Неточные совпадения
Как я заметил, он не переставал интересоваться моим скрытым возбуждением, направленным на предметы воображения. Я был для него словно разновидность тюльпана, наделенная ароматом,
и если такое сравнение может показаться тщеславным, оно
все же верно по существу.
Ее взгляд упал на подсунутый уличным торговцем стакан прохладительного питья; так как было действительно жарко, она, подумав, взяла стакан, напилась
и вернула его с тем
же видом присутствия у себя дома, как во
всем, что делала.
По-видимому, началась своего рода «сердечная мигрень» — чувство, которое я хорошо знал,
и, хотя не придавал ему особенного значения,
все же нашел, что такое направление мыслей действует, как любимый мотив.
— Но, — прибавил Браун, скользнув пальцами по карандашу вверх, — возникла неточность. Судно это не принадлежит мне; оно собственность Геза,
и хотя он, как я думаю, — тут, повертев карандаш, Браун уставил его конец в подбородок, — не откажет мне в просьбе уступить вам каюту, вы
все же сделали бы хорошо, потолковав с капитаном.
Бутлер с Синкрайтом пили если
и не так круто, как Гез, то
все же порядочно.
— Оно было бы еще лучше, — сказал Бутлер, — для нас, конечно, если бы могло брать больше груза. Один трюм. Но
и тот рассчитан не для грузовых операций. Мы кое-что сделали, сломав внутренние перегородки,
и тем увеличили емкость, но
все же грузить более двухсот тонн немыслимо. Теперь, при высокой цене фрахта, еще можно существовать, а вот в прошлом году Гез наделал немало долгов.
Все трое говорили за дверью промеж себя,
и я время от времени слышал отчетливые ругательства. Разговор перешел в подозрительный шепот; потом кто-то из них выразил удивление коротким восклицанием
и ушел наверх довольно поспешно. Мне показалось, что это Синкрайт. В то
же время я приготовил револьвер, так как следовало ожидать продолжения. Хотя нельзя было допустить избиения женщины — безотносительно к ее репутации, — в чувствах моих образовалась скверная муть, подобная оскомине.
Ветер дул в спину. По моему расчету, через два часа должен был наступить рассвет. Взглянув на свои часы с светящимся циферблатом, я увидел именно без пяти минут четыре. Ровное волнение не представляло опасности. Я надеялся, что приключение окончится
все же благополучно, так как из разговоров на «Бегущей» можно было понять, что эта часть океана между Гарибой
и полуостровом весьма судоходна. Но больше
всего меня занимал теперь вопрос, кто
и почему сел со мной в эту дикую ночь?
— Да, не надо, — сказал Проктор уверенно. —
И завтра такой
же день, как сегодня, а этих бутылок
всего три. Так вот, она первая увидела вас,
и, когда я принес трубу, мы рассмотрели, как вы стояли в лодке, опустив руки. Потом вы сели
и стали быстро грести.
— Так
и быть, — ответила девушка, — скажу
всем то
же и я.
— Заглавия интересные. Я посмотрела только заглавия —
все было некогда. Вечером сяду
и почитаю. Вы меня извините, что погорячилась. Мне теперь совестно самой, но что
же делать? Теперь скажите, что вы не сердитесь
и не обиделись на меня.
Главное
же, я знал
и был совершенно убежден в том, что встречу Биче Сениэль, девушку, память о которой лежала во мне
все эти дни светлым
и неясным движением мыслей.
Карнавалы, как я узнал тогда
же, происходили в Гель-Гью
и раньше благодаря французам
и итальянцам, представленным значительным числом
всего круга колонии.
Не понимая ее появления, я видел
все же, что девушка намеревалась поразить меня костюмом
и неожиданностью. Я испытал мерзкое угнетение.
Но я отметил
все же изумительное сходство роста, цвета волос, сложения, телодвижений
и, пока то пробегало в уме, сказал, кланяясь...
— Должно быть, так, — ответил я, стараясь не усложнять объяснения, которое, предполагая тройную разительную случайность,
все же умещалось в уме. — Я хочу сказать теперь о Гезе
и корабле.
Пока происходили эти объяснения, я был так оглушен, сбит
и противоречив в мыслях, что, хотя избегал подолгу смотреть на Биче,
все же еще раз спросил ее взглядом, незаметно для других,
и тотчас
же ее взгляд мне точно сказал: «Нет».
Я выпытал
все же у нее, что она идти не намерена,
и, сами знаете, пригрозил.
–…стал звонить на разные манеры
и все под чужой звонок, сам
же он звонит коротко: раз, два.
По ставшему чрезвычайно серьезным лицу комиссара
и по количеству исписанных им страниц я начал понимать, что мы
все трое не минуем ареста. Я сам поступил бы так
же на месте полиции. Опасение это немедленно подтвердилось.
К тому времени чувства мои были уже оглушены
и захвачены так сильно, что даже объявление ареста явилось развитием одной
и той
же неприятности; но неожиданное признание Бутлера хватило по оцепеневшим нервам, как новое преступление, совершенное на глазах
всех.
Одно стояло в уме: «Я вошел
и увидел,
и я так
же поражен, как
и все».
Экипаж двигался с великим трудом, осыпанный цветным бумажным снегом, который почти
весь приходился на долю Биче, так
же, как
и серпантин, медленно опускающийся с балконов шуршащими лентами.
Другой, с мордой летучей мыши, стирал губкой инициалы, которые писала на поверхности сердца девушка в белом хитоне
и зеленом венке, но, как ни быстро она писала
и как ни быстро стирала их жадная рука,
все же не удавалось стереть несколько букв.
Среди разговоров, которые происходили тогда между Дэзи
и мной
и которые часто кончались под утро, потому что относительно одних
и тех
же вещей открывали мы как новые их стороны, так
и новые точки зрения, — особенной любовью пользовалась у нас тема о путешествии вдвоем по
всем тем местам, какие я посещал раньше.
Но
и тогда способность Дэзи переноситься в чужие ощущения
все же вызывала у нее стесненный вздох.
Она бросилась ко мне
и вымазала меня слезами восторга. Тому
же подвергся Товаль, старавшийся не потерять своего снисходительного, саркастического, потустороннего экспансии вида. Потом начался осмотр,
и, когда он наконец кончился, в глазах Дэзи переливались
все вещи, перспективы, цветы, окна
и занавеси, как это бывает на влажной поверхности мыльного пузыря. Она сказала...
Неточные совпадения
Подсмотри в щелку
и узнай
все,
и глаза какие: черные или нет,
и сию
же минуту возвращайся назад, слышишь?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то
же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой
же, теперь
же я задам перцу
всем этим охотникам подавать просьбы
и доносы. Эй, кто там?
Городничий.
И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек
все несет наружу: что на сердце, то
и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет
и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что
и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
О! я шутить не люблю. Я им
всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю
всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра
же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается
и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
