Неточные совпадения
Алексей замолчал и принялся помогать своему
господину.
Они не без труда подвели прохожего к лошади;
он переступал машинально и, казалось, не слышал и не видел ничего; но когда надобно было садиться на коня, то вдруг оживился и, как будто бы по какому-то инстинкту, вскочил без
их помощи на седло, взял в руки повода, и неподвижные глаза
его вспыхнули жизнию, а на бесчувственном лице изобразилась живая радость. Черная собака
с громким лаем побежала вперед.
—
Господин земский, — сказал
с важностию купец, —
его милость дело говорит: не личит нашему брату злословить такого знаменитого боярина, каков светлый князь Димитрий Михайлович Пожарский.
— Да, кормилец, правда.
Он говорит, что все будет по-старому. Дай-то
господь! Бывало, придет Юрьев день, заплатишь поборы, да и дело
с концом: люб помещик — остался, не люб — пошел куда хошь.
Остриженные в кружок темно-русые волосы казались почти черными от противоположности
с белизною лица, цветущего юностью и здоровьем; отвага и добродушие блистали в больших голубых глазах
его; а улыбка,
с которою
он повторил свое приветствие, подойдя к столу, выражала такое радушие, что все проезжие, не исключая рыжего земского, привстав, сказали в один голос: «Милости просим,
господин честной, милости просим!» — и даже молчаливый незнакомец отодвинулся к окну и предложил
ему занять почетное место под образами.
— Эх,
господин земский! — возразил купец. — Да ведь
он пришел
с войском и хотел Смоленском владеть, как своей отчиной.
— Разбуди своего
барина, — шепнул Кирша, —
он лучше нашего управится
с этим буяном.
— И теплее, боярин; а здесь так ветром насквозь и прохватывает. Ну, Юрий Дмитрич, — продолжал Алексей, радуясь, что
господин его начал
с ним разговаривать, — лихо же ты отделал этого похвальбишку поляка! Вот что называется — угостить по-русски! Чай,
ему недели две есть не захочется. Однако ж, боярин, как мы выезжали из деревни, так в уши мне наносило что-то неладное, и не будь я Алексей Бурнаш, если теперь вся деревушка не набита конными поляками.
— Что ты, Федька Хомяк, горланишь! — перервал другой крестьянин
с седой, осанистой бородою. — Не слушай
его, добрый человек: наш боярин — дай бог еще долгие лета! —
господин милостивый, и мы живем за
ним припеваючи.
— Да, да, — прервал боярин, — мирвольте этим бунтовщикам! уговаривайте
их! Дождетесь того, что все низовые города к
ним пристанут, и тогда попытайтесь
их унять. Нет,
господа москвичи! не словом ласковым усмиряют непокорных, а мечом и огнем. Гонсевский прислал сюда пана Тишкевича
с региментом; но этим
их не запугаешь. Если б
он меня послушался и отправил поболее войска, то давным бы давно не осталось в Нижнем бревна на бревне, камня на камне!
Все приличия были забыты: пьяные
господа обнимали пьяных слуг; некоторые гости ревели наразлад вместе
с песенниками; другие, у которых ноги были тверже языка, приплясывали и кривлялись, как рыночные скоморохи, и даже важный Замятня-Опалев несколько раз приподнимался, чтоб проплясать голубца; но, видя, что все
его усилия напрасны, пробормотал: «Сердце мое смятеся и остави мя сила моя!» Пан Тишкевич хотя не принимал участия в сих отвратительных забавах, но, казалось, не скучал и смеялся от доброго сердца, смотря на безумные потехи других.
Наши путешественники, миновав Балахну, от которой отчина боярина Кручины находилась верстах в двадцати, продолжали ехать, наблюдая глубокое молчание. Соскучив не получать ответов на свои вопросы, Алексей, по обыкновению, принялся насвистывать песню и понукать Серко, который начинал уже приостанавливаться. Проведя часа два в сем занятии,
он потерял наконец терпение и решился снова заговорить
с своим
господином.
К тому же Юрий отказался от еды, и хотя сначала Алексей уговаривал
его покушать и не дотрагивался до молока, но наконец, видя, что
его господин решительно не хочет обедать, вздохнул тяжело, покачал головою и принялся вместе
с Киршею так усердно работать около горшка, что в два мига в
нем не осталось ни капли молока.
Кирша пошел седлать своего коня, и через четверть часа наши путешественники отправились в дорогу. Алексей не отставал от своего
господина; а запорожец, держась левой стороны проезжего, ехал вместе
с ним шагах в десяти позади. Несколько уже раз незнакомый посматривал
с удивлением на
его лошадь.
— Ахти, никак, пожар! — вскричал Алексей, вскочив
с своей постели.
Он подбежал к окну, подле которого стоял уже
его господин. — Что б это значило? — продолжал
он. — К заутрени, что ль?.. Нет! Это не благовест!.. Точно… бьют в набат!.. Ну, вот и народ зашевелился!.. Глядь-ка, боярин!.. все бегут сюда… Эк
их высыпало!.. Да этак скоро и на улицу не продерешься!
— Да, молодец! без малого годов сотню прожил, а на всем веку не бывал так радостен, как сегодня. Благодарение творцу небесному, очнулись наконец право-славные!.. Эх, жаль! кабы
господь продлил дни бывшего воеводы нашего, Дмитрия Юрьевича Милославского, то-то был бы для
него праздник!.. Дай бог
ему царство небесное! Столбовой был русский боярин!.. Ну, да если не здесь, так там
он вместе
с нами радуется!
— Боже мой!.. это
его голос! — вскричал верный служитель, бросившись к ногам своего
господина. — Юрий Дмитрич! — продолжал
он, всхлипывая. — Батюшка!.. отец ты мой!.. Ах злодеи!.. богоотступники!.. что это
они сделали
с тобою? господи боже мой! краше в гроб кладут!.. Варвары! кровопийцы!
—
Он, изволишь видеть, — отвечал служитель, — приехал месяца четыре назад из Москвы; да не поладил, что ль,
с панам Тишкевичем, который на ту пору был в наших местах
с своим региментом; только говорят, будто б
ему сказано, что если
он назад вернется в Москву, то
его тотчас повесят; вот
он и приютился к
господину нашему, Степану Кондратьичу Опалеву. Вишь, рожа-то у
него какая дурацкая!.. Пошел к боярину в шуты, да такой задорный, что не приведи господи!
— Нет, брат Данило! — сказал Суета. — Не говори,
он даром смотреть не станет: подлинно
господь умудряет юродивых! Мартьяш глух и
нем, а кто лучше
его справлял службу, когда мы бились
с поляками? Бывало, как
он стоит сторожем, так и думушки не думаешь, спи себе вдоволь: муха не прокрадется.
— В столь юные годы!.. На утре жизни твоей!.. Но точно ли, мой сын, ты ощущаешь в душе своей призвание божие? Я вижу на твоем лице следы глубокой скорби, и если ты, не вынося
с душевным смирением тяготеющей над главою твоей десницы всевышнего, движимый единым отчаянием, противным
господу, спешишь покинуть отца и матерь, а может быть, супругу и детей, то жертва сия не достойна
господа: не горесть земная и отчаяние ведут к
нему, но чистое покаяние и любовь.
— И отечеству, боярин! — перервал
с жаром Авраамий. — Мы не иноки западной церкви и благодаря всевышнего, переставая быть мирянами, не перестаем быть русскими. Вспомни, Юрий Дмитрич, где умерли благочестивые старцы Пересвет и Ослябя!.. Но я слышу благовест… Пойдем, сын мой, станем молить угодника божия, да просияет истина для очей наших и да подаст тебе
господь силу и крепость для исполнения святой
его воли!
— Возблагодарим за сие
господа и святых угодников
его, — сказал старец, преклоня колена вместе
с Юрием.
— Что это, боярин? Уж не о смертном ли часе ты говоришь?
Оно правда, мы все под богом ходим, и ты едешь не на свадебный пир; да
господь милостив! И если загадывать вперед, так лучше думать, что не по тебе станут служить панихиду, а ты сам отпоешь благодарственный молебен в Успенском соборе; и верно, когда по всему Кремлю под колокольный звон раздастся: «Тебе бога хвалим», — ты будешь смотреть веселее теперешнего… А!.. Наливайко! — вскричал отец Еремей, увидя входящего казака. Ты
с троицкой дороги? Ну что?
Боярин приподнялся, лицо
его покрылось живым румянцем,
его жадные взоры, устремленные на дверь хижины, горели нетерпением… Священник вошел, и чрез несколько минут на оживившемся лице примиренного
с небесами изобразилось кроткое веселие и спокойствие праведника:
господь допустил
его произнести молитву: «Днесь, сыне божий, причастника мя приими!»
Он соединился
с своим искупителем; и когда глаза
его закрылись навеки, Митя, почтив прах
его последним целованием, сказал тихим голосом...
— А скажи, пожалуйста, любезный! не знаешь ли, зачем
он прислал вас сюда
с моим
господином?
— Женат! — вскричал Палицын.
Он посмотрел молча на Юрия и повторил
с негодованием: — Женат! Для чего же ты обманул меня, несчастный? И ты дерзнул в храме божием, пред лицом
господа твоего, осквернить свои уста лукавством и неправдою!.. Ах, Юрий Дмитрич, что ты сделал!
Неточные совпадения
Хлестаков. Вздор — отдохнуть. Извольте, я готов отдохнуть. Завтрак у вас,
господа, хорош… Я доволен, я доволен. (
С декламацией.)Лабардан! лабардан! (Входит в боковую комнату, за
ним городничий.)
Городничий (в страхе).Что вы,
господь с вами! это не
он.
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего
барина. Голос
его всегда почти ровен, в разговоре
с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение.
Он умнее своего
барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм
его — серый или синий поношенный сюртук.
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога,
господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог
с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите
с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
Трубят рога охотничьи, // Помещик возвращается //
С охоты. Я к
нему: // «Не выдай! Будь заступником!» // — В чем дело? — Кликнул старосту // И мигом порешил: // — Подпаска малолетнего // По младости, по глупости // Простить… а бабу дерзкую // Примерно наказать! — // «Ай,
барин!» Я подпрыгнула: // «Освободил Федотушку! // Иди домой, Федот!»