— Бог требует от человека добра, а мы друг в друге только злого ищем и тем ещё обильней зло творим; указываем богу друг на друга пальцами и кричим: гляди, господи, какой грешник! Не издеваться бы нам, жителю над жителем, а посмотреть на все общим взглядом, дружелюбно подумать — так ли живём, нельзя ли лучше как? Я за тех людей не стою, будь мы умнее,
живи лучше — они нам не надобны…
Неточные совпадения
—
Хорошее время, сынишка, выпало тебе, чтобы
жить! А я вот — четыре с лишком десятка лет в крепостях
прожил!
— А-а — на гроб-могилу? Ну, кабы не боялся я… давай! С пасынком
живёшь, Палашка!
Лучше эдак-то. Тот издохнет, ты всё — хозяйка…
Больше всего она говорила о том, что людей надо учить, тогда они станут
лучше, будут
жить по-человечески. Рассказывала о людях, которые хотели научить русский народ добру, пробудить в нём уважение к разуму, — и за это были посажены в тюрьмы, сосланы в Сибирь.
Вам не поздно учиться, ведь душа у вас ещё юная, и так мучительно видеть, как вы плохо
живёте, как пропадает
хорошее ваше сердце, нужное людям так же, как и вам нужно
хорошее!
«Сегодня утром застиг меня в грустях Шакир и пристал, добряга; уговаривать начал: не одна-де
хорошая женщина на земле
живёт.
И, в безумии, многих людей бил.
Хороший человек пропал. Отчего у нас
хорошие люди плохо
живут и так мучительно кончают жизнь свою? Экий беспризорный народ все мы.
— А хожу, — говорит, — туда-сюда и гляжу, где
хорошие люди, увижу — потрусь около них. Выглядел вас на беседе тогда, сидите вы, как во сне, сразу видно, что человек некорыстный и ничего вам от людей не надо. Вот, теперь около вас
поживу.
Пускай
живёт; он
хороший, только — очень со́вок, за всё берётся, а сделать ничего не может: схватил амбарный замок чинить, выломал сердечко и бросил: это-де не аглицкий замок! А никто и не говорил, что аглицкий. Шакир начал его ругать, а он хлопает глазами, как дитя, и видно, что сам сокрушён промашкой своей, молча разводит руками да улыбается кротко, совсем блаженный какой-то. Шакир его не любит и говорит мне...
« — Дело в том, — сказал он сегодня, час назад, — дело в том, что
живёт на свете велие множество замученных, несчастных, а также глупых и скверных людей, а пока их столь много, сколь ни любомудрствуй, ни ври и ни лицемерь, а
хорошей жизни для себя никому не устроить.
— Добра не будет, нет! Когда хорошим-та людя негде
жить, гоняют их, — добра не будет! Надо, чтобы везде была умная рука — пусть она всё правит, ей надо власть дать! А не будет добра людей — ничему не будет!
— Говорю я Быкову: «Тимофей Павлыч, а ведь ты свиней кормишь
лучше, чем работников». — «Так, говорит, и надо: жирный работник к чему мне? А свинья для меня
живёт, она — вся моя!»
— Умирать? — с явным удивлением переспрашивал Сухобаев. — Зачем же-с? Смерть — дело отдалённого времени, мы
лучше сначала
поживём несколько!
«Рановато я отказал имущество-то городу —
лучше бы оставить молодой вдове! Может, и сын был бы. А то — что же? Жил-жил — помер, а и глаз закрыть некому. Положим — завещание можно изменить, да-а…»
На его жёлтом лице не отражалось ни радости, ни любопытства, ни страха, ничего — чем
жили люди в эти дни; глаза смотрели скучно и рассеянно, руки касались вещей осторожно, брезгливо; все при нём как будто вдруг уставали, и невольно грустно думалось, глядя на него, что, пока есть такой человек, при нём ничего
хорошего не может быть.
Неточные совпадения
— Это точно, что с правдой
жить хорошо, — отвечал бригадир, — только вот я какое слово тебе молвлю:
лучше бы тебе, древнему старику, с правдой дома сидеть, чем беду на себя накликать!
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте
жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что
хорошего!
Понятно, что после затейливых действий маркиза де Сан-глота, который летал в городском саду по воздуху, мирное управление престарелого бригадира должно было показаться и «благоденственным» и «удивления достойным». В первый раз свободно вздохнули глуповцы и поняли, что
жить «без утеснения» не в пример
лучше, чем
жить «с утеснением».
Либеральная партия говорила или,
лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом
жить было бы очень весело.
— Да расскажи мне, что делается в Покровском? Что, дом всё стоит, и березы, и наша классная? А Филипп садовник, неужели
жив? Как я помню беседку и диван! Да смотри же, ничего не переменяй в доме, но скорее женись и опять заведи то же, что было. Я тогда приеду к тебе, если твоя жена будет
хорошая.