Неточные совпадения
— Ого-о! — сказал он. — Да
ты — крепкий мальчишка! Не скоро износишься, нет, парень!..
Ну, расти!.. Вырастешь — я
тебя в кузню возьму!..
—
Ну — какая это игра? А
ты торгуйся, чё-орт! Никогда
ты не торгуешься!.. Разве так бывает?
— Я её упреждал, — перестань, стерво! Говорил — убью! Прощал ей… сколько разов прощал… Не вникла…
Ну и вот!.. Пашка-то… сирота теперь… Дедушка… Погляди за ним…
Тебя вот бог любит…
—
Ну что ж? — перекрестясь, строго сказал буфетчик. — Царство небесное! Хороший был старичок, между прочим… Пойду… погляжу… Илья,
ты побудь здесь, — понадобится что, прибеги за мной, — слышишь? Яков, постой за буфетом…
— Ну-с, чего
тебе, Перфил? — поводя бровями, строго спросил Петруха.
—
Ты меня, Дуня, прости! Ведь я пью не потому, что потерянный пьяница, а — с устатку. Целую неделю работаешь, — скушно!
Ну, и — хватишь!..
— Не дружись с ним. Он поганый… Он злющий! Они все злые — у него отец в каторге… а дядя горбатый!.. У него тоже горб вырастет! Пакостник
ты! — смело наступая на Илью, кричала она. — Дрянь паршивая!.. тряпичная душа! Ну-ка, иди? Как я
тебе рожу-то расцарапаю! Ну-ка, сунься!?
—
Ну, уж садись, — эх
ты! — сказала Маша. А Яков строго добавил...
—
Ну, ладно! Я ведь не сержусь… я виноват-то!.. — сознался Илья и смущённо улыбнулся Якову. — И
ты не сердись — ладно?
А он меня ласково: «Кто
ты, да откуда?»
Ну, я и сказал, — всё равно они узнали бы: они всё знают…
— Как зовут? — загудел в лавке густой бас. —
Ну, Илья, гляди у меня в оба, а зри — в три! Теперь у
тебя, кроме хозяина, никого нет! Ни родных, ни знакомых — понял? Я
тебе мать и отец, — а больше от меня никаких речей не будет…
— Н-да… Коли сам, так — ладно!
Ну, скажу я
тебе вот что: больше
ты со мной, хозяином твоим — понимаешь? — хозяином! — говорить так не смей! Запомни! Пошёл на своё место…
— Эх, люди, люди! Все-то вы жить хотите, всем жрать надо! Н-ну, Илья, скажи-ка мне, — замечал
ты раньше, что Михайло ворует?
—
Ну, а сам
ты, Илья, воровал?
— Верю…
Ты — не воровал…
Ну, а Карп, — вот этот самый Карп, — он как — ворует?
—
Ну, это
ты, пожалуй, врёшь… — неопределённо сказал Строганый и вдруг захохотал.
— Дурак
ты, дурак!
Ну, сообрази, зачем затеял
ты канитель эту? Разве так пред хозяевами выслуживаются на первое место? Дубина!
Ты думаешь, он не знал, что мы с Мишкой воровали? Да он сам с того жизнь начинал… Что он Мишку прогнал — за это я обязан, по моей совести, сказать
тебе спасибо! А что
ты про меня сказал — это
тебе не простится никогда! Это называется — глупая дерзость! При мне, про меня — эдакое слово сказать! Я
тебе его припомню!.. Оно указывает, что
ты меня не уважаешь…
— Сказано — взявши нож, от него и погибнешь… Вот почему
ты мне лишний… Так-то… На вот
тебе полтинку, и — иди… Уходи… Помни —
ты мне ничего худого, я
тебе — тоже… Даже — вот, на! Дарю полтинник… И разговор вёл я с
тобой, мальчишкой, серьёзный, как надо быть и… всё такое… Может, мне даже жалко
тебя… но неподходящий
ты! Коли чека не по оси — её надо бросить…
Ну, иди…
—
Ну вот, и опять вместе будем жить… А у меня книжка есть «Альбигойцы», —
ну история, я
тебе скажу! Есть там один — Симон Монфор… вот так чудище!
— Ловко
ты их поддел, ловко, брат!
Ну, а Кирилл Ивановичу, конечно, нельзя менять Карпа на
тебя. Карп дело знает, цена ему высокая.
Ты по правде хочешь, в открытую пошёл… Потому он
тебя и перевесил…
—
Ну, господь с
тобой! Попробуем!..
—
Ты зачем живёшь, —
ну? — кричал он товарищу.
—
Ну те к чёрту! Зачитался
ты, сам ничего не понимаешь…
—
Ну ещё бы! — недоверчиво усмехаясь, воскликнула женщина. — А
ты угости меня. Купи пару пива… Нет, вот что — купи
ты мне есть!.. Ничего не надо, а только есть…
—
Ну… погоди! — виновато просил Илья, осторожно отводя его от двери. —
Ты не сердись на меня. Правда ведь…
—
Ну, не знаю, приятно ли
тебе… А мне — да!
— Я лучше к
тебе приду с тетрадкой… А то у меня всё длинные… и пора мне идти! Потом — плохо я помню… Всё концы да начала вертятся на языке… Вот, есть такие стихи — будто я иду по лесу ночью и заплутался, устал…
ну, — страшно… один я…
ну, вот, я ищу выхода и жалуюсь...
—
Ну как же! Поверю я
тебе…
—
Ну, ежели я его когда-нибудь встречу у
тебя, — оторву башку!.. — с ненавистью выговорил Илья.
— Да, так вот… — не глядя на него, заговорил Терентий. —
Ну, значит… два ста решился я в монастырь дать. Сто —
тебе…
— Знаешь
ты, что он Марильку выдрал за косу, этот чёртов вор, кабацкая душа? Избил сына и её и грозит выгнать их со двора, а? Знаешь
ты? Куда она пойдёт,
ну?
—
Ну, скоро
ты? — спросил старик сердитым голосом.
— Мальчишка-то, значит, думал, что он сомлел, и бежит к Петру Степановичу — пожалуйте, дескать, к нам, хозяин захворал.
Ну, тот сейчас — марш сюда, ан глядь — он мёртвый!
Ты подумай, — дерзновение-то какое? Среди бела дня, на эдакой людной улице, — на-ко вот!
—
Ну,
ты молчи! — сердито крикнул Яков. — У
тебя отца-то всё равно что нет… разве он
тебе мешает жить?
— Н-ну, брат, ка-акого я человека видел вчера! Знаменитого человека — Петра Васильича… про начётчика Сизова — слыхал
ты? Неизречённой мудрости человек! И не иначе, как сам господь наслал его на меня, — для облегчения души моей от лукавого сомнения в милости господней ко мне, грешному…
—
Ну, мой каприз, скоро нас с
тобою потащат к следователю…
— А-а! Обиделся
ты, — так!
Ну, мне не до того теперь… Вот что: вызовет
тебя следователь, станет расспрашивать, когда
ты со мной познакомился, часто ли бывал, — говори всё, как было, по правде… всё подробно, — слышишь?
— Я не хочу молчать! — говорила она. — Молоденький такой… здоровый, любимый мною… что
ты мне сделал? Сказал
ты мне: «
Ну, выбирай, Олимпиада, — я или он»? Сказал
ты это? Нет,
ты — кот, как все коты…
— А? Бить хочешь? — сверкнув глазами, зловеще проговорила женщина и тоже оскалила зубы. —
Ну — ударь! А я отворю дверь и крикну, что
ты убил,
ты по моему уговору…
Ну — бей!
— Что будет, то будет! — тихо и твёрдо сказал он. — Захочет бог наказать человека — он его везде настигнет. За слова твои — спасибо, Липа… Это
ты верно говоришь — я виноват пред
тобой… Я думал,
ты… не такая. А
ты —
ну, хорошо! Я — виноват…
— Так и скажу…
Ты думаешь, я за себя постоять не сумею? Думаешь, я из-за этого старика — в каторгу пойду?
Ну, нет, я в этом деле не весь! Не весь, — поняла?
— Умница
ты! — воскликнула она, когда Илья сказал, что приехал прямо от следователя. — Так и надо, так!
Ну, что он?
— На слова твои мне сказать нечего… — горячо говорил он. — Одно скажу — нас не жаль никому…
ну, и нам жалеть некого!.. Хорошо говорила
ты… Хорошая
ты моя… люблю
тебя…
ну не знаю как! Не словами это можно сказать…
—
Ну, что там? Какие деньги? Ерунда всё!.. — И, махнув рукой, Яков задумался. — Поговорить-то нет у
тебя время? — спросил он через минуту, оглядывая товарища блуждающими глазами.
— Стало быть, должен он знать — откуда явился и как? Душа, сказано, бессмертна — она всегда была… ага? Не то надо знать, как
ты родился, а как понял, что живёшь? Родился
ты живой, —
ну, а когда жив стал? В утробе матерней? Хорошо! А почему
ты не помнишь не только того, как до родов жил, и опосля, лет до пяти, ничего не знаешь? И если душа, — то где она в
тебя входит? Ну-ка?
— Знаю! Всяк себя чем-нибудь украшает, но это — маска! Вижу я — дядюшка мой с богом торговаться хочет, как приказчик на отчёте с хозяином. Твой папаша хоругви в церковь пожертвовал, — заключаю я из этого, что он или объегорил кого-нибудь, или собирается объегорить… И все так, куда ни взгляни… На
тебе грош, а
ты мне пятак положь… Так и все морочат глаза друг другу да оправданья себе друг у друга ищут. А по-моему — согрешил вольно или невольно,
ну и — подставляй шею…
Сваха! А то лучше споём ту, которой
ты меня научила… Н-ну…
—
Ну, не скули! — резко остановил его Илья. — Не к чему. Раньше бы присматривал за ними…
Ты начала искал, а они, гляди, — кончили…