Неточные совпадения
Я весь день вертелся около нее
в саду, на дворе, ходил к соседкам, где она часами
пила чай, непрерывно рассказывая всякие истории; я как бы прирос к ней и не помню, чтоб
в эту пору жизни видел что-либо иное, кроме неугомонной, неустанно доброй старухи.
И вспоминал, у кого
в городе
есть подходящие невесты. Бабушка помалкивала,
выпивая чашку за чашкой; я сидел у окна, глядя, как рдеет над городом вечерняя заря и красно́ сверкают стекла
в окнах домов, — дедушка запретил мне гулять по двору и
саду за какую-то провинность.
Обыкновенно дядя Михайло являлся вечером и всю ночь держал дом
в осаде, жителей его
в трепете; иногда с ним приходило двое-трое помощников, отбойных кунавинских мещан; они забирались из оврага
в сад и хлопотали там во всю ширь пьяной фантазии, выдергивая кусты малины и смородины; однажды они разнесли баню, переломав
в ней всё, что можно
было сломать: полок, скамьи, котлы для воды, а печь разметали, выломали несколько половиц, сорвали дверь, раму.
Из
сада в ответ ей летела идиотски гнусная русская ругань, смысл которой, должно
быть, недоступен разуму и чувству скотов, изрыгающих ее.
Уже самовар давно фыркает на столе, по комнате плавает горячий запах ржаных лепешек с творогом, —
есть хочется! Бабушка хмуро прислонилась к притолоке и вздыхает, опустив глаза
в пол;
в окно из
сада смотрит веселое солнце, на деревьях жемчугами сверкает роса, утренний воздух вкусно пахнет укропом, смородиной, зреющими яблоками, а дед всё еще молится, качается, взвизгивает...
На дворе и
в саду было множество уютных закоулков, как будто нарочно для игры
в прятки.
Особенно хорош
сад, небольшой, но густой и приятно запутанный;
в одном углу его стояла маленькая, точно игрушка, баня;
в другом
была большая, довольно глубокая яма; она заросла бурьяном, а из него торчали толстые головни, остатки прежней, сгоревшей бани.
Обиженный, я ушел
в сад; там возился дедушка, обкладывая навозом корни яблонь; осень
была, уже давно начался листопад.
Я пошел
в сад и там,
в яме, увидал его; согнувшись, закинув руки за голову, упираясь локтями
в колена, он неудобно сидел на конце обгоревшего бревна; бревно
было засыпано землею, а конец его, лоснясь углем, торчал
в воздухе над жухлой полынью, крапивой, лопухом.
Этот крик длился страшно долго, и ничего нельзя
было понять
в нем; но вдруг все, точно обезумев, толкая друг друга, бросились вон из кухни, побежали
в сад, — там
в яме, мягко выстланной снегом, лежал дядя Петр, прислонясь спиною к обгорелому бревну, низко свесив голову на грудь.
Со двора
в сад бежали какие-то люди, они лезли через забор от Петровны, падали, урчали, но все-таки
было тихо до поры, пока дед, оглянувшись вокруг, не закричал
в отчаянии...
Продрогнув на снегу, чувствуя, что обморозил уши, я собрал западни и клетки, перелез через забор
в дедов
сад и пошел домой, — ворота на улицу
были открыты, огромный мужик сводил со двора тройку лошадей, запряженных
в большие крытые сани, лошади густо курились паром, мужик весело посвистывал, — у меня дрогнуло сердце.
В саду уже пробились светло-зеленые иглы молодой травы, на яблонях набухли и лопались почки, приятно позеленел мох на крыше домика Петровны, всюду
было много птиц; веселый звон, свежий, пахучий воздух приятно кружил голову.
В саду дела мои пошли хорошо: я выполол, вырубил косарем бурьян, обложил яму по краям, где земля оползла, обломками кирпичей, устроил из них широкое сиденье, — на нем можно
было даже лежать. Набрал много цветных стекол и осколков посуды, вмазал их глиной
в щели между кирпичами, — когда
в яму смотрело солнце, всё это радужно разгоралось, как
в церкви.
Он бросил лопату и, махнув рукою, ушел за баню,
в угол
сада, где у него
были парники, а я начал копать землю и тотчас же разбил себе заступом [Заступ — железная лопата.] палец на ноге.
Это
было самое тихое и созерцательное время за всю мою жизнь, именно этим летом во мне сложилось и окрепло чувство уверенности
в своих силах. Я одичал, стал нелюдим; слышал крики детей Овсянникова, но меня не тянуло к ним, а когда являлись братья, это нимало не радовало меня, только возбуждало тревогу, как бы они не разрушили мои постройки
в саду — мое первое самостоятельное дело.
Неточные совпадения
Что шаг, то натыкалися // Крестьяне на диковину: // Особая и странная // Работа всюду шла. // Один дворовый мучился // У двери: ручки медные // Отвинчивал; другой // Нес изразцы какие-то. // «Наковырял, Егорушка?» — // Окликнули с пруда. //
В саду ребята яблоню // Качали. — Мало, дяденька! // Теперь они осталися // Уж только наверху, // А
было их до пропасти!
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил
петь непристойные песни. Летал по воздуху
в городском
саду и чуть
было не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен
в 1772 году, а
в следующем же году, не уныв духом, давал представления у Излера на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. — Прим. издателя.]
Понятно, что после затейливых действий маркиза де Сан-глота, который летал
в городском
саду по воздуху, мирное управление престарелого бригадира должно
было показаться и «благоденственным» и «удивления достойным».
В первый раз свободно вздохнули глуповцы и поняли, что жить «без утеснения» не
в пример лучше, чем жить «с утеснением».
Ни минуты не думая, Анна села с письмом Бетси к столу и, не читая, приписала внизу: «Мне необходимо вас видеть. Приезжайте к
саду Вреде. Я
буду там
в 6 часов». Она запечатала, и Бетси, вернувшись, при ней отдала письмо.
— Да вот я вам скажу, — продолжал помещик. — Сосед купец
был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по
саду. «Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у вас
в порядке идет, но садик
в забросе». А он у меня
в порядке. «На мой разум, я бы эту липу срубил. Только
в сок надо. Ведь их тысяча лип, из каждой два хороших лубка выйдет. А нынче лубок
в цене, и струбов бы липовеньких нарубил».