Неточные совпадения
Хотя
на нем было широкое летнее пальто, но в посадке его
стана видно было, что он привык носить военный мундир и, вероятно, только что недавно скинул его.
Старик, угадав желание Сурмина поспорить во что бы ни
стало, лукаво улыбнулся и одобрительно кивнул ему, как будто подстрекая его
на состязание с дочерью.
Но с некоторого времени прогневался
на Россию,
стал частенько завираться о какой-то польской национальности в западных губерниях.
Он опять сел, закрыл рукою глаза, наполненные слезами; после того, тряхнув головой, словно стряхал из нее мрачные мысли,
стал перечитывать письмо, Лежавшее
на столе. Вот что писала мать. Чтобы избавить читателя от затруднения разбирать письма и разговоры
на польском языке, буду передавать их в русском переводе.
— Сами не спали, да и мне не дали порядком отдохнуть, после того охфицера, чтоб ему
стали диаблы
на дроги. Ходит украдкой по ночам, як злодей.
— Этого мало, — повторил он и бросился к стене,
на которой висел кинжал. Он схватил его, вынул из ножен и, засучив рукав своего сюртука до локтя, как исполнитель des hautes oeuvres перед совершением казни, мощною рукой воткнул оружие в стол. Гибкая
сталь задрожала и жалобно заныла.
— Берегитесь пробуждения, оно будет ужасно, — сказал Пржшедиловский, — по моему разумению — эмансипация крестьян, напротив, отвратила от России многие бедствия. Думаю, эта же эмансипация в западных и юго-западных губерниях нагонит черные тучи
на дело польское и
станет твердым оплотом тех, от кого они ее получили. Вина поляков в том, что паны до сих пор помышляли только о себе, а хлопы считались у них быдлом. Силен и торжествует только тот народ, где человечество получило свои законные права.
Пользуясь привязанностью к ней госпожи Лориной и некоторыми признаками минутного увлечения мужа, она
стала забрасывать в его душу разные зажигательные вещества,
на которые кокетки так изобретательны.
Прошло шесть недель, и многочисленное его семейство
стало редеть в доме
на Пресне, как стая голубей, распуганная налетом коршуна.
На новом месте, отслужив молебен, она
стала поживать в полном довольстве.
Задумано и исполнено: она
стала переписывать не только канцелярские деловые бумаги, но и прошения, даже
на высочайшее имя таким мастерским, четким почерком, что надо было любоваться, как она своею маленькой ручкой проворно низала строки, будто нити крупного жемчуга.
К ней чаще и чаще
стали обращаться просители, труды ее вознаграждались гонорарами, достававшим не только
на ее скромный туалет, но и
на некоторые домашние нужды ее маленького семейства.
Случилось мне однажды видеть, как он при всех нас, приехавших к нему,
стал перед ним
на колени в какой-то позе обожания.
— Кто же довел вас до этого унижения? — спешила перебить его Лиза, — не вы ли сами? И теперь не вздумали ли
стать на моей дороге, чтобы оскорбить меня какими-нибудь новыми безумными речами? Довольно и того, что вы вчера, в день моего ангела, при многих посторонних свидетелях, пришли расстроить мой праздник, внести смуту в наше маленькое мирное общество, огорчить моего больного старика и будто ножом порыться в груди моей.
Уважаю его и за то, что он никогда не посягнет
на семейное спокойствие кого бы то ни
стало.
Он засуетился,
стал шарить в ящике письменного стола и, наконец,
на дне его нашел заветную карточку.
Я прижался к бабушке; она остановилась как вкопанная
на одном месте, но, оправившись от испуга,
стала благоговейно креститься и читать псалом: «Живый в помощи Вышняго», да и мне велела читать его за собою.
В самом деле, огненный столб поднимался против окошек, народ бежал
на пожарище. Но огнегасительная помощь оказалась уже ненужною: крупный град забарабанил по крыше, вслед затем полил дождь как из ушата, так что, думалось мне, готов был затопить нас; он и залил огонь. Гроза
стала утихать, гром ослабевал, только по временам слышалось еще ворчанье его. Казалось, разгневанный громовержец был удовлетворен проявлением своего могущества.
С этого времени он обратил
на меня особенное внимание и покровительство и
стал задавать мне, помимо учителя, сочинения
на разные темы.
Купив имение, я
стал устраивать его по плану, заранее начертанному в моем живом воображении, возвел двухэтажный деревянный домик с балконами и террасами, весело глядевший
на все четыре стороны и при освещении казавшийся волшебным фонарем.
Цибик с двумя листами бумаги был принесен, от него понесло чайным ароматом. Левкоева
стала махать
на себя руками, как бы желая подышать воздухом, который был им напитан. Андрей Иванович стаканом и ложкой бережно насыпал
на каждый лист по целой горе чаю и приказал слуге хорошенько завернуть и отдать барыне, когда она от него выйдет.
— Прекрасное семейство! Жаль, что несчастья сделали старика раздражительным,
стал накидываться и
на друзей своих.
— Глаз мой верен. Да, если б не вино, не
стал бы городить такой вздор, особенно к концу вашего спора. Сравнивая свою судьбу со счастливой жизнью вашего адвоката, он высказал перед нами тайну своего сердца. Заметили ли, как Лизавета Михайловна при появлении его сделалась белее скатерти
на чайном столе? Рука ее задрожала так, что, я думала, чайник выпадет и произойдет какой-нибудь скандал. Видели ли вы все это?
«Уж не Володя ли, — подумала она, — произведен, может статься», и сердце ее радостно забилось. Вслед за тем пришел дворник и, опросив позднего посетителя, впустил его во двор. Собака, так сердито прежде лаявшая,
стала ласкаться около офицера, визжала, бросалась ему
на грудь.
Стрельба
стала редеть, видно, наши изнемогли, пламя разрослось и вдруг упало, послышался грохот разрушенных хат, и
на месте огня встал густой дым столбом.
Несмотря
на то, что Михайло Аполлоныч крепился, удар, поразивший его, был так жесток, что он не мог его долго перенести. Силы его
стали день ото дня слабеть, нить жизни, за которую он еще держался к земле, должна была скоро порваться. Он позвал к себе однажды дочь, велел ей сесть подле себя и, положив ее руку в свою, сказал...
Добравшись до имения брата, я жил сначала у него в лесной сторожке, потом переселился
на мельницу, как ее наемник, изучил мельничную механику,
стал строить и другие в окрестности.
«Ведь нельзя же обеим оставаться в безбрачном состоянии», думала Настасья Александровна и старалась, не расстраивая этой привязанности, смягчать ее временной разлукой: то оставляла одну или другую погостить
на несколько дней в Приречье и у добрых соседей, где были девицы сходных с ними лет, то
стала вывозить в губернский приреченский свет, собирала у себя кружок разного пола и возраста, где было полное раздолье всяким играм и увеселениям.
P. S. И над здешним краем поднимаются грозовые тучи. Я действую и устраиваю отводы. Хочу доказать, что если польки способны
на патриотические подвиги, так и русские женщины сумеют действовать за дело своего отечества. Посылаю отцу твоему
на небо сердечное спасибо за присылку ко мне доверенного человека. Он дал мне руководящую нить. Не
стану более писать об этом, приедешь, все узнаешь, может быть, и сама поможешь мне».
— Мои братья и сестра, — говорила Тони, — привыкли жить в разлуке со мною; я буду знать, что им здесь хорошо, и не
стану тревожиться
на их счет. С Евгенией Сергеевной и ее мужем ты давно меня познакомила; путешествие, новый край, новые люди, как она пишет, ты подле меня, — чего же мне желать лучше?
И mademoiselle Бармапутина, желая блеснуть своими талантами, села за рояль и
стала играть и петь первую попавшуюся ей пьесу. Жребий пал
на Бетховена.
Заметив, вероятно, что у меня
на голове не было революционного знака и что я молилась не по-ихнему,
стали кругом меня перешептываться, кидать
на меня зловещие взгляды, нахально кивать головой.
С ними паны
стали обращаться гуманнее, сократили их работы и не посылали
на панский двор по воскресеньям постукать топором, обещали им даровые земли, если они будут преданы своим господам.
По портрету панцирного боярина, хранившемуся столько лет у Ранеевых, Лиза привыкла воображать своего деда таким, каким он изображен был
на холсте, с черными, огненными глазами, проницающими насквозь, с пышным лесом черных волос, падающих
на плечи, с прямым, гордым
станом.
На другой день больной чувствовал себя еще лучше и просил доктора узнать от горничной Зарницыной, как зовут ту, которая так усердно ухаживала за ним. Доктор не хотел противоречить своему пациенту, чтобы не раздражать его, и, узнав имя и отчество прекрасной сиделки,
стал подозревать какую-то мистификацию.
Прибыли за Лизой лошади и дворовая ее свита. Кирилл подал ей письмо своего пана. Оно не тревожило ее. Напротив того ее одушевляла мысль пожить несколько часов между заговорщиками, как бы в
стане их, и испытать мучительное чувство, какое испытывает человек, около сердца которого шевелится холодное острие кинжала. Дрожь пробегает по всему телу, захватывает дух, смерть
на одну линию, но кинжал исторгнут из руки врага и нанесен
на него самого.
Оживился разговор, посыпались лукавые вопросы, какую страну предпочитает она в своем сердце: Россию или Польшу,
на чью сторону она
станет, если бы в здешнем краю возгорелась война между русскими и поляками.
— Предпочту страну, которой больше предан мой муж,
стану на ту сторону,
на которой он будет стоять, — были ее двусмысленные ответы.
Но Жучок сам доставлял оружие,
станет ли он поднимать
на себя руки?..
Волк вынул из кошелька скомканное письмецо, печать рассыпалась. Он старался разгладить его и
стал про себя читать с видимым затруднением, так как мелкие сгибы
на нем мешали глазам свободно перебегать по строкам. Безобразное лицо его конвульсивно передернулось и приняло демоническое выражение, наконец он разразился диким хохотом.
Он хотел было бежать к своему возу и уехать, но, склонясь
на жалобные просьбы узника, развязал
на нем веревки и, прельщенный обещанием щедрой награды, отвез его в
стан.
Сам он с двумя преданными ему сообщниками, не хотевшими с ним расстаться
стал пробираться
на обетованный запад.
Он
стал со дня
на день сильно хиреть.
Налили стаканы. Зоркий, наблюдательный глаз высмотрел бы, что Жучку наливали из одной бутылки, прочим игрокам из других. Жучок, упоенный и без вина своим выигрышем, не заметил этой мошеннической проделки и выпил поднесенный ему стакан. Он, однако ж, поставил новую карту
на малый куш и выиграл, но вскоре голова его
стала кружиться, в глазах запрыгали темные пятна.
Черной каймой отражались берега в реке, в вороненой
стали ее вод дрожали звезды, чешуйчатые волны робко набегали
на берег и монотонным плеском своим наводили дремоту
на вежды полицейского служителя.
Между тем полицейский служитель, клюнув два раза носом, вышел из своей дремоты и
стал любоваться огненным снопом, ползущим по реке, и ловкими движениями рыбака. Вскоре он вспомнил о своем пленнике и оторвался от зрелища, так сильно его занимавшего. Осмотрелся, приложил руку над глазами, чтобы лучше видеть — никого
на водах кроме рыбака в челноке.
Обозу было велено остаться
на месте сбора, верстах в двух за плотиною под горой, не доходя города; одной партии, могилёвским чиновникам и гимназистам, приказано занять позицию у белой церкви, а двум прочим, из уездных ревнителей,
стать у еврейского кладбища.
Но скоро
стали приходить тревожные вести. Жители, бежавшие за город, разобрав в чем дело, с утра уже начали толпиться около спасшихся инвалидов;
стали прибывать крестьяне из соседства и толковать о том, что надо схватить и перевязать мятежников; они не остановились
на одних словах, но, применяя слово к делу, вооружились кто чем мог и напали
на отделившихся к мстиславльской заставе, четырех убили, двух ранили, четырех схватили, отвели и сдали караульным солдатам у тюремного замка.
Под вечер вышел
на крыльцо сам начальник и собственноустно протрубил сбор;
на звук трубы
на двор
стали входить новые лица, вооруженные ружьями, пистолетами и саблями.
Становой, не быв сам
на месте действия и руководствуясь распускаемыми слухами, думал что в
стане у него бродят две шайки, одна в 300, а другая в 20 человек.