Неточные совпадения
А ну-ка, ну-ка прочти! — заключил он с некоторым видом покровительства, когда я наконец принес книгу и все мы после чаю уселись за круглый стол, — прочти-ка,
что ты там настрочил; много кричат о
тебе!
—
Ну,
ну, хорошо, хорошо! Я ведь так, спроста говорю. Генерал не генерал, а пойдемте-ка ужинать. Ах
ты чувствительная! — прибавил он, потрепав свою Наташу по раскрасневшейся щечке,
что любил делать при всяком удобном случае, — я, вот видишь ли, Ваня, любя говорил.
Ну, хоть и не генерал (далеко до генерала!), а все-таки известное лицо, сочинитель!
— А вот
что я скажу
тебе, Ваня, — решил старик, надумавшись, — я и сам это видел, заметил и, признаюсь, даже обрадовался,
что ты и Наташа…
ну, да
чего тут!
Ты, положим, талант, даже замечательный талант…
ну, не гений, как об
тебе там сперва прокричали, а так, просто талант (я еще вот сегодня читал на
тебя эту критику в «Трутне»; слишком уж там
тебя худо третируют:
ну да ведь это
что ж за газета!).
— Ах, как мне хотелось
тебя видеть! — продолжала она, подавив свои слезы. — Как
ты похудел, какой
ты больной, бледный;
ты в самом деле был нездоров, Ваня?
Что ж я, и не спрошу! Все о себе говорю;
ну, как же теперь твои дела с журналистами?
Что твой новый роман, подвигается ли?
— Так он…
ну да, так это он и умер… Только
ты не печалься, голубчик мой.
Что ж
ты не приходила?
Ты теперь откуда? Его похоронили вчера; он умер вдруг, скоропостижно… Так
ты его внучка?
—
Ты ведь говорил, Ваня,
что он был человек хороший, великодушный, симпатичный, с чувством, с сердцем.
Ну, так вот они все таковы, люди-то с сердцем, симпатичные-то твои! Только и умеют,
что сирот размножать! Гм… да и умирать-то, я думаю, ему было весело!.. Э-э-эх! Уехал бы куда-нибудь отсюда, хоть в Сибирь!..
Что ты, девочка? — спросил он вдруг, увидев на тротуаре ребенка, просившего милостыню.
Я давно
тебя собирался об этом попросить… чтоб
ты уговорил ее согласиться, а мне как-то неловко очень-то просить самому…
ну, да
что о пустяках толковать!
Я-то вот через Матрену много узнаю, а та через Агашу, а Агаша-то крестница Марьи Васильевны,
что у князя в доме проживает…
ну, да ведь
ты сам знаешь.
— Всё злодеи жестокосердые! — продолжала Анна Андреевна, —
ну,
что же она, мой голубчик, горюет, плачет? Ах, пора
тебе идти к ней! Матрена, Матрена! Разбойник, а не девка!.. Не оскорбляли ее? Говори же, Ваня.
— Нет, не заболел, меня задержали, сейчас расскажу.
Ну что с
тобой, Наташа?
Что случилось?
— Как
ты меня любишь, Ваня! — отвечала она, ласково взглянув на меня. —
Ну, а
ты,
что ты теперь делаешь? Как твои-то дела?
— Откудова такой явился? — говорила она, как власть имеющая. —
Что? Где рыскал?
Ну уж иди, иди! А меня
тебе не подмаслить! Ступай-ка; что-то ответишь?
—
Ну что ж,
ну… ничего!.. — отвечала она в ужасном смущении, как будто она же и была виновата. —
Ты… хочешь чаю?
— Ступай, Мавра, ступай, — отвечал он, махая на нее руками и торопясь прогнать ее. — Я буду рассказывать все,
что было, все,
что есть, и все,
что будет, потому
что я все это знаю. Вижу, друзья мои, вы хотите знать, где я был эти пять дней, — это-то я и хочу рассказать; а вы мне не даете.
Ну, и, во-первых, я
тебя все время обманывал, Наташа, все это время, давным-давно уж обманывал, и это-то и есть самое главное.
— Все рассказал! Уж не хвастайся, пожалуйста! — подхватила она. —
Ну,
что ты можешь скрыть?
Ну,
тебе ли быть обманщиком? Даже Мавра все узнала. Знала
ты, Мавра?
— Да ничего, конечно, не сделается… ах, голубчик
ты мой!
Ну,
что ж
тебе сказал Юлий Цезарь?
— И
ты прежде этого мог рассказывать о своих подвигах у какой-то глухой княгини! Ах, Алеша, Алеша! — вскрикнула она, с упреком на него глядя. —
Ну что ж Катя? Была рада, весела, когда отпускала
тебя?
— Ах,
ты опять! — вскричал я, —
ну, я так и думал,
что ты придешь. Войди же!
—
Ну, брат Маслобоев, это
ты врешь, — прервал я его. — Во-первых, генералы, хоть бы и литературные, и с виду не такие бывают, как я, а второе, позволь
тебе сказать, я действительно припоминаю,
что раза два
тебя на улице встретил, да
ты сам, видимо, избегал меня, а мне
что ж подходить, коли вижу, человек избегает. И знаешь,
что и думаю? Не будь
ты теперь хмелен,
ты бы и теперь меня не окликнул. Не правда ли?
Ну, здравствуй! Я, брат, очень, очень рад,
что тебя встретил.
Ну,
что ты так на меня смотришь?
Все может с человеком случиться,
что даже и не снилось ему никогда, и уж особенно тогда…
ну, да хоть тогда, когда мы с
тобой зубрили Корнелия Непота!
Ну, а
тебе нельзя представлять себе,
что ты Дант или Фридрих Барбаруса, во-первых, потому
что ты хочешь быть сам по себе, а во-вторых, потому
что тебе всякое хотение запрещено, ибо
ты почтовая кляча.
—
Ну,
что ж теперь скажешь мне про ту историю, которую я сейчас
тебе рассказал. Придумал
ты что или нет?
—
Ну, брат, я ожидал,
что ты живешь неказисто, — заметил он, осматриваясь, — но, право, не думал,
что найду
тебя в таком сундуке.
Ну, да это-то, положим, ничего, а главная беда в том,
что тебя все эти посторонние хлопоты только отвлекают от работы.
— Она все говорит,
что никуда от меня не пойдет. Да и бог знает, как там ее примут, так
что я и не знаю.
Ну что, друг мой, как
ты?
Ты вчера была как будто нездорова! — спросил я ее робея.
—
Ну, — сказала Мавра в раздумье, — значит, больно ее задело, когда уж перед
тобой признаться не хочет,
что не был.
Ну, молодец!
— А, так у него была и внучка!
Ну, братец, чудак же она! Как глядит, как глядит! Просто говорю: еще бы
ты минут пять не пришел, я бы здесь не высидел. Насилу отперла и до сих пор ни слова; просто жутко с ней, на человеческое существо не похожа. Да как она здесь очутилась? А, понимаю, верно, к деду пришла, не зная,
что он умер.
— Гм! каков дед, такова и внучка. После все это мне расскажешь. Может быть, можно будет и помочь чем-нибудь, так чем-нибудь, коль уж она такая несчастная…
Ну, а теперь нельзя ли, брат, ей сказать, чтоб она ушла, потому
что поговорить с
тобой надо серьезно.
—
Ну, да
что тут еще объяснять! Сам понимаешь. Просто-запросто я вызываю князя на дуэль, а
тебя прошу устроить это дело и быть моим секундантом.
— Не пренебрегай этим, Ваня, голубчик, не пренебрегай! Сегодня никуда не ходи. Анне Андреевне так и скажу, в каком
ты положении. Не надо ли доктора? Завтра навещу
тебя; по крайней мере всеми силами постараюсь, если только сам буду ноги таскать. А теперь лег бы
ты…
Ну, прощай. Прощай, девочка; отворотилась! Слушай, друг мой! Вот еще пять рублей; это девочке.
Ты, впрочем, ей не говори,
что я дал, а так, просто истрать на нее,
ну там башмачонки какие-нибудь, белье… мало ль
что понадобится! Прощай, друг мой…
— Ах, как не хорошо это все,
что ты говоришь, Леночка. И какой вздор:
ну к кому
ты можешь наняться?
— Знаю, знаю,
что ты скажешь, — перебил Алеша: — «Если мог быть у Кати, то у
тебя должно быть вдвое причин быть здесь». Совершенно с
тобой согласен и даже прибавлю от себя: не вдвое причин, а в миллион больше причин! Но, во-первых, бывают же странные, неожиданные события в жизни, которые все перемешивают и ставят вверх дном.
Ну, вот и со мной случились такие события. Говорю же я,
что в эти дни я совершенно изменился, весь до конца ногтей; стало быть, были же важные обстоятельства!
Ты смеешься,
ну, я так и знал,
что ты будешь смеяться!
— Полно, Нелли,
ты рассердилась! — начал я, подходя к ней, — ведь это все неправда,
что написано, — выдумка;
ну,
чего ж тут сердиться! Чувствительная
ты девочка!
—
Ты все шутишь, Маслобоев. Я Александре Семеновне поклянусь,
что на будущей неделе,
ну хоть в пятницу, приду к вам обедать; а теперь, брат, я дал слово, или, лучше сказать, мне просто надобно быть в одном месте. Лучше объясни мне:
что ты хотел сообщить?
— Князь! — вскричал Маслобоев, — этот князь, брат, такая шельма, такой плут…
ну! Я, брат, вот
что тебе скажу: я хоть и сам плут, но из одного целомудрия не захотел бы быть в его коже! Но довольно; молчок! Только это одно об нем и могу сказать.
—
Ну, так и кончено. Теперь же, Ваня, — начал он с некоторою торжественностью, — я имею к
тебе одну просьбицу.
Ты же исполни. Расскажи мне по возможности подробнее,
что у
тебя за дела, куда
ты ходишь, где бываешь по целым дням? Я хоть отчасти и слышал и знаю, но мне надобно знать гораздо подробнее.
— Хорошо, так и быть; я, брат, вообще употребляюсь иногда по иным делам. Но рассуди: мне ведь иные и доверяются-то потому,
что я не болтун. Как же я
тебе буду рассказывать? Так и не взыщи, если расскажу вообще, слишком вообще, для того только, чтоб доказать: какой, дескать, он выходит подлец.
Ну, начинай же сначала
ты, про свое.
— Мало ли о
чем, — отвечала она серьезно. — Вот хоть бы о том, правду ли он рассказывает про Наталью Николаевну,
что она не оскорбляется, когда он ее в такое время оставляет одну?
Ну, можно ли так поступать, как он?
Ну, зачем
ты теперь здесь, скажи, пожалуйста?
—
Ну, так
что ж
тебе, Нелли, если он ее бросит?
—
Что! Она дома? Опять? Ах, Нелли, Нелли,
что это с
тобой делается?
Ну да хорошо,
что по крайней мере дома… где вы отыскали ее, Иван Петрович?
— Нет, Ваня, не то; ведь я не так глуп, чтоб задавать такие вопросы; но в том-то и дело,
что я тут сам ничего не знаю. Я спрашиваю себя и не могу ответить. А
ты смотришь со стороны и, может, больше моего знаешь…
Ну, хоть и не знаешь, то скажи, как
тебе кажется?
О Наташа, ведь
ты помнишь, как я прежде
тебя любил:
ну, а теперь и во все это время я
тебя вдвое, в тысячу раз больше любил,
чем прежде!
—
Ну, вот уж
ты сейчас: «
что,
что такое?», точно и бог знает
что случилось.
Ты, брат Ваня, ни дать ни взять, моя Александра Семеновна, и вообще все это несносное бабье… Терпеть не могу бабья!.. Ворона каркнет — сейчас и «
что,
что такое?»
—
Ну, и заревел сейчас: «
что ты!» То есть ровно ничего говорить нельзя с этими людьми! — вскричал он, неистово махнув рукой. — Я разве говорил
тебе что-нибудь положительно, легкомысленная
ты голова? Говорил я
тебе,
что она доказанная законнаякнязева дочь? Говорил или нет?..
— Да ведь
ты сам знаешь,
что она дочь князя, — отвечал он, глядя на меня с какою-то злобною укоризною, —
ну, к
чему такие праздные вопросы делать, пустой
ты человек? Главное не в этом, а в том,
что она знает,
что она не просто дочь князя, а законнаядочь князя, — понимаешь
ты это?