нему более или менее удачную рифму
и отзывался шутливо в стихотворной форме, вроде...
Профессор, окончив со мною урок, часто
и подолгу еще оставался за тем же столом
и беседовал со мною.
И здесь уже не было никакого места рифмоплетению, если только maman не вмешивалась в дело; но всякое более или менее продолжительное вмешательство с ее стороны тотчас же вызывало у
профессора наружу
и его стихи
и его табакерку.
Он мне казался умен
и прекрасен: чуя в нем биение пульса, присущее художественной натуре, я ощутил в своей душе ближайшее родство с ним — родство
и согласие, каких не ощущал до сих пор ни с кем, не исключая maman, Христи
и профессора Альтанского.
Меня это немножко досадовало, тем более что я, со свойственною мне страстностью, весь предался работе
и не заметил, как, словно тать в нощи, подкрался день моего отъезда назад, в великолепно скучающий Киев, к моей чинной
и страдающей матери, невозмутимому
и тоже, кажется, страдающему
профессору Альтанскому
и несомненно страдающей, хотя
и смеющейся Христе.
Неточные совпадения
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности
и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник
и флигель-адъютант, который
профессор, который директор банка
и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей
и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло,
и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Но тут Левину опять показалось, что они, подойдя к самому главному, опять отходят,
и он решился предложить
профессору вопрос.
Предводителем на место Снеткова предполагалось поставить или Свияжского или, еще лучше, Неведовского, бывшего
профессора, замечательно умного человека
и большого приятеля Сергея Ивановича.
Левин не слушал больше
и ждал, когда уедет
профессор.
И профессор тотчас же приехал, чтобы столковаться.