Неточные совпадения
Был момент, когда Клим
подумал — как
хорошо было бы увидеть Бориса с таким искаженным, испуганным лицом, таким беспомощным и несчастным не здесь, а дома. И чтобы все видели его, каков он в эту минуту.
«
Хорошо сказал», —
подумал Клим и, чтоб оставить последнее слово за собой, вспомнил слова Варавки...
— Вот как
хорошо сошлось. А я тут с неделю
думаю: как сказать, что не могу больше с тобой?
У себя в комнате, сбросив сюртук, он
подумал, что
хорошо бы сбросить вот так же всю эту вдумчивость, путаницу чувств и мыслей и жить просто, как живут другие, не смущаясь говорить все глупости, которые подвернутся на язык, забывать все премудрости Томилина, Варавки… И забыть бы о Дронове.
Клим уехал в убеждении, что простился с Нехаевой
хорошо, навсегда и что этот роман значительно обогатил его. Ночью, в вагоне, он
подумал...
— Как
хорошо, что ты не ригорист, — сказала мать, помолчав. Клим тоже молчал, не находя, о чем говорить с нею. Заговорила она негромко и, очевидно,
думая о другом...
Клим стоял сзади и выше всех, он
хорошо видел, что хромой ударил в пустое место. А когда мужик, неуклюже покачнувшись, перекинулся за борт, плашмя грудью, Клим уверенно
подумал...
— Нет, — сказал Клим и, сняв очки, протирая стекла, наклонил голову. Он знал, что лицо у него злое, и ему не хотелось, чтоб мать видела это. Он чувствовал себя обманутым, обокраденным. Обманывали его все: наемная Маргарита, чахоточная Нехаева, обманывает и Лидия, представляясь не той, какова она на самом деле, наконец обманула и Спивак, он уже не может
думать о ней так
хорошо, как
думал за час перед этим.
Он
думал, что
хорошо бы взять Лидию под руку, как это успел Лютов, взять и, прижавшись плечом к плечу ее, идти, закрыв глаза.
«Дурачок», —
думал он, спускаясь осторожно по песчаной тропе. Маленький, но очень яркий осколок луны прорвал облака; среди игол хвои дрожал серебристый свет, тени сосен собрались у корней черными комьями. Самгин шел к реке, внушая себе, что он чувствует честное отвращение к мишурному блеску слов и
хорошо умеет понимать надуманные красоты людских речей.
— Ты — умный, но — чего-то не понимаешь. Непонимающие нравятся мне больше понимающих, но ты… У тебя это не так. Ты
хорошо критикуешь, но это стало твоим ремеслом. С тобою — скучно. Я
думаю, что и тебе тоже скоро станет скучно.
Клим Самгин
думал, что было бы
хорошо, если б кто-то очень внушительный, даже — страшный крикнул на этих людей...
— Как
хорошо, что у нас это вышло без драматических сцен. Я ведь
думала, что сцены будут.
Ему иногда казалось, что оригинальность — тоже глупость, только одетая в слова, расставленные необычно. Но на этот раз он чувствовал себя сбитым с толку: строчки Инокова звучали неглупо, а признать их оригинальными — не хотелось. Вставляя карандашом в кружки о и а глаза, носы, губы, Клим снабжал уродливые головки ушами, щетиной волос и
думал, что
хорошо бы высмеять Инокова, написав пародию: «Веснушки и стихи». Кто это «сударыня»? Неужели Спивак? Наверное. Тогда — понятно, почему он оскорбил регента.
Но не это сходство было приятно в подруге отца, а сдержанность ее чувства, необыкновенность речи, необычность всего, что окружало ее и, несомненно, было ее делом, эта чистота, уют, простая, но красивая, легкая и крепкая мебель и ярко написанные этюды маслом на стенах. Нравилось, что она так
хорошо и, пожалуй, метко говорит некролог отца. Даже не показалось лишним, когда она,
подумав, покачав головою, проговорила тихо и печально...
Самгин выпил рюмку коньяка, подождал, пока прошло ощущение ожога во рту, и выпил еще. Давно уже он не испытывал столь острого раздражения против людей, давно не чувствовал себя так одиноким. К этому чувству присоединялась тоскливая зависть, — как
хорошо было бы обладать грубой дерзостью Кутузова, говорить в лицо людей то, что
думаешь о них. Сказать бы им...
— Странно? — переспросила она, заглянув на часы, ее подарок, стоявшие на столе Клима. — Ты
хорошо сделаешь, если дашь себе труд
подумать над этим. Мне кажется, что мы живем… не так, как могли бы! Я иду разговаривать по поводу книгоиздательства.
Думаю, это — часа на два, на три.
«Она ведет себя, точно провинциалка пред столичной знаменитостью», —
подумал Самгин, чувствуя себя лишним и как бы взвешенным в воздухе. Но он
хорошо видел, что Варвара ведет беседу бойко, даже задорно, выспрашивает Кутузова с ловкостью. Гость отвечал ей охотно.
—
Хорошо,
подумаю, — соглашался Аркадий.
— Милый, я — рада! Так рада, что — как пьяная и даже плакать хочется! Ой, Клим, как это удивительно, когда чувствуешь, что можешь
хорошо делать свое дело!
Подумай, — ну, что я такое? Хористка, мать — коровница, отец — плотник, и вдруг — могу! Какие-то морды, животы перед глазами, а я — пою, и вот, сейчас — сердце разорвется, умру! Это… замечательно!
— Я
думаю, это — очень по-русски, — зубасто улыбнулся Крэйтон. — Мы, британцы,
хорошо знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему у нас возможен Кромвель, но не было и никогда не будет Наполеона, вашего царя Петра и вообще людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее делать шумные глупости.
Проверяя свое знание немецкого языка, Самгин отвечал кратко, но охотно и
думал, что
хорошо бы, переехав границу, закрыть за собою какую-то дверь так плотно, чтоб можно было хоть на краткое время не слышать утомительный шум отечества и даже забыть о нем.
Думал о том, что, если б у него были средства,
хорошо бы остаться здесь, в стране, где жизнь крепко налажена, в городе, который считается лучшим в мире и безгранично богатом соблазнами…
Он снова захохотал, Дронов. А Клим Иванович Самгин, пользуясь паузой, попытался найти для Дронова еще несколько ценных фраз, таких, которые не могли бы вызвать спора. Но необходимые фразы не являлись, и
думать о Дронове, определять его отношение к прочитанному — не хотелось. Было бы
хорошо, если б этот пошляк и нахал ушел, провалился сквозь землю, вообще — исчез и, если можно, навсегда. Его присутствие мешало созревать каким-то очень важным думам Самгина о себе.
В пронзительном голосе Ивана Самгин ясно слышал нечто озлобленное, мстительное. Непонятно было, на кого направлено озлобление, и оно тревожило Клима Самгина. Но все же его тянуло к Дронову. Там, в непрерывном вихре разнообразных систем фраз, слухов, анекдотов, он хотел занять свое место организатора мысли, оракула и провидца. Ему казалось, что в молодости он очень
хорошо играл эту роль, и он всегда верил, что создан именно для такой игры. Он
думал...
— Очень
хорошо. И очень благодарю вас за предложение, — говорил Самгин,
думая...
Самгин слушал его невнимательно,
думая: конечно,
хорошо бы увидеть Бердникова на скамье подсудимых в качестве подстрекателя к убийству!
Думал о гостях, как легко подчиняются они толчкам жизни, влиянию фактов, идей. Насколько он выше и независимее, чем они и вообще — люди, воспринимающие идеи, факты ненормально, болезненно.
Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было
хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип,
хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, —
думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я человек простой».
Городничий. Ну, в Питере так в Питере; а оно
хорошо бы и здесь. Что, ведь, я
думаю, уже городничество тогда к черту, а, Анна Андреевна?
— Третье, чтоб она его любила. И это есть… То есть это так бы
хорошо было!.. Жду, что вот они явятся из леса, и всё решится. Я сейчас увижу по глазам. Я бы так рада была! Как ты
думаешь, Долли?
— Ну,
хорошо, а я велю подчистить здесь. Здесь грязно и воняет, я
думаю. Маша! убери здесь, — с трудом сказал больной. — Да как уберешь, сама уйди, — прибавил он, вопросительно глядя на брата.
«
Хорошо, что он так непривлекателен, что Кити не влюбилась в него»,
думала мать.