Неточные совпадения
— За каких
те братьев? —
спросил его зипун.
Потом с точно таким же наслаждением он наполнил другую для самого себя и, придвинув возможно ближе свое кресло, уселся как раз против Пшецыньского, затем, тихо дотронувшись обеими ладонями до его коленей и пытливо засматривая в его глаза,
спросил каким-то нежно-ласковым, как бы расслабленным и в
то же время таинственно-серьезным тоном...
—
То есть меня-то, собственно, оно нисколько не интересует, — уставя глаза в землю и туго, медленно потирая между колен свои руки, стал как-то выжимать из себя слова Полояров, — а я, собственно, потому только
спрашиваю, что люблю все начистоту: всегда, знаете, как-то приятней сразу знать, с кем имеешь дело.
— Да что «ну-с»… «Ну-с» по-немецки значит орех! А я нахожу, что все это глупость! Какая тут дуэль? По-моему, просто: коли повздорили друг с другом, ну возьми друг друга да и потузи сколько душе твоей угодно!.. Кто поколотил,
тот, значит, и прав!.. А
то что такое дуэль, я вас
спрашиваю? Средневековый, феодально-аристократический обычай! Ну, и к черту бы его!.. Но в этом в Подвиляньском все-таки этот гонор еще шляхетский сидит, традиции, знаете, и прочее… Так вот, угодно, что ли, вам драться?
Подхалютин пришел в некоторое недоумение и
спросил, где же тут собственно невинность: в княжне или в кувшине, и если в кувшине,
то напрасно княжна Тугоуховская столь безрасчетно тратит ее, и что напрасно не участвует в этой прекрасной картине mademoiselle Сидорова.
— За кого это? — серьезно сдвинув брови,
спросил губернатор, которому был уже не по нутру самый разговор подобного рода, в
то время, когда в столовой ждет эль и ростбиф.
—
То есть как же это? — оторопело
спросил Шишкин.
— Ге-ге! Куда хватили! — ухмыльнулся обличитель. — А позвольте
спросить, за что же вы это к суду потянете? Что же вы на суде говорить-то станете? — что вот, меня, мол, господин Полояров изобразил в своем сочинении? Это, что ли? А суд вас
спросит: стало быть, вы признали самого себя? Ну, с чем вас и поздравляю! Ведь нынче, батюшка, не
те времена-с; нынче гласность! газеты! — втемную, значит, нельзя сыграть! Почему вы тут признаете себя? Разве Низкохлебов
то же самое, что Верхохлебов.
Здесь всецело живут богатые преданья о понизовской вольнице, потому что и обселили-то эти места все больше беглые из помещичьих да монастырских крестьян, да кое-кто из служилого люда, словом,
тот народ, который в устах своих теперешних потомков, когда их
спрашивают про предков, характеризуется словами, что был, мол, это всякий сброд да наволока.
Те ждали, что он начнет
спрашивать их, что за люди, откуда и куда путь держат и зачем идут; но старик даже и не подумал предложить хоть один из подобных вопросов.
—
То есть университетский совет? — в виде наиболее точной поправки
спросил Хвалынцев.
—
То есть какие это друзья? — нахмурясь и каким-то подозрительным тоном нерешительно и неохотно
спросил Полояров.
—
То есть как же так? — сомневаясь и морщась,
спросил Свитка.
Они пошли в ресторан. Хвалынцев уселся за особым столиком и
спросил себе котлетку. Полояров поместился тут же подле него и потребовал себе
того же.
—
То есть, кто же это «мы»? —
спросил студент.
—
То есть, чтó же вы разумеете под обособляющимися элементами? —
спросил Хвалынцев, которого понемногу стали забавлять полояровские курьезы.
— А хоть на
том, что он не арестован… Почему он не арестован, когда других
то и дело берут?.. Зачем? Почему? я тебя
спрашиваю…
Бейгуш, вопреки ожиданиям Хвалынцева, ни полуслова не обронил ему насчет вступления его в тайное общество: он не высказал по этому поводу ни одобрения, ни признательности, ни даже какого бы
то ни было мнения, а прямо, без дальних околичностей,
спросил его...
— Но мы уклонились в сторону, — продолжал поручик. — Я вам хотел сообщить только мой личный взгляд, который, впрочем, разделяется очень и очень многими, на
то, что называется шпионством. Я хотел только сказать, что если оно полезно для дела,
то не следует им пренебрегать и гнушаться. Собственно, главнее-то всего, я хотел
спросить вас, совершенно ли вы равнодушны к выбору
той или другой деятельности?
Вспоминалось еще Татьяне, как в
тот самый прощальный, майский вечер Хвалынцев, раздумавшись над ее словами, сказал ей, что ее взгляд на серьезное чувство, пожалуй, хорош, да только
та беда, что с ним рискуешь иногда быть очень несчастливым в жизни, если вдруг ошибешься, да полюбишь человека ветреного, увлекающегося, который разлюбит тебя потом, который в каждом смазливом личике будет находить себе источник чувства или развлечения, — тогда что?
спросил он в
том разговоре.
«Вы
спрашиваете про мое житье-бытье да про
то, что я делаю», — между прочим писала она в своем ответе.
— Эх, брат Анютка! — заметил он ей потом, неодобрительно качая головою, — совсем ты без меня испортилась, как я погляжу!
То есть вся моя работа над тобой словно б ни к черту!.. теперь хотя сызнова начинай! А кстати: у тебя с собою деньги-то есть? —
спросил он тут же деловым тоном. — Сколько денег-то?
— Одного я только боюсь, — совсем уже тихим шепотом прибавила она, помолчав немного, — вида-то у нее при себе никакого нет; и когда я
спросила про
то господина Полоярова, так они очень даже уклончиво ответили, что вид им будет; однако вот все нет до сей поры. А я боюсь, что как неравно — не дай Бог — умрет, что я с ней тут стану делать-то тогда без вида? Ведь у нас так на этот счет строго, что и хоронить, пожалуй, не станут, да еще историю себе с полицией наживешь… Боюсь я этого страх как!
— Я к
тому вас
спрашиваю об этом, — пояснил чиновник, с грациозным достоинством поправляя положение своего шейного ордена на белой сорочке, — что, может быть,
тот, кто сыграл с вами эту шутку, имел в виду, конечно, обставить ее так, чтобы все дело не противоречило вашим личным, действительным отношениям к Полоярову; потому что странно же предположить, чтобы такая проделка была сделана от имени совсем постороннего, незнакомого человека.
Вероятно,
тот, кто подписал здесь ваше имя, рассчитывал на какую-нибудь особенность ваших личных отношений к этому господину, и вот почему именно я
спрашиваю вас, какого свойства ваши отношения: равнодушные или враждебные?
— На какое условие? — все с
тою же усмешкой
спросил поручик.
— А ты ее любишь? — все
тем же насмешливым, но серьезным тоном
спросил Слопчицький.
— А разве нет,
спрошу я вас в свою очередь? Разве
то, что проповедует Полояров, не слушается и не принимается тысячами голов? Я согласен, что очень обидно за
то общество, где голоса Полояровых могут иметь такое значение, но разве вы сами не видали множества примеров?