Неточные совпадения
При всем том мне
было жаль старый каменный дом, может, оттого, что я
в нем встретился
в первый раз с деревней; я так любил длинную, тенистую аллею, которая вела к нему, и одичалый
сад возле; дом разваливался, и из одной трещины
в сенях росла тоненькая, стройная береза.
В саду было множество ворон; гнезда их покрывали макушки деревьев, они кружились около них и каркали; иногда, особенно к вечеру, они вспархивали целыми сотнями, шумя и поднимая других; иногда одна какая-нибудь перелетит наскоро с дерева на дерево, и все затихнет…
Что-то чужое прошло тут
в эти десять лет; вместо нашего дома на горе стоял другой, около него
был разбит новый
сад.
Государь
был в Петергофе и как-то сам случайно проговорился: „Мы с Волконским стояли во весь день на кургане
в саду и прислушивались, не раздаются ли со стороны Петербурга пушечные выстрелы“.
Вместо озабоченного прислушивания
в саду и беспрерывных отправок курьеров
в Петербург, — добавляет Давыдов, — он должен
был лично поспешить туда; так поступил бы всякий мало-мальски мужественный человек.
Дача, занимаемая
В.,
была превосходна. Кабинет,
в котором я дожидался,
был обширен, высок и au rez-de-chaussee, [
в нижнем этаже (фр.).] огромная дверь вела на террасу и
в сад. День
был жаркий, из
сада пахло деревьями и цветами, дети играли перед домом, звонко смеясь. Богатство, довольство, простор, солнце и тень, цветы и зелень… а
в тюрьме-то узко, душно, темно. Не знаю, долго ли я сидел, погруженный
в горькие мысли, как вдруг камердинер с каким-то странным одушевлением позвал меня с террасы.
Карл Иванович через неделю
был свой человек
в дамском обществе нашего
сада, он постоянно по нескольку часов
в день качал барышень на качелях, бегал за мантильями и зонтиками, словом,
был aux petit soins. [старался всячески угодить (фр.).]
Через несколько дней я встретился с ней
в саду, она
в самом деле
была очень интересная блондина; тот же господин, который говорил об ней, представил меня ей, я
был взволнован и так же мало умел это скрыть, как мой патрон — улыбку.
День
был жаркий. Преосвященный Парфений принял меня
в саду. Он сидел под большой тенистой липой, сняв клобук и распустив свои седые волосы. Перед ним стоял без шляпы, на самом солнце, статный плешивый протопоп и читал вслух какую-то бумагу; лицо его
было багрово, и крупные капли пота выступали на лбу, он щурился от ослепительной белизны бумаги, освещенной солнцем, — и ни он не смел подвинуться, ни архиерей ему не говорил, чтоб он отошел.
Десять раз выбегал я
в сени из спальни, чтоб прислушаться, не едет ли издали экипаж: все
было тихо, едва-едва утренний ветер шелестил
в саду,
в теплом июньском воздухе; птицы начинали
петь, алая заря слегка подкрашивала лист, и я снова торопился
в спальню, теребил добрую Прасковью Андреевну глупыми вопросами, судорожно жал руки Наташе, не знал, что делать, дрожал и
был в жару… но вот дрожки простучали по мосту через Лыбедь, — слава богу, вовремя!
Проехали мы Цепной мост, Летний
сад и завернули
в бывший дом Кочубея; там во флигеле помещалась светская инквизиция, учрежденная Николаем; не всегда люди, входившие
в задние вороты, перед которыми мы остановились, выходили из них, то
есть, может, и выходили, но для того, чтоб потеряться
в Сибири, погибнуть
в Алексеевском равелине.
На другой день утром он зашел за Рейхелем, им обоим надобно
было идти к Jardin des Plantes; [Ботаническому
саду (фр.).] его удивил, несмотря на ранний час, разговор
в кабинете Бакунина; он приотворил дверь — Прудон и Бакунин сидели на тех же местах, перед потухшим камином, и оканчивали
в кратких словах начатый вчера спор.
…На другой день я поехал
в Стаффорд Гауз и узнал, что Гарибальди переехал
в Сили, 26, Prince's Gate, возле Кензинтонского
сада. Я отправился
в Prince's Gate; говорить с Гарибальди не
было никакой возможности, его не спускали с глаз; человек двадцать гостей ходило, сидело, молчало, говорило
в зале,
в кабинете.
Неточные совпадения
Что шаг, то натыкалися // Крестьяне на диковину: // Особая и странная // Работа всюду шла. // Один дворовый мучился // У двери: ручки медные // Отвинчивал; другой // Нес изразцы какие-то. // «Наковырял, Егорушка?» — // Окликнули с пруда. //
В саду ребята яблоню // Качали. — Мало, дяденька! // Теперь они осталися // Уж только наверху, // А
было их до пропасти!
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил
петь непристойные песни. Летал по воздуху
в городском
саду и чуть
было не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен
в 1772 году, а
в следующем же году, не уныв духом, давал представления у Излера на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. — Прим. издателя.]
Понятно, что после затейливых действий маркиза де Сан-глота, который летал
в городском
саду по воздуху, мирное управление престарелого бригадира должно
было показаться и «благоденственным» и «удивления достойным».
В первый раз свободно вздохнули глуповцы и поняли, что жить «без утеснения» не
в пример лучше, чем жить «с утеснением».
Ни минуты не думая, Анна села с письмом Бетси к столу и, не читая, приписала внизу: «Мне необходимо вас видеть. Приезжайте к
саду Вреде. Я
буду там
в 6 часов». Она запечатала, и Бетси, вернувшись, при ней отдала письмо.
— Да вот я вам скажу, — продолжал помещик. — Сосед купец
был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по
саду. «Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у вас
в порядке идет, но садик
в забросе». А он у меня
в порядке. «На мой разум, я бы эту липу срубил. Только
в сок надо. Ведь их тысяча лип, из каждой два хороших лубка выйдет. А нынче лубок
в цене, и струбов бы липовеньких нарубил».