«Так вон они как! Вот что. А мне и невдомек было! Знамо, теперь все пропало, кануло в воду… Что ж! Я им не помеха, коли так…
Господь с ними!» — бормотал Ваня, делая безотрадные жесты и на каждом шагу обтирая ладонью пот, который катился с него ручьями. Ночь между тем была росистая и сырая. Но он чувствовал какую-то нестерпимую духоту на сердце и в воздухе. Ему стало так жарко, что он принужден даже был распахнуть одежду.
— Нет, батюшка! Зачем? — возразил сын, качая головою. — Зачем?.. Ну, а как кому-нибудь из братьев вынется жеребий либо Гришке, ведь они век мучиться будут, что я за них иду!..
Господь с ними! Пущай себе живут, ничего не ведая, дело пущай уж лучше будет закрытое.
— Дай бог давать, не давай бог просить, матушка Анна Савельевна! Оставь его! — сказал дедушка Кондратий, обращаясь к старухе, которая заплакала. — Пускай его! Об чем ты его просишь?..
Господь с ним! Я на него не серчаю! И нет на него сердца моего… За что только вот, за что он ее обидел! — заключил он, снова наклоняя голову, снова принимаясь увещевать и уговаривать дочь, которая рыдала на груди его.
Неточные совпадения
Он представлял совершеннейший тип тех приземистых, но дюжесплоченных парней
с румянцем во всю щеку, вьющимися белокурыми волосами, белой короткой шеей и широкими, могучими руками, один вид которых мысленно переносит всегда к нашим столичным щеголям и возбуждает по поводу
их невольный вопрос: «Чем только живы эти
господа?» Парень этот, которому, мимоходом сказать, не стоило бы малейшего труда заткнуть за пояс десяток таких щеголей, был, однако ж, вида смирного, хотя и веселого; подле
него лежало несколько кусков толстой березовой коры, из которой вырубал
он топором круглые, полновесные поплавки для невода.
— Батюшка, Глеб Савиныч! — воскликнул дядя Аким, приподнимаясь
с места. — Выслушай только, что я скажу тебе… Веришь ты в бога… Вот перед образом зарок дам, — примолвил
он, быстро поворачиваясь к красному углу и принимаясь креститься, — вот накажи меня
господь всякими болестями, разрази меня на месте, отсохни мои руки и ноги, коли в чем тебя ослушаюсь! Что велишь — сработаю, куда пошлешь — схожу; слова супротивного не услышишь! Будь отцом родным, заставь за себя вечно бога молить!..
— Почем мне знать, батюшка! — спокойно и как-то неохотно отвечал сын. — Кабы я
с ними шел, так, может статься, сказал бы тебе;
господь их ведает, чего
они нейдут…
— А
господь его ведает! Со вчерашнего дня такой-то стал… И сами не знаем, что такое. Так вот
с дубу и рвет! Вы, родные, коли есть что на уме, лучше и не говорите
ему. Обождите маленько. Авось отойдет у
него сердце-то… такой-то бедовый, боже упаси!
Сумрачное расположение Глеба прошло, по-видимому, вместе
с половодьем; первый «улов» был такого рода, что нужно было только благодарить
господа за
его милость. Знатно «отрыбились»!
С наступлением ночи Глебу было уж не до приемыша:
он радовался, что привел
господь дотащиться до саней, служивших
ему ложем, или до печки.
–"…В каком положении находитесь… да, — и хотя я не могу никакой помощи на деле вам оказать, но усугублю хоть свои усердные ко
господу богу молитвы, которые я не перестаю
ему воссылать утром и вечером о вашем здравии и благоденствии; усугублю и удвою свои молитвы, да сделает вас долголетно счастливыми, а мне сподобит, что я в счастливейшие времена поживу
с вами еще сколько-нибудь на земле, побеседую
с престарелым моим родителем и похороню во время благоприятное старые ваши косточки…»
— Яша, батюшка, голубчик, не оставь старика: услужи ты мне! — воскликнул
он наконец, приподымаясь на ноги
с быстротою, которой нельзя было ожидать от
его лет. — Услужи мне! Поколь
господь продлит мне век мой, не забуду тебя!.. А я… я было на
них понадеялся! — заключил
он, обращая тоскливо-беспокойное лицо свое к стороне Оки и проводя ладонью по глазам, в которых показались две тощие, едва приметные слезинки.
— Спасибо
ему!.. И тебе, родной, спасибо! Пока
господь век продлит, буду молить за вас
господа! — проговорил Кондратий, между тем как Яша оглядывал
его с прежним добродушным любопытством.
— Дунюшка, опомнись! Христос
с тобой… Не гневи
господа… Един
он властен в жизни… Полно! Я тебя не оставлю… пока жить буду, не оставлю… — повторял отец, попеременно прикладывая ладонь то к глазам своим, то к груди, то ласково опуская ее на голову дочери.
Неточные совпадения
Хлестаков. Вздор — отдохнуть. Извольте, я готов отдохнуть. Завтрак у вас,
господа, хорош… Я доволен, я доволен. (
С декламацией.)Лабардан! лабардан! (Входит в боковую комнату, за
ним городничий.)
Городничий (в страхе).Что вы,
господь с вами! это не
он.
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего
барина. Голос
его всегда почти ровен, в разговоре
с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение.
Он умнее своего
барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм
его — серый или синий поношенный сюртук.
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога,
господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог
с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите
с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
Трубят рога охотничьи, // Помещик возвращается //
С охоты. Я к
нему: // «Не выдай! Будь заступником!» // — В чем дело? — Кликнул старосту // И мигом порешил: // — Подпаска малолетнего // По младости, по глупости // Простить… а бабу дерзкую // Примерно наказать! — // «Ай,
барин!» Я подпрыгнула: // «Освободил Федотушку! // Иди домой, Федот!»