Неточные совпадения
— Не знаю, какой-то
совсем незнакомый, — говорит она вполголоса. — Никогда у нас не был. Какой-то папашка, толстый, в золотых очках и в форме.
Одну минуту он
совсем уж было остановился на Жене, но только дернулся на стуле и не решился: по ее развязному, недоступному и небрежному виду и по тому,
как она искренно не обращала на него никакого внимания, он догадывался, что она — самая избалованная среди всех девиц заведения, привыкшая, чтобы на нее посетители шире тратились, чем на других.
— Посмотрите,
какие прекрасные образцы:
совсем не уступают заграничным. Обратите внимание. Вот, например, русское, а вот английское трико или вот кангар и шевиот. Сравните, пощупайте, и вы убедитесь, что русские образцы почти не уступают заграничным. А ведь это говорит о прогрессе, о росте культуры. Так что
совсем напрасно Европа считает нас, русских, такими варварами.
— Ох! Ч!то вы мне будете говорить? Замечательный город! Ну,
совсем европейский город. Если бы вы знали,
какие улицы, электричество, трамваи, театры! А если бы вы знали,
какие кафешантаны! Вы сами себе пальчики оближете. Непременно, непременно советую вам, молодой человек, сходите в Шато-де-Флер, в Тиволи, а также проезжайте на остров. Это что-нибудь особенное.
Какие женщины, ка-ак-кие женщины!
Он пил очень умеренно, а без компании
совсем не пил К еде был совершенно равнодушен. Но, конечно,
как у всяко го человека, у него была своя маленькая слабость: он страшно любил одеваться и тратил на свой туалет немалые деньги. Модные воротнички всевозможных фасонов, галстуки. брильянтовые запонки, брелоки, щегольское нижнее белы и шикарная обувь — составляли его главнейшие увлечения.
— Да, да, конечно, вы правы, мой дорогой. Но слава, знаменитость сладки лишь издали, когда о них только мечтаешь. Но когда их достиг — то чувствуешь одни их шипы. И зато
как мучительно ощущаешь каждый золотник их убыли. И еще я забыла сказать. Ведь мы, артисты, несем каторжный труд. Утром упражнения, днем репетиция, а там едва хватит времени на обед — и пора на спектакль. Чудом урвешь часок, чтобы почитать или развлечься вот,
как мы с вами. Да и то… развлечение
совсем из средних…
— Если Ганс оказался бы трудолюбивым и бережливым человеком, то вам
совсем нетрудно было бы через три-четыре года стать совершенно на ноги.
Как вы думаете?
— Никогда, мадам! — высокомерно уронила Эльза.Мы все здесь живем своей дружной семьей. Все мы землячки или родственницы, и дай бог, чтобы многим так жилось в родных фамилиях,
как нам здесь. Правда, на Ямской улице бывают разные скандалы, и драки, и недоразумения. Но это там… в этих… в рублевых заведениях. Русские девушки много пьют и всегда имеют одного любовника. И они
совсем не думают о своем будущем.
И вдруг, неожиданно для самого себя, почувствовал и неудержимо захотел эту
совсем незнакомую ему женщину, некрасивую и немолодую, вероятно, грязную и вульгарную, но все же похожую,
как ему представилось, на крупное яблоко антоновку-падалку, немного подточенное червем, чуть-чуть полежалое, но еще сохранившее яркий цвет и душистый винный аромат.
Последнее было сделано
совсем инстинктивно и, пожалуй, неожиданно даже для самой Любки. Никогда еще в жизни она не целовала мужской руки, кроме
как у попа. Может быть, она хотела этим выразить признательность Лихонину и преклонение перед ним,
как перед существом высшим.
— О! Не беспокойтесь говорить: я все прекрасно понимаю. Вероятно, молодой человек хочет взять эта девушка, эта Любка,
совсем к себе на задержание или чтобы ее, —
как это называется по-русску, — чтобы ее спасай? Да, да, да, это бывает. Я двадцать два года живу в публичный дом и всегда в самый лучший, приличный публичный дом, и я знаю, что это случается с очень глупыми молодыми людьми. Но только уверяю вас, что из этого ничего не выйдет.
Лихонин упал духом. Сначала он пробовал было возмущаться дороговизной поставляемых материалов, но экономка хладнокровно возражала, что это ее
совсем не касается, что заведение только требует, чтобы девушка одевалась прилично,
как подобает девице из порядочного, благородного дома, а до остального ему нет дела. Заведение только оказывает ей кредит, уплачивая ее расходы.
— Помилуйте! —
совсем уж добродушно возразил Кербеш. — Жена, дети… Жалованье наше, вы сами знаете,
какое… Получайте, молодой человек, паспортишко. Распишитесь в принятии. Желаю…
И через две недели она уже
совсем перестала волновать его воображение. Он уступал,
как насилию, — длительным ласкам, просьбам, а часто и жалости.
Все это очень длинно и сбивчиво рассказала Любка, рыдая на Женькином плече. Конечно, эта трагикомическая история выходила в ее личном освещении
совсем не так,
как она случилась на самом деле.
Значит, даже и при спокойной жизни было в лице, в разговоре и во всей манере Любки что-то особенное, специфическое, для ненаметанного глаза, может быть, и
совсем не заметное, но для делового чутья ясное и неопровержимое,
как день.
И разве он не видал, что каждый раз перед визитом благоухающего и накрахмаленного Павла Эдуардовича, какого-то балбеса при каком-то посольстве, с которым мама, в подражание модным петербургским прогулкам на Стрелку, ездила на Днепр глядеть на то,
как закатывается солнце на другой стороне реки, в Черниговской губернии, — разве он не видел,
как ходила мамина грудь и
как рдели ее щеки под пудрой, разве он не улавливал в эти моменты много нового и странного, разве он не слышал ее голос,
совсем чужой голос,
как бы актерский, нервно прерывающийся, беспощадно злой к семейным и прислуге и вдруг нежный,
как бархат,
как зеленый луг под солнцем, когда приходил Павел Эдуардович.
— Ничего, милый, подождут: ты уже
совсем взрослый мужчина. Неужели тебе надо слушаться кого-нибудь?.. А впрочем,
как хочешь. Может быть, свет
совсем потушить, или и так хорошо? Ты
как хочешь, — с краю или у стенки?
— Не сердись на меня, исполни, пожалуйста, один мой каприз: закрой опять глаза… нет,
совсем, крепче, крепче… Я хочу прибавить огонь и поглядеть на тебя хорошенько. Ну вот, так… Если бы ты знал,
как ты красив теперь… сейчас вот… сию секунду. Потом ты загрубеешь, и от тебя станет пахнуть козлом, а теперь от тебя пахнет медом и молоком… и немного каким-то диким цветком. Да закрой же, закрой глаза!
— Да что же вы ругаетесь! — бурчал Петров, не поднимая глаз. — Ведь я вас не ругаю. Зачем же вы первая ругаетесь? Я имею полное право поступить,
как я хочу. Но я провел с вами время, и возьмите себе. А насильно я не хочу. И с твоей стороны, Гладышев… то бишь, Солитеров,
совсем это нехорошо. Я думал, она порядочная девушка. а она все лезет целоваться и бог знает что делает…
— Скажи мне, пожалуйста, Тамара, я вот никогда еще тебя об этом не спрашивала, откуда ты к нам поступила сюда, в дом? Ты
совсем непохожа на всех нас, ты все знаешь, у тебя на всякий случай есть хорошее, умное слово… Вон и по-французски
как ты тогда говорила хорошо! А никто из нас о тебе ровно ничего не знает… Кто ты?
К этому времени романтические глупости
совсем выйдут из вашей головы, и уже не вас будут выбирать, а вы будете выбирать с толком и с чувством,
как знаток выбирает драгоценные камни.
— Да, да… Помню, помню… Но повеситься!..
Какой ужас!.. Ведь я советовала ей тогда лечиться. Теперь медицина делает чудеса. Я сама знаю нескольких людей, которые
совсем… ну,
совсем излечились. Это знают все в обществе и принимают их… Ах, бедняжка, бедняжка!..