Неточные совпадения
«Если он осмелится взойти на кафедру с
тем, чтобы говорить им вздор,
то уж это будет крайнее бесстыдство или самодовольное тупоумие», — думаем мы и по добродушию, свойственному вообще человеческой природе, никак
не хотим предположить ни бесстыдства, ни тупоумия,
а всё ждем истинного достоинства, пока горьким опытом
не убедимся в противном.
Когда я предъявляю претензию, чтобы и другие чувствовали
то, что я, тогда я признаю уже, следовательно, что предмет, возбудивший во мне
те или другие чувства, действительно способен их возбуждать сам по себе,
а не по случайным отношениям, исключительно для меня только имеющим значение.
Если я захочу, например, чтобы другие непременно восхищались нелепой песней, приятной мне по воспоминаниям детства,
то я обнаружу этим, что
не признаю ее нелепости,
а вижу в ней действительные достоинства.
Если бы мы сошлись с ними,
то, может быть, плакали бы о них еще больше; но судьба
не свела нас с ними,
а всех чужих покойников
не оплачешь.
Напротив, с
тем, что моральная сила есть нечто совершенно особое, вовсе
не находящееся в материальных предметах,
а навязываемое им извне, — с этим он вполне согласен.
Он-то и сам
не рад, да уж
не может, чтобы
не прилгнуть: такая уж на
то воля божия!» Так и англичане несчастные: уж и сами
не рады,
а не могут, чтобы
не рассуждать; такая уж на
то воля божия!..
Усвоенным знанием называет он
то, которое
не остается просто в памяти,
а переходит в убеждение, в жизнь и ведет к дальнейшим выводам и открытиям.
Относительно знаний, по мнению автора «Опыта», Россия в настоящее время достигла уже
той зрелости труда, при которой дальнейшие успехи нужно уже будет считать
не годами,
а месяцами.
«
А между
тем, — восклицает г. Жеребцов, — идеи его управляют миром вот уже 1300 лет!» И затем он продолжает: «Эта способность славян
не выродилась и в наше время.
Когда человек до
того развился, что
не может понять своего личного блага вне блага общего; когда он при этом ясно понимает свое место в обществе, свою связь с ним и отношения ко всему окружающему, тогда только можно признать в нем действительную, серьезную,
а не реторическую любовь к общему благу.
Не говорим о
том, было ли оно благодетельно там, куда успело проникнуть; но мы знаем, что оно весьма мало проникло в народ,
не вошло в его убеждения,
не одушевило его в практической деятельности,
а только наложило на него некоторые свои формы.
В следующей статье мы будем иметь случай показать, как мало благодетельного значения имело византийское влияние в историческом развитии Руси; теперь же заметим только, что, видно, слабо оно действовало в сердцах русских, когда
не могло противостоять воле одного человека, да и
то напавшего на него
не прямо,
а очень и очень косвенно, при реформе государственной.
Жеребцов, что Святополк убил своих братьев Бориса, Глеба и Владимира; между
тем известно, что убит был Святослав,
а сына Владимира вовсе и
не было у Владимира 1-го; — разве это был
тот роковой тринадцатый, которого сочинил г. Жеребцов.
Вот почему мы и оставляем в стороне его личные промахи и решаемся обратиться к
тому, что является в книге его еще
не по ошибке и неведению,
а намеренно, вследствие принципов, принятых автором.
С этакими господами нечего уже делать: их
не урезонишь, потому что они
не хотят убеждения,
не хотят правды,
а видят и знают только
то, что им выгодно.
И само собою разумеется, что вывести его можно
не простым пересмотром частных погрешностей,
а показанием
того, как различные неправды исследователя цепляются за одну главную ложь, положенную им в основание своих изысканий.
Развитие это было так скудно и слабо, начала, приводящие в восторг г. Жеребцова, так мало проникли в сознание масс, что народу ничего
не стоило принять новое направление, имевшее
то преимущество пред старым, что заключало в себе зародыш жизни и движения,
а не застоя и смерти.
И между
тем автор излагает подобные факты даже
не мимоходом,
не кратко,
а очень обстоятельно,
не отделяя их от вещей действительно важных.
Труд
не получил надлежащего значения во всем древнем мире, дошедшем только до
того, чтобы признать некоторые труды приличными лучшим классам общества,
а все остальное предоставить рабам.
Мы
не хотим приискивать самых мрачных его обличений,
а просто приведем
те из них, которые указываются у Карамзина (
том IX, стр. 271–272), вовсе
не желавшего выбирать только худшее.
Такой картины нравов (при всей смешанности понятий, господствующей в самом обличении), конечно, никто
не назовет отрадною;
а нужно прибавить, что Карамзин еще значительно смягчил многие выражения «Стоглавника». Пусть же судит по этому беспристрастный читатель, до какой степени одушевлено было русское общество
теми высокими нравственными началами, которые должны были сделаться ему известными, — и формально были известны, — со времени Владимира.
Но обязательность военной службы для дворян была постоянно признаваема в Московском государстве; разница только в
том, что войска регулярного
не было,
а следовательно, и служба была
не регулярна.
Вот, например, распоряжение, записанное в разрядной книге 7123 года («Временник» 1849 года, ч. I, стр. 7): «
А которые (дворяне и дети боярские) учнут ослушаться и с ними на государеву службу
не поедут, и
тех бить батоги и в тюрьму сажать…
И им
тех городов дворян и детей боярских, велети имая приведчи к себе и бить велеть по торгом кнутом и сажать в тюрьму;
а из тюрьмы выимая велети их давать на крепкие поруки с записьми, что им быти с ними на государеве службе; и отписывать поместья и приказывать беречь до государева указу, и отписных поместий крестьянам слушать их ни в чем
не велеть».
На Андрея Боголюбского было неудовольствие народа за лихоимство судей; по убиении его самого (1174 год) бросились к посадникам, тиунам, «и домы их пограбиша,
а самих избиша, детцкые и мечники избиша,
а домы их пограбиша, —
не ведуче глаголемого: идеже закон,
ту и обид много», — наивно прибавляет летописец (Полное собрание летописей,
том I, стр. 157).
В одном из них говорится: «Иже бо без правды тивун, когождо осудив, продаст и
теми кунами купит собе ясти и пити, и одеяние собе, и вам
теми кунами купят обеды, и пиры творят: се, якоже, рекохом, вдали есте стадо Христово татем и разбойником» (см, Филарета «Обзор духовной литературы», 59), В «Слове Даниила Заточника» (XIII век) говорится: «
Не держи села близь княжего села, ибо тиун его — как огонь палящий,
а рядовичи его — как искры.
В одной грамоте начала XVII века пишется: «
А иные многие служилые люди, которых воеводы и приказные люди посылают к Москве и в иные города для дел, жены свои в деньгах закладывают у своей братьи, у служилых же и у всяких людей на сроки; и отдают
тех своих жен в заклад мужи их сами, и
те люди, у которых они бывают в закладе, с ними до сроку, покаместа которыя жены муж
не выкупит, блуд творят беззазорно;
а как
тех жены на сроки
не выкупят, и они их продают на воровство же и в работу всяким людям,
не бояся праведного суда божия» (Румянцевские грамоты, III, 246).
Если жена всего этого
не исполняет,
то муж, сказавши сначала кротко, должен ее и плетью постегать, только
не перед людьми,
а наедине; постегавши же, можно «и пожаловати».
Форму общего очерка,
а не отдельных, отрывочных заметок на г. Жербцова мы выбрали потому, что хотели обратить свое опровержение
не лично на г. Жеребцова, которого книга уж слишком нелепа,
а вообще на
те мнения о древней Руси, которых он считает себя поборником.
Действительность напомнит о себе и покажет, что решительно
не стоит убиваться из-за
того, ежели в древности бояре в думе «сидели, брады свои убавя»,
а ныне чиновники в разных местах сидят, вовсе бород
не имея…
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести,
то есть
не двести,
а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
(Насвистывает сначала из «Роберта», потом «
Не шей ты мне, матушка»,
а наконец ни се ни
то.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с
той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий.
Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт,
а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части,
а я отправлюсь сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться,
не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!