— Потом, когда мне было шестнадцать лет, мне дали особые комнаты и поселили со мной ma tante Анну Васильевну, а мисс Дредсон уехала в Англию. Я занималась музыкой, и мне оставили французского
профессора и учителя по-русски, потому что тогда в свете заговорили, что надо знать по-русски почти так же хорошо, как по-французски…
Неточные совпадения
Один он, даже с помощью
профессоров, не сладил бы с классиками: в русском переводе их не было, в деревне у бабушки, в отцовской библиотеке, хотя
и были некоторые во французском переводе, но тогда еще он, без руководства, не понимал значения
и обегал их. Они казались ему строги
и сухи.
Летом любил он уходить в окрестности, забирался в старые монастыри
и вглядывался в темные углы, в почернелые лики святых
и мучеников,
и фантазия, лучше
профессоров, уносила его в русскую старину.
Товарищи Райского показали его стихи
и прозу «гениальным»
профессорам, «пророкам», как их звал кружок, хвостом ходивший за ними.
Он вышел от
профессора, как из бани, тоже с патентом на талант
и с кучей старых книг, летописей, грамот, договоров.
Райский еще «серьезнее» занялся хождением в окрестности, проникал опять в старые здания, глядел, щупал, нюхал камни, читал надписи, но не разобрал
и двух страниц данных
профессором хроник, а писал русскую жизнь, как она снилась ему в поэтических видениях,
и кончил тем, что очень «серьезно» написал шутливую поэму, воспев в ней товарища, написавшего диссертацию «о долговых обязательствах»
и никогда не платившего за квартиру
и за стол хозяйке.
Он решился показать
профессору:
профессор не заносчив, снисходителен
и, вероятно, оценит труд по достоинству. С замирающим сердцем принес он картину
и оставил в коридоре.
—
И это вы? —
Профессор указал на Андромаху.
Профессор спросил Райского, где он учился, подтвердил, что у него талант,
и разразился сильной бранью, узнав, что Райский только раз десять был в академии
и с бюстов не рисует.
— Да, прекрасно, — говорил он, вдумываясь в назначение
профессора, — действовать на ряды поколений живым словом, передавать все, что сам знаешь
и любишь!
Наконец надо было
и ему хлопотать о себе. Но где ему? Райский поднял на ноги все,
профессора приняли участие, писали в Петербург
и выхлопотали ему желанное место в желанном городе.
Райский не стал спорить с ним, а пошел к
профессору скульптуры, познакомился с его учениками
и недели три ходил в мастерскую.
Дома у себя он натаскал глины, накупил моделей голов, рук, ног, торсов, надел фартук
и начал лепить с жаром, не спал, никуда не ходил, видясь только с
профессором скульптуры, с учениками, ходил с ними в Исакиевский собор, замирая от удивления перед работами Витали, вглядываясь в приемы, в детали, в эту новую сферу нового искусства.
Но без этого занятия жизнь его и Анны, удивлявшейся его разочарованию, показалась ему так скучна в итальянском городе, палаццо вдруг стал так очевидно стар и грязен, так неприятно пригляделись пятна на гардинах, трещины на полах, отбитая штукатурка на карнизах и так скучен стал всё один и тот же Голенищев, итальянский
профессор и Немец-путешественник, что надо было переменить жизнь.
— Превосходно. Но это я буду читать, а будет предполагаться, что я специалист. Отлично. Две должности:
профессор и щит. Наталья Андреевна, Лопухов, два — три студента, сама Вера Павловна были другими профессорами, как они в шутку называли себя.
Тогда Фогт собрал всех своих друзей,
профессоров и разные бернские знаменитости, рассказал им дело, потом позвал свою дочь и Кудлиха, взял их руки, соединил и сказал присутствовавшим:
Неточные совпадения
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности
и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник
и флигель-адъютант, который
профессор, который директор банка
и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей
и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло,
и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Но тут Левину опять показалось, что они, подойдя к самому главному, опять отходят,
и он решился предложить
профессору вопрос.
Предводителем на место Снеткова предполагалось поставить или Свияжского или, еще лучше, Неведовского, бывшего
профессора, замечательно умного человека
и большого приятеля Сергея Ивановича.
Левин не слушал больше
и ждал, когда уедет
профессор.
И профессор тотчас же приехал, чтобы столковаться.