Неточные совпадения
А между тем одна
только эта женщина
не произвела в нем со страстной стороны никакого особенного впечатления.
Превосходное имение его находилось сейчас же на выезде из нашего городка и граничило с землей нашего знаменитого монастыря, с которым Петр Александрович, еще в самых молодых летах, как
только получил наследство, мигом начал нескончаемый процесс за право каких-то ловель в реке или порубок в лесу, доподлинно
не знаю, но начать процесс с «клерикалами» почел даже своею гражданскою и просвещенною обязанностью.
Повествуют, что она мигом, безо всяких объяснений,
только что увидала его, задала ему две знатные и звонкие пощечины и три раза рванула его за вихор сверху вниз, затем,
не прибавив ни слова, направилась прямо в избу к двум мальчикам.
Списавшись с Федором Павловичем и мигом угадав, что от него денег на воспитание его же детей
не вытащишь (хотя тот прямо никогда
не отказывал, а
только всегда в этаких случаях тянул, иногда даже изливаясь в чувствительностях), он принял в сиротах участие лично и особенно полюбил младшего из них, Алексея, так что тот долгое время даже и рос в его семействе.
Алеша
не выказал на могилке матери никакой особенной чувствительности; он
только выслушал важный и резонный рассказ Григория о сооружении плиты, постоял понурившись и ушел,
не вымолвив ни слова.
Хотя, к несчастию,
не понимают эти юноши, что жертва жизнию есть, может быть, самая легчайшая изо всех жертв во множестве таких случаев и что пожертвовать, например, из своей кипучей юностью жизни пять-шесть лет на трудное, тяжелое учение, на науку, хотя бы для того
только, чтобы удесятерить в себе силы для служения той же правде и тому же подвигу, который излюбил и который предложил себе совершить, — такая жертва сплошь да рядом для многих из них почти совсем
не по силам.
Едва
только он, задумавшись серьезно, поразился убеждением, что бессмертие и Бог существуют, то сейчас же, естественно, сказал себе: «Хочу жить для бессмертия, а половинного компромисса
не принимаю».
Исцеление ли было в самом деле или
только естественное улучшение в ходе болезни — для Алеши в этом вопроса
не существовало, ибо он вполне уже верил в духовную силу своего учителя, и слава его была как бы собственным его торжеством.
Дмитрий задумался, потому что ничего
не мог припомнить, что бы такое ему обещал, ответил
только письмом, что изо всех сил себя сдержит «пред низостью», и хотя глубоко уважает старца и брата Ивана, но убежден, что тут или какая-нибудь ему ловушка, или недостойная комедия.
— Да еще же бы нет? Да я зачем же сюда и приехал, как
не видеть все их здешние обычаи. Я одним
только затрудняюсь, именно тем, что я теперь с вами, Федор Павлович…
— Его карточку видел. Хоть
не чертами лица, так чем-то неизъяснимым. Чистейший второй экземпляр фон Зона. Я это всегда по одной
только физиономии узнаю.
— А пожалуй; вы в этом знаток.
Только вот что, Федор Павлович, вы сами сейчас изволили упомянуть, что мы дали слово вести себя прилично, помните. Говорю вам, удержитесь. А начнете шута из себя строить, так я
не намерен, чтобы меня с вами на одну доску здесь поставили… Видите, какой человек, — обратился он к монаху, — я вот с ним боюсь входить к порядочным людям.
— В чужой монастырь со своим уставом
не ходят, — заметил он. — Всех здесь в скиту двадцать пять святых спасаются, друг на друга смотрят и капусту едят. И ни одной-то женщины в эти врата
не войдет, вот что особенно замечательно. И это ведь действительно так.
Только как же я слышал, что старец дам принимает? — обратился он вдруг к монашку.
Действительно, хоть роз теперь и
не было, но было множество редких и прекрасных осенних цветов везде, где
только можно было их насадить. Лелеяла их, видимо, опытная рука. Цветники устроены были в оградах церквей и между могил. Домик, в котором находилась келья старца, деревянный, одноэтажный, с галереей пред входом, был тоже обсажен цветами.
Только давно уж это произошло, так что уж
не стыдно и рассказать; вечно-то я так себе наврежу!
Я шут коренной, с рождения, все равно, ваше преподобие, что юродивый;
не спорю, что и дух нечистый, может, во мне заключается, небольшого, впрочем, калибра, поважнее-то другую бы квартиру выбрал,
только не вашу, Петр Александрович, и вы ведь квартира неважная.
— Я вам, господа, зато всю правду скажу: старец великий! простите, я последнее, о крещении-то Дидерота, сам сейчас присочинил, вот сию
только минуточку, вот как рассказывал, а прежде никогда и в голову
не приходило.
Старец великий, кстати, вот было забыл, а ведь так и положил, еще с третьего года, здесь справиться, именно заехать сюда и настоятельно разузнать и спросить:
не прикажите
только Петру Александровичу прерывать.
— Какой вздор, и все это вздор, — бормотал он. — Я действительно, может быть, говорил когда-то…
только не вам. Мне самому говорили. Я это в Париже слышал, от одного француза, что будто бы у нас в Четьи-Минеи это за обедней читают… Это очень ученый человек, который специально изучал статистику России… долго жил в России… Я сам Четьи-Минеи
не читал… да и
не стану читать… Мало ли что болтается за обедом?.. Мы тогда обедали…
Странное же и мгновенное исцеление беснующейся и бьющейся женщины,
только лишь, бывало, ее подведут к дарам, которое объясняли мне притворством и сверх того фокусом, устраиваемым чуть ли
не самими «клерикалами», происходило, вероятно, тоже самым натуральным образом, и подводившие ее к дарам бабы, а главное, и сама больная, вполне веровали, как установившейся истине, что нечистый дух, овладевший больною, никогда
не может вынести, если ее, больную, подведя к дарам, наклонят пред ними.
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж ему и быть, коль
не у Господа и Бога,
только здесь-то, с нами-то его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И хотя бы я
только взглянула на него лишь разочек,
только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и
не подошла бы к нему,
не промолвила, в углу бы притаилась,
только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?»
Только б услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик, всего бы
только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как, бывало, бежит ко мне, кричит да смеется,
только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
И
не утешайся, и
не надо тебе утешаться,
не утешайся и плачь,
только каждый раз, когда плачешь, вспоминай неуклонно, что сыночек твой — есть единый от ангелов Божиих — оттуда на тебя смотрит и видит тебя, и на твои слезы радуется, и на них Господу Богу указывает.
Только бы покаяние
не оскудевало в тебе — и все Бог простит.
— Вы и нас забыли, Алексей Федорович, вы совсем
не хотите бывать у нас: а между тем Lise мне два раза говорила, что
только с вами ей хорошо.
Я стою и кругом вижу, что всем все равно, почти всем, никто об этом теперь
не заботится, а я одна
только переносить этого
не могу.
— Вы меня раздавили! Я теперь
только, вот в это мгновение, как вы говорили, поняла, что я действительно ждала
только вашей похвалы моей искренности, когда вам рассказывала о том, что
не выдержу неблагодарности. Вы мне подсказали меня, вы уловили меня и мне же объяснили меня!
Тут действительно доходит до того, что даже и жизнь отдают,
только бы
не продлилось долго, а поскорей совершилось, как бы на сцене, и чтобы все глядели и хвалили.
Таким образом, пред одною
только церковью современный преступник и способен сознать вину свою, а
не то что пред государством.
Во многих случаях, казалось бы, и у нас то же; но в том и дело, что, кроме установленных судов, есть у нас, сверх того, еще и церковь, которая никогда
не теряет общения с преступником, как с милым и все еще дорогим сыном своим, а сверх того, есть и сохраняется, хотя бы даже
только мысленно, и суд церкви, теперь хотя и
не деятельный, но все же живущий для будущего, хотя бы в мечте, да и преступником самим несомненно, инстинктом души его, признаваемый.
Ваше преподобие, поверьте, что я всех обнаруженных здесь подробностей в точности
не знал,
не хотел им верить и
только теперь в первый раз узнаю…
— Дмитрий Федорович! — завопил вдруг каким-то
не своим голосом Федор Павлович, — если бы
только вы
не мой сын, то я в ту же минуту вызвал бы вас на дуэль… на пистолетах, на расстоянии трех шагов… через платок! через платок! — кончил он, топая обеими ногами.
Дмитрий Федорович стоял несколько мгновений как пораженный: ему поклон в ноги — что такое? Наконец вдруг вскрикнул: «О Боже!» — и, закрыв руками лицо, бросился вон из комнаты. За ним повалили гурьбой и все гости, от смущения даже
не простясь и
не откланявшись хозяину. Одни
только иеромонахи опять подошли под благословение.
И однако, все шли. Монашек молчал и слушал. Дорогой через песок он
только раз лишь заметил, что отец игумен давно уже ожидают и что более получаса опоздали. Ему
не ответили. Миусов с ненавистью посмотрел на Ивана Федоровича.
— Ты там нужнее. Там миру нет. Прислужишь и пригодишься. Подымутся беси, молитву читай. И знай, сынок (старец любил его так называть), что и впредь тебе
не здесь место. Запомни сие, юноша. Как
только сподобит Бог преставиться мне — и уходи из монастыря. Совсем иди.
— Нет, Миша, нет, если
только это, так ты меня ободрил. До того
не дойдет.
Прежде она ему тут
только по делишкам каким-то темным да кабачным на жалованье прислуживала, а теперь вдруг догадался и разглядел, остервенился, с предложениями лезет,
не с честными конечно.
— Где ты мог это слышать? Нет, вы, господа Карамазовы, каких-то великих и древних дворян из себя корчите, тогда как отец твой бегал шутом по чужим столам да при милости на кухне числился. Положим, я
только поповский сын и тля пред вами, дворянами, но
не оскорбляйте же меня так весело и беспутно. У меня тоже честь есть, Алексей Федорович. Я Грушеньке
не могу быть родней, публичной девке, прошу понять-с!
«За что вы такого-то так ненавидите?» И он ответил тогда, в припадке своего шутовского бесстыдства: «А вот за что: он, правда, мне ничего
не сделал, но зато я сделал ему одну бессовестнейшую пакость, и
только что сделал, тотчас же за то и возненавидел его».
Сокровеннейшее ощущение его в этот миг можно было бы выразить такими словами: «Ведь уж теперь себя
не реабилитируешь, так давай-ка я им еще наплюю до бесстыдства:
не стыжусь, дескать, вас, да и
только!» Кучеру он велел подождать, а сам скорыми шагами воротился в монастырь и прямо к игумену.
Он еще
не знал хорошо, что сделает, но знал, что уже
не владеет собою и — чуть толчок — мигом дойдет теперь до последнего предела какой-нибудь мерзости, — впрочем,
только мерзости, а отнюдь
не какого-нибудь преступления или такой выходки, за которую может суд наказать.
Но Иван Федорович, усевшийся уже на место, молча и изо всей силы вдруг отпихнул в грудь Максимова, и тот отлетел на сажень. Если
не упал, то
только случайно.
Дело было именно в том, чтобы был непременно другой человек, старинный и дружественный, чтобы в больную минуту позвать его,
только с тем чтобы всмотреться в его лицо, пожалуй переброситься словцом, совсем даже посторонним каким-нибудь, и коли он ничего,
не сердится, то как-то и легче сердцу, а коли сердится, ну, тогда грустней.
Бить он ее никогда
не бивал, разве всего
только один раз, да и то слегка.
Войдя в избу, где собрался причт и пришли гости и, наконец, сам Федор Павлович, явившийся лично в качестве восприемника, он вдруг заявил, что ребенка «
не надо бы крестить вовсе», — заявил
не громко, в словах
не распространялся, еле выцеживал по словечку, а
только тупо и пристально смотрел при этом на священника.
Впрочем, ничему
не помешал,
только все две недели, как жил болезненный мальчик, почти
не глядел на него, даже замечать
не хотел и большею частью уходил из избы.
Сама же питалась
не иначе как
только черным хлебом с водой.
Утверждали и у нас иные из господ, что все это она делает лишь из гордости, но как-то это
не вязалось: она и говорить-то ни слова
не умела и изредка
только шевелила что-то языком и мычала — какая уж тут гордость.
И
не женщины вообще он боялся в ней: женщин он знал, конечно, мало, но все-таки всю жизнь, с самого младенчества и до самого монастыря,
только с ними одними и жил.
— Хорошо, что ты сам оглянулся, а то я чуть было тебе
не крикнул, — радостно и торопливо прошептал ему Дмитрий Федорович. — Полезай сюда! Быстро! Ах, как славно, что ты пришел. Я
только что о тебе думал…
Не пьянствую я, а лишь «лакомствую», как говорит твой свинья Ракитин, который будет статским советником и все будет говорить «лакомствую». Садись. Я бы взял тебя, Алешка, и прижал к груди, да так, чтобы раздавить, ибо на всем свете… по-настоящему… по-на-сто-яще-му… (вникни! вникни!) люблю
только одного тебя!