Неточные совпадения
«Что мне за
дело до него, —
думал я, припоминая то странное, болезненное ощущение, с которым я глядел на него еще на улице.
Но старик даже и не пошевелился. Между немцами раздался ропот негодования. Сам Миллер, привлеченный шумом, вошел в комнату. Вникнув в
дело, он
подумал, что старик глух, и нагнулся к самому его уху.
«А кто знает, —
думал я, — может быть, кто-нибудь и наведается о старике!» Впрочем, прошло уже пять
дней, как он умер, а еще никто не приходил.
Больной ведь он, в такую погоду, на ночь глядя; ну,
думаю, верно, за чем-нибудь важным; а чему ж и быть-то важнее известного вам
дела?
— Ну, вот по крайней мере, хоть ты, Иван,
дело говоришь. Я так и
думал. Брошу все и уеду.
— Нет, в самом
деле, — подхватил Ихменев, разгорячая сам себя с злобною, упорною радостию, — как ты
думаешь, Ваня, ведь, право, пойти! На что в Сибирь ехать! А лучше я вот завтра разоденусь, причешусь да приглажусь; Анна Андреевна манишку новую приготовит (к такому лицу уж нельзя иначе!), перчатки для полного бонтону купить да и пойти к его сиятельству: батюшка, ваше сиятельство, кормилец, отец родной! Прости и помилуй, дай кусок хлеба, — жена, дети маленькие!.. Так ли, Анна Андреевна? Этого ли хочешь?
— И ты в самом
деле думаешь, что он ходил ко мне?
— Без условий! Это невозможно; и не упрекай меня, Ваня, напрасно. Я об этом
дни и ночи
думала и
думаю. После того как я их покинула, может быть, не было
дня, чтоб я об этом не
думала. Да и сколько раз мы с тобой же об этом говорили! Ведь ты знаешь сам, что это невозможно!
За три
дня до моего ухода он приметил, что я грустна, тотчас же и сам загрустил до болезни, и — как ты
думаешь? — чтоб развеселить меня, он придумал взять билет в театр!..
— Нет, пойдем! Я тебя только ждала, Ваня! Я уже три
дня об этом
думаю. Об этом-то
деле я и писала к тебе… Ты меня должен проводить; ты не должен отказать мне в этом… Я тебя ждала… Три
дня… Там сегодня вечер… он там… пойдем!
— Да дайте же, дайте мне рассказать, — покрывал нас всех Алеша своим звонким голосом. — Они
думают, что все это, как и прежде… что я с пустяками приехал… Я вам говорю, что у меня самое интересное
дело. Да замолчите ли вы когда-нибудь!
— Послушай, Алеша, ты бы лучше рассказывал о
деле! — вскричала нетерпеливая Наташа. — Я
думала, ты что-нибудь про наше расскажешь, а тебе только хочется рассказать, как ты там отличился у графа Наинского. Какое мне
дело до твоего графа!
Я поспешил ее обнадежить. Она замолчала, взяла было своими горячими пальчиками мою руку, но тотчас же отбросила ее, как будто опомнившись. «Не может быть, чтоб она в самом
деле чувствовала ко мне такое отвращение, —
подумал я. — Это ее манера, или… или просто бедняжка видела столько горя, что уж не доверяет никому на свете».
Наконец она и в самом
деле заснула и, к величайшему моему удовольствию, спокойно, без бреду и без стонов. На меня напало раздумье; Наташа не только могла, не зная, в чем
дело, рассердиться на меня за то, что я не приходил к ней сегодня, но даже,
думал я, наверно будет огорчена моим невниманием именно в такое время, когда, может быть, я ей наиболее нужен. У нее даже наверно могли случиться теперь какие-нибудь хлопоты, какое-нибудь
дело препоручить мне, а меня, как нарочно, и нет.
— Прощай. — Она подала мне руку как-то небрежно и отвернулась от моего последнего прощального взгляда. Я вышел от нее несколько удивленный. «А впрочем, —
подумал я, — есть же ей об чем и задуматься.
Дела не шуточные. А завтра все первая же мне и расскажет».
— Послушайте, Николай Сергеич, решим так: подождем. Будьте уверены, что не одни глаза смотрят за этим
делом, и, может быть, оно разрешится самым лучшим образом, само собою, без насильственных и искусственных разрешений, как например эта дуэль. Время — самый лучший разрешитель! А наконец, позвольте вам сказать, что весь ваш проект совершенно невозможен. Неужели ж вы могли хоть одну минуту
думать, что князь примет ваш вызов?
И неужели ты ни разу не
подумал, сколько горьких мыслей, сколько сомнений, подозрений послал ты в эти
дни Наталье Николаевне?
— Я говорю, — настойчиво перебила Наташа, — вы спросили себя в тот вечер: «Что теперь делать?» — и решили: позволить ему жениться на мне, не в самом
деле, а только так, на словах,чтоб только его успокоить. Срок свадьбы,
думали вы, можно отдалять сколько угодно; а между тем новая любовь началась; вы это заметили. И вот на этом-то начале новой любви вы все и основали.
— Потом вспомнил, а вчера забыл. Об
деле действительно хотел с тобою поговорить, но пуще всего надо было утешить Александру Семеновну. «Вот, говорит, есть человек, оказался приятель, зачем не позовешь?» И уж меня, брат, четверо суток за тебя продергивают. За бергамот мне, конечно, на том свете сорок грехов простят, но,
думаю, отчего же не посидеть вечерок по-приятельски? Я и употребил стратагему [военную хитрость]: написал, что, дескать, такое
дело, что если не придешь, то все наши корабли потонут.
— Ради бога, поедемте! Что же со мной-то вы сделаете? Ведь я вас ждал полтора часа!.. Притом же мне с вами так надо, так надо поговорить — вы понимаете о чем? Вы все это
дело знаете лучше меня… Мы, может быть, решим что-нибудь, остановимся на чем-нибудь,
подумайте! Ради бога, не отказывайте.
Ехать было недолго, к Торговому мосту. Первую минуту мы молчали. Я все
думал: как-то он со мной заговорит? Мне казалось, что он будет меня пробовать, ощупывать, выпытывать. Но он заговорил без всяких изворотов и прямо приступил к
делу.
— Гм… вы слишком пылки, и на свете некоторые
дела не так делаются, как вы воображаете, — спокойно заметил князь на мое восклицание. — Я, впрочем,
думаю, что об этом могла бы отчасти решить Наталья Николаевна; вы ей передайте это. Она могла бы посоветовать.
— Я ведь только так об этом заговорила; будемте говорить о самом главном. Научите меня, Иван Петрович: вот я чувствую теперь, что я Наташина соперница, я ведь это знаю, как же мне поступать? Я потому и спросила вас: будут ли они счастливы. Я об этом
день и ночь
думаю. Положение Наташи ужасно, ужасно! Ведь он совсем ее перестал любить, а меня все больше и больше любит. Ведь так?
— О нет, мой друг, нет, я в эту минуту просто-запросто деловой человек и хочу вашего счастья. Одним словом, я хочу уладить все
дело. Но оставим на время все
дело,а вы меня дослушайте до конца, постарайтесь не горячиться, хоть две какие-нибудь минутки. Ну, как вы
думаете, что если б вам жениться? Видите, я ведь теперь совершенно говорю о постороннем;что ж вы на меня с таким удивлением смотрите?
Но назавтра же Нелли проснулась грустная и угрюмая, нехотя отвечала мне. Сама же ничего со мной не заговаривала, точно сердилась на меня. Я заметил только несколько взглядов ее, брошенных на меня вскользь, как бы украдкой; в этих взглядах было много какой-то затаенной сердечной боли, но все-таки в них проглядывала нежность, которой не было, когда она прямо глядела на меня. В этот-то
день и происходила сцена при приеме лекарства с доктором; я не знал, что
подумать.
В смертельной тоске возвращался я к себе домой поздно вечером. Мне надо было в этот вечер быть у Наташи; она сама звала меня еще утром. Но я даже и не ел ничего в этот
день; мысль о Нелли возмущала всю мою душу. «Что же это такое? —
думал я. — Неужели ж это такое мудреное следствие болезни? Уж не сумасшедшая ли она или сходит с ума? Но, боже мой, где она теперь, где я сыщу ее!»
Я
думал, что она еще не знает, что Алеша, по непременному распоряжению князя, должен был сопровождать графиню и Катю в деревню, и затруднялся, как открыть ей это, чтоб по возможности смягчить удар. Но каково же было мое изумление, когда Наташа с первых же слов остановила меня и сказала, что нечего ее утешать,что она уже пять
дней, как знает про это.
В тот
день я бы мог сходить к Ихменевым, и подмывало меня на это, но я не пошел. Мне казалось, что старику будет тяжело смотреть на меня; он даже мог
подумать, что я нарочно прибежал вследствие встречи. Пошел я к ним уже на третий
день; старик был грустен, но встретил меня довольно развязно и все говорил о
делах.
Когда же я рассказала, то мамаша опять очень обрадовалась и тотчас же хотела идти к дедушке, на другой же
день; но на другой
день стала
думать и бояться и все боялась, целых три
дня; так и не ходила.
Когда я пришла домой, я отдала деньги и все рассказала мамаше, и мамаше сделалось хуже, а сама я всю ночь была больна и на другой
день тоже вся в жару была, но я только об одном
думала, потому что сердилась на дедушку, и когда мамаша заснула, пошла на улицу, к дедушкиной квартире, и, не доходя, стала на мосту.
Она
думает, что он до того все это знает (ну там законы и все это), что всякое
дело может обделать.