Неточные совпадения
— Ба, ба! что я вижу! — вскричал Nicolas, вдруг заметив на самом видном
месте, на столе, том Консидерана. — Да уж не фурьерист ли вы? Ведь чего доброго! Так разве
это не тот же перевод
с французского? — засмеялся он, стуча пальцами в книгу.
— Да всё
это такие пустяки-с… то есть
этот капитан, по всем видимостям, уезжал от нас тогда не для фальшивых бумажек, а единственно затем только, чтоб
эту сестрицу свою разыскать, а та будто бы от него пряталась в неизвестном
месте; ну а теперь привез, вот и вся история.
Так, верите ли, точно я его вдруг сзади кнутом схлестнул, без его позволения; просто привскочил
с места: «Да, говорит… да, говорит, только
это, говорит, не может повлиять…»; на что повлиять — не досказал; да так потом горестно задумался, так задумался, что и хмель соскочил.
Довольно странно было и вне обыкновенных приемов
это навязчивое желание
этого вдруг упавшего
с неба господина рассказывать чужие анекдоты. Но он поймал Варвару Петровну на удочку, дотронувшись до слишком наболевшего
места. Я еще не знал тогда характера
этого человека вполне, а уж тем более его намерений.
Можете представить, что когда уехал тогда Николай Всеволодович (я начинаю
с того именно
места, где остановился, Варвара Петровна),
этот господин, вот
этот самый господин Лебядкин мигом вообразил себя вправе распорядиться пенсионом, назначенным его сестрице, без остатка; и распорядился.
Он отстал. Николай Всеволодович дошел до
места озабоченный.
Этот с неба упавший человек совершенно был убежден в своей для него необходимости и слишком нагло спешил заявить об
этом. Вообще
с ним не церемонились. Но могло быть и то, что бродяга не всё лгал и напрашивался на службу в самом деле только от себя, и именно потихоньку от Петра Степановича; а уж
это было всего любопытнее.
— Это-с? — повернулся тоже и Лебядкин. —
Это от ваших же щедрот, в виде, так сказать, новоселья, взяв тоже во внимание дальнейший путь и естественную усталость, — умилительно подхихикнул он, затем встал
с места и на цыпочках, почтительно и осторожно снял со столика в углу скатерть. Под нею оказалась приготовленная закуска: ветчина, телятина, сардины, сыр, маленький зеленоватый графинчик и длинная бутылка бордо; всё было улажено чисто,
с знанием дела и почти щегольски.
— Если хотите. Не знаю, впрочем, как вы
это устроите, — проговорила она в нерешимости. — Я была намерена сама объясниться
с ним и хотела назначить день и
место. — Она сильно нахмурилась.
— То есть, видишь ли, она хочет назначить тебе день и
место для взаимного объяснения; остатки вашего сентиментальничанья. Ты
с нею двадцать лет кокетничал и приучил ее к самым смешным приемам. Но не беспокойся, теперь уж совсем не то; она сама поминутно говорит, что теперь только начала «презирать». Я ей прямо растолковал, что вся
эта ваша дружба есть одно только взаимное излияние помой. Она мне много, брат, рассказала; фу, какую лакейскую должность исполнял ты всё время. Даже я краснел за тебя.
— Ведь
это только одни слова
с вашей стороны, — проговорил он вдруг, — мстительные и торжествующие слова: я уверен, вы понимаете недосказанное в строках, и неужели есть тут
место мелкому тщеславию?
Если бы вы хотели взять мое
место у налоя, то могли
это сделать безо всякого позволения
с моей стороны, и мне, конечно, нечего было приходить к вам
с безумием.
Все
эти пятеро деятелей составили свою первую кучку
с теплою верой, что она лишь единица между сотнями и тысячами таких же пятерок, как и ихняя, разбросанных по России, и что все зависят от какого-то центрального, огромного, но тайного
места, которое в свою очередь связано органически
с европейскою всемирною революцией.
— Вчера меня известили из их глупого комитета, чрез Высоцкого, что на меня рассчитывают и приглашают на
этот завтрашний праздник в число распорядителей, или как их… в число тех шести молодых людей, которые назначены смотреть за подносами, ухаживать за дамами, отводить гостям
место и носить бант из белых
с пунсовыми лент на левом плече.
— Мысль великая, но исповедующие не всегда великаны, et brisons-là, mon cher, [и на
этом кончим, мой милый (фр.).] — заключил Степан Трофимович, обращаясь к сыну и красиво приподымаясь
с места.
— Друг мой, я
это для великой идеи, — говорил он мне, очевидно оправдываясь. — Cher ami, я двинулся
с двадцатипятилетнего
места и вдруг поехал, куда — не знаю, но я поехал…
Что же до людей поэтических, то предводительша, например, объявила Кармазинову, что она после чтения велит тотчас же вделать в стену своей белой залы мраморную доску
с золотою надписью, что такого-то числа и года, здесь, на сем
месте, великий русский и европейский писатель, кладя перо, прочел «Merci» и таким образом в первый раз простился
с русскою публикой в лице представителей нашего города, и что
эту надпись все уже прочтут на бале, то есть всего только пять часов спустя после того, как будет прочитано «Merci».
— Господин Кармазинов, — раздался вдруг один свежий юный голос из глубины залы.
Это был голос очень молоденького учителя уездного училища, прекрасного молодого человека, тихого и благородного, у нас недавнего еще гостя. Он даже привстал
с места. — Господин Кармазинов, если б я имел счастие так полюбить, как вы нам описали, то, право, я не поместил бы про мою любовь в статью, назначенную для публичного чтения…
Но покамест он визжал без толку и без порядку, нарушался порядок и в зале. Многие повскочили
с мест, иные хлынули вперед, ближе к эстраде. Вообще всё
это произошло гораздо быстрее, чем я описываю, и мер не успели принять. Может, тоже и не хотели.
Так, например, один пожилой господин, невысокого роста, во фраке, — одним словом, так, как все одеваются, —
с почтенною седою бородой (подвязанною, и в
этом состоял весь костюм), танцуя, толокся на одном
месте с солидным выражением в лице, часто и мелко семеня ногами и почти не сдвигаясь
с места.
Не помню только, где впервые раздался
этот ужасный крик: в залах ли, или, кажется, кто-то вбежал
с лестницы из передней, но вслед за тем наступила такая тревога, что и рассказать не возьмусь. Больше половины собравшейся на бал публики были из Заречья — владетели тамошних деревянных домов или их обитатели. Бросились к окнам, мигом раздвинули гардины, сорвали шторы. Заречье пылало. Правда, пожар только еще начался, но пылало в трех совершенно разных
местах, — это-то и испугало.
Она только что сейчас воротилась в избу, в которой оставались ее вещи на лавке, подле самого того
места, которое занял Степан Трофимович, — между прочим, портфель, на который, он помнил
это, войдя, посмотрел
с любопытством, и не очень большой клеенчатый мешок.
—
Это… и
это в вашей книге! — воскликнул он, сверкая глазами и приподнимаясь
с изголовья. — Я никогда не знал
этого великого
места! Слышите: скорее холодного, холодного, чем теплого, чем толькотеплого. О, я докажу. Только не оставляйте, не оставляйте меня одного! Мы докажем, мы докажем!
— Друг мой, — произнес Степан Трофимович в большом волнении, — savez-vous,
это чудесное и… необыкновенное
место было мне всю жизнь камнем преткновения… dans ce livre [вы знаете… в
этой книге (фр.).]… так что я
это место еще
с детства упомнил.
Это был весьма почтенный старичок и довольно опытный практик, недавно потерявший у нас, вследствие какой-то амбициозной ссоры
с своим начальством, свое служебное
место.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные
места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком
месте неприлично… Я и прежде хотел вам
это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит
с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого
места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет
этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие на моем
месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Строился новый город на новом
месте, но одновременно
с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что
это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…
Председатель вставал
с места и начинал корчиться; примеру его следовали другие; потом мало-помалу все начинали скакать, кружиться, петь и кричать и производили
эти неистовства до тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц.