Неточные совпадения
— Все
это лишнее, ненужное, cousin! — сказала она, — ничего
этого нет. Предок не любуется на меня, и ореола нет, а я любуюсь на вас и долго не поеду в драму: я вижу сцену здесь, не трогаясь
с места… И знаете, кого вы напоминаете мне? Чацкого…
На ночь он уносил рисунок в дортуар, и однажды, вглядываясь в
эти нежные глаза, следя за линией наклоненной шеи, он вздрогнул, у него сделалось такое замиранье в груди, так захватило ему дыханье, что он в забытьи,
с закрытыми глазами и невольным, чуть сдержанным стоном, прижал рисунок обеими руками к тому
месту, где было так тяжело дышать. Стекло хрустнуло и со звоном полетело на пол…
Нарисовав
эту головку, он уже не знал предела гордости. Рисунок его выставлен
с рисунками старшего класса на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где слабые
места покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да в волосах прибавил три, четыре черные полосы, сделал по точке в каждом глазу — и глаза вдруг стали смотреть точно живые.
Райский вздрогнул и, взволнованный, грустный, воротился домой от проклятого
места. А между тем
эта дичь леса манила его к себе, в таинственную темноту, к обрыву,
с которого вид был хорош на Волгу и оба ее берега.
— Пойдемте, только я близко не пойду, боюсь. У меня голова кружится. И не охотница я до
этого места! Я недолго
с вами пробуду! Бабушка велела об обеде позаботиться. Ведь я хозяйка здесь! У меня ключи от серебра, от кладовой. Я вам велю достать вишневого варенья:
это ваше любимое, Василиса сказывала.
— Одни из
этих артистов просто утопают в картах, в вине, — продолжал Райский, — другие ищут роли. Есть и дон-кихоты между ними: они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно; вообразят себя пророками и апостольствуют в кружках слабых голов, по трактирам.
Это легче, чем работать. Проврутся что-нибудь дерзко про власть, их переводят, пересылают
с места на
место. Они всем в тягость, везде надоели. Кончают они различно, смотря по характеру: кто угодит, вот как вы, на смирение…
Она сидела в своей красивой позе, напротив большого зеркала, и молча улыбалась своему гостю, млея от удовольствия. Она не старалась ни приблизиться, ни взять Райского за руку, не приглашала сесть ближе, а только играла и блистала перед ним своей интересной особой, нечаянно показывала «ножки» и
с улыбкой смотрела, как действуют на него
эти маневры. Если он подходил к ней, она прилично отодвигалась и давала ему подле себя
место.
— Если б я была барышня и хотела только замуж, то, конечно, выбрала бы для
этого кого-нибудь другого, Марк, — сказала она, вставая
с места.
Он перебирал каждый ее шаг, как судебный следователь, и то дрожал от радости, то впадал в уныние и выходил из омута
этого анализа ни безнадежнее, ни увереннее, чем был прежде, а все
с той же мучительной неизвестностью, как купающийся человек, который, думая, что нырнул далеко, выплывает опять на прежнем
месте.
Он старался оправдать загадочность ее поведения
с ним, припоминая свой быстрый натиск: как он вдруг предъявил свои права на ее красоту, свое удивление последней, поклонение, восторги, вспоминал, как она сначала небрежно, а потом энергически отмахивалась от его настояний, как явно смеялась над его страстью, не верила и не верит ей до сих пор, как удаляла его от себя, от
этих мест, убеждала уехать, а он напросился остаться!
«
Этот умок помогает
с успехом пробавляться в обиходной жизни, делать мелкие делишки, прятать грешки и т. д. Но когда женщинам возвратят их права —
эта тонкость, полезная в мелочах и почти всегда вредная в крупных, важных делах, уступит
место прямой человеческой силе — уму».
Райский знал и
это и не лукавил даже перед собой, а хотел только утомить чем-нибудь невыносимую боль, то есть не вдруг удаляться от
этих мест и не класть сразу непреодолимой дали между ею и собою, чтобы не вдруг оборвался
этот нерв, которым он так связан был и
с живой, полной прелести, стройной и нежной фигурой Веры, и
с воплотившимся в ней его идеалом, живущим в ее образе вопреки таинственности ее поступков, вопреки его подозрениям в ее страсти к кому-то, вопреки, наконец, его грубым предположениям в ее женской распущенности, в ее отношениях… к Тушину, в котором он более всех подозревал ее героя.
Между тем, отрицая в человеке человека —
с душой,
с правами на бессмертие, он проповедовал какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему порядку, к благородным целям, не замечая, что все
это делалось ненужным при том, указываемом им, случайном порядке бытия, где люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтоб завтра дать
место другому такому же столбу.
Старуха вздрогнула и оглянулась на старый дом. Он перестоял все — когда все живое
с ужасом ушло от
этих мест — он стоит мрачный, облупившийся,
с своими темно-бурыми кирпичными боками.
Марк точно выпрыгнул из засады на
это самое
место, где был Тушин, и, оглядываясь
с изумлением вокруг, заметил его и окаменел.
С этой минуты, как он узнал
это, все ревнивые его предубеждения к Тушину исчезли, уступив
место сначала любопытному наблюдению, а потом, когда Вера рассказала ему все, и участию, уважению, даже удивлению к нему.
Пробыв неделю у Тушина в «Дымке», видя его у него, дома, в поле, в лесу, в артели, на заводе, беседуя
с ним по ночам до света у камина, в его кабинете, — Райский понял вполне Тушина, многому дивился в нем, а еще более дивился глазу и чувству Веры, угадавшей
эту простую, цельную фигуру и давшей ему в своих симпатиях
место рядом
с бабушкой и
с сестрой.
«Тушины — наша истинная „партия действия“, наше прочное „будущее“, которое выступит в данный момент, особенно когда все
это, — оглядываясь кругом на поля, на дальние деревни, решал Райский, — когда все
это будет свободно, когда все миражи, лень и баловство исчезнут, уступив
место настоящему «делу», множеству «дела» у всех, — когда
с миражами исчезнут и добровольные «мученики», тогда явятся, на смену им, «работники», «Тушины» на всей лестнице общества…»
Он, пробившись
с ними около часа, вдруг сконфузился, что бросил гостя, и вывел его из толпы, извиняясь за
эти дрязги, и повез показывать красивые
места.
—
Это ложь! — вскочив
с места, перебил Райский. — Тит Никоныч джентльмен… Он не вынес бы
этого…
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные
места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком
месте неприлично… Я и прежде хотел вам
это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит
с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого
места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет
этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие на моем
месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Строился новый город на новом
месте, но одновременно
с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что
это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…
Председатель вставал
с места и начинал корчиться; примеру его следовали другие; потом мало-помалу все начинали скакать, кружиться, петь и кричать и производили
эти неистовства до тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц.